Горсть песка-12 - Валерий Белоусов

Так что уж одеть одну- единственную стрелковую бригаду…было вполне по силам.

И вот теперь добровольцы — крепкие мужики, лет далеко за сорок, прошедшие и Крым и Рим (я знаю- «крым и рым», но эти и Рим тоже прошли..), повоевавшие в Иностранном легионе в проклятых песках Сахары и джунглях Индокитая, в туземных войсках в сельве Парагвая и в добровольческих бригадах в горах Испании…

Они идут. Не спрашивая, куда и зачем. Дело- солдатское…

Только — взмывает над строем белоснежными крылами строевая песня:

Слышали деды — война началася,Бросай своё дело, в поход собирайся.Мы смело в бой пойдём за Русь святую,И, как один, прольём кровь молодую.Рвутся снаряды, трещат пулемёты,Скоро покончим с врагами расчёты.Мы смело в бой пойдём за Русь святую,И, как один, прольём кровь молодую.Вот показались немецкие цепи,С ними мы будем драться до смерти.Мы смело в бой пойдём за Русь святую,И, как один, прольём кровь молодую.Вечная память павшим героям,Честь отдадим им воинским строем.Мы смело в бой пойдём за Русь святую,И, как один, прольём кровь молодую.Русь наводнили чуждые силы,Честь опозорена, храм осквернили.Мы смело в бой пойдём за Русь святую,И, как один, прольём кровь молодую.От силы несметной сквозь лихолетьяЧесть отстояли юнкера и кадеты.Мы смело в бой пойдём за Русь святую,И, как один, прольём кровь молодую.

Выхватив из колонны седовласого джентльмена самого академического вида — совсем уж за пятьдесят — его мучает вопросами Александр Верт:»

«Скажите, как Вас зовут?»

«Моя фамилия Кисловский… профессор Кисловский…»- стеснительно улыбаясь, отвечает пожилой солдат.

«Вас что — ПРИЗВАЛИ?»

«Да что Вы…я к строевой не годен…я в Бригаду из Московских ополченцев перешёл»

«А Вы по происхождению…»

«Да. Потомственный дворянин. И предваряя Ваш вопрос- к Соввласти всегда относился…м-д-ээ… иронически. Но… Для русского человека вполне естественно защищать Москву… Не правда ли? Тем более — что я хорошо стреляю, и мне нравится военная дисциплина.»

«А скажите… всё-таки — извините, но Вы- не молоды? Вам не было трудно?»

«Трудно мне было только… — он замялся, а затем признался: — На политинформации!» — И рассмеялся раскатистым добрым смехом.

«Но, слава Богу- здесь политинформации не в чести…как-то, знаете ли, обходимся…Извините, однако, мне пора»- и профессор Кисловский, резко, по-гвардейски, отдав честь, побежал догонять уходящую роту, неуклюже загребая носками сапог стылую землю…

А Верт долго, с болью в душе, смотрел в его старательно прямую, но по — стариковски худую спину, обтянутую серой шинелью, пока она не скрылась среди таких же серых шинелей…каплей канув в океан народной войны…

В одном из задних рядов командир отделения Мышлаевский обратился к рядовому Клюге фон Клюгенау: «Как ты думаешь, Коля, куда это нас так гонят стремительным домкратом?»

Рядовой Клюге фон Клюгенау: «Никогда не понимал твоих технологических шуточек… вот как пошло у тебя с Киевского Политеха, так и по сей день остановиться не можешь. Домкра-а-том…мы люди тёмные, в гимназиях не обучались.»

Действительно, потомок остзейских баронов в гимназии не обучался — а воспитывался в Пажеском корпусе…

«Нет, Коля, ты давай не финти… ты же у нас немец (ой, прости…эстляндец? ой, тоже нет?…ну, уроженец Второй линии Васькиного острова…подойдёт?) то есть человек европейский, специально военному делу обученный… как твоё просвещенное на сей предмет мнение? Такое же, как моё?»

«Да что ты, Виктуар…конечно, нет! Всё гораздо хуже…

Вот ты, Виктор Викторович, в войне Чако не участвовал? Ага…значит, голожопых чингачгуков с томми-ганами в грязных лапах не видывал…ну, не много и потерял. Ничем не лучше ревматросни под «Балтийским квасом» (для взыскательного читателя- спирт — сырец на кокаине- прим. переводчика). Вот тоже, нажуются листьев коки, текилой это дело отполируют… Вылитый товарисч Железняк! Разве что без тельняшки…

Зуб у меня болит, вот что…

Скверная примета, друг мой… Как заболит — обязательно какая-нибудь жопа приключится: то марсельские апаши на наших…гм-гм… пансионерок наедут, то ажаны внеплановую облаву запендюрят, а то хозяйка, мадам Жужу, опять домогаться начнёт… ну, ты её видывал… бородавка у неё на подбородке…волосатая…а сама жирная…жирная…тьфу, прости Господи…

Да, так я про что?

Ах, про жопу…Всё у тебя, Витенька, к этому предмету сводится… ты у нас случайно…нет? Хорошо. А то я уж подумал, что — «Прикрой меня сзади!» — в бою тебе лучше не кричать…

Да. Чёрт, сапог новый, жмёт, зараза…А в Парагвае у нас ботинки были, с обмотками…

Ты в Асуньоне никогда не бывал? Столица это туземная…так себе городишко, вроде Мелитополя…

Вот только улицы там такие: Команданте Беляев, Команданте Саласкин, Команданте Канонников, Офисьеро Серебряков. А главной улицей Асунсьона значится улица России.

И не удивительно… наших в парагвайской армии было три с лишним тысячи…практически весь офицерский состав, особенно в артиллерии…Генерал Беляев у нас Генштабом руководил…

В 1932-ом Боливия решила Парагвай откоммуниздить… Там, у парагвайцев, в области Чако — нефть нашли… Разумеется, то, что нефть у маленькой и бедной страны- несправедливо и незаконно…Боливийцы пригласили командующим генерал-майора Ганса Кундта, который всю Великую войну на Восточном фронте воевал, тот — призвал из Фатерлянда пруссаков- генштабистов…короче, «die erste Kolonne marschiert»…

И пришёл бы Парагваю — полный кирдык, потому что Бог на стороне больших батальонов… а боливийская армия была не только в три раза больше, но и имела танки, самолёты, артиллерию… а мы могли им противопоставить только нашу храбрость и нашу честь…

И вот у одного форта- тормознули мы боливийскую колонну двумя батальонами… Серебряков нами командовал, штабс-капитан… и вот также у меня зуб болел…а Серебряков посмотрел в блистающее великолепной лазурью бездонное небо — и так мечтательно произнёс —?Que d?a magn?fico para nuestra muerte!

Форт мы удержали. А боливийцам устроили маленькие Канны — впрочем, по их масштабам — 60 тысяч убитых и 20 тысяч пленных- это почитай и была вся их армия… а то поле перед фортом Серебрякова назвали Un San Сampo!

Потому как из двух батальонов в живых осталась только горсточка…И Серебряков, как он сказал- «этот прекрасный день для нашей смерти»- не пережил…

Боже ты мой, как же у меня зуб-то болит…

Витя, ежели я нынче ласты склею — пусть меня наш поп не смеет отпевать! Я на него злой, он в карты на руку не чист. И вообще — я лютеранин!»

Мышлаевский, как бы про себя: «Запомнить — наша баронесса лютеранка!»

В голове колонны оптимизма тоже было — хоть отбавляй…

Командир первого «дроздовского» батальона Туркул: «Антон Иванович, Вы хотя бы — меня — можете ориентировать?»

Деникин: «Антон Васильевич, Вам это надо? Ну, извольте…Ориентирую.

Север сегодня будет там, где солнце заходит…Для единообразия!

Коротко. Немцы прорвались на южном фланге фронта. Идут бои за Белыничи, но ясно, что немцев не удержишь. Прорываются они вдоль реки Друть на Талочин, чтобы перерезать Смоленскую дорогу и коммуникации 13-й армии, стоящей у Борисова.

Бригаде нужно занять оборону дороги Круглое-Шклов на левом берегу реки Друть, идущей с запада на восток.

Далее, закрепиться на дороге Талочин-Могилёв, что идет с севера на юг через Круглое, прикрыть станцию Талочин с юга.

Ну, в целом и всё…»

Туркул: «Каковы силы противника?»

Деникин: «Вторая танковая группа..»

Туркул: «Ё-е-е… и всё на наш редут.»

Деникин: «Вот и я про тоже…Вам, голубчик, обязательно было себя расстраивать? Что, в конце — концов, за мазохизм…Вот сразу видно, что Вы, при всём моём к Вам уважении, как были «пиджаком», так им и остались… «Кадровый» бы- спокойно ожидал, пока ему доведут обстановку в части, его касающейся… и ни о чём бы не беспокоился! Вот так и Вы впредь поступайте. Оставьте привилегию болеть душой мне, старику…»

Туркул: «А отказаться, значит, нельзя было…»

Деникин: «Да ведь, голубчик, по нам будут судить о всей Русской Добровольческой Армии… ежели отступим…не сдюжим… мы не только Западный фронт погубим- мы погубим само имя Русского Офицерства…»

Туркул: «Да за своих «дроздов» я спокоен…в Бригаду вот только насовали краснопузые всякого… добра…одна слава- что бывший офицер… а поговоришь- с ним, сопли жуёт, мол у красных был, по мобилизации, к добровольцам перейти хотел, но всё не решался…Семья, видите ли, у него…а у нас, что, семей не было? Вот от этих можно «гафов» ждать…»