Новый Мир ( № 7 2009) - Новый Мир Новый Мир

“Если государственная политика будет рассматривать русскую литературу как важную часть державного устроения, тогда сознание людей будет меняться не в низшую, а в высшую сторону”.

“Конечно, ничего в уникальной сущности России не пропало, просто искусственно отодвинуто в тень. И также может быть выдвинуто при определенной политической воле”.

Мария Степанова. Небо Гоголя. — “Книжный квартал”. Ежеквартальное приложение к журналу “Коммерсантъ/ Weekend ”. Выпуск пятый, 2009. (“ Weekend ”, 2009, № 13, 10 апреля) < http://www.kommersant.ru/weekend.aspx >.

“<...> если отделять поэзию от прозы не по набору формальных критериев, но по роду задач, получится, что и гоголевская проза — проза только по имени. Функция у нее сходная с поэтической: это работа поводыря, проводника, помощника в походе по чужим и небезопасным краям. Ее дело — обживание, упорядочение, а иногда и переустройство чужого коллективного опыта. Она отпугивает призраков или хотя бы помогает нам признать в них старых знакомых. Она стоит у колыбели с огнем — и место действия становится видимо далеко во все концы света . Но что это за место, жители которого нуждаются в проводнике до такой степени, что им надо разъяснять простейшие обстоятельства топографии? Русский золотой век возник как бы сам собой, без разбега, без родной архаики, без семейных архетипов и символов. У цивилизации Запада есть общая детская, закрытое внутреннее пространство, куда не заглядывает новая история. Это — семейный альбом, родная античность, которая до сих пор верой и правдой служит людям в качестве универсального языка. Для России такой античностью стал Гоголь; другой у нас, кажется, и не было”.

Борис Стругацкий. “Слишком мало простого понятного чуда”. Беседу вел Василий Владимирский. — “Русский Newsweek ”, 2009, № 16, 13 — 19 апреля < http://www.runewsweek.ru >.

“Я и раньше с большим скепсисом относился к предикторским способностям и возможностям фантастики, и теперь мнения своего не переменил”.

Сценарий: про что кино? — “Искусство кино”, 2008, № 12 < http://www.kinoart.ru >.

Говорит Александр Кабаков: “Я заранее прошу прощения за свой абсолютный пессимизм. Так же отношусь к перспективам литературы и прочих похожих занятий. <...> Говорить о том, что можно вернуть деньги или заработать их на настоящем кино, мне кажется, бессмысленно, как бессмысленно говорить о том, что можно заработать приличные деньги на настоящей литературе”.

“Я пытался когда-то заработать деньги литературой, и честный редактор мне сказал: „Так, по истории нормально, но написано хорошо. Не пойдет”. Я спрашиваю: „Что, специально надо хуже писать?” — „Не сможешь. Эта способность — от природы””.

“Дефицита историй быть не может. Дефицит архетипических историй сохраняется в драматургии столько времени, сколько она существует. Он никому еще не мешал, потому что всегда будет интересно, как человек решил жениться — и что из этого вышло, как он пошел на войну — и что из этого вышло. Этих мегасюжетов немного. Но есть дефицит мастерства: те, кто сейчас сочиняет для кино, не видят того, что их окружает”.

Виктор Топоров. Может ли кризис благотворно сказаться на поэзии? — “Город 812”, Санкт-Петербург, 19 апреля < http://www.online812.ru >.

“С питерскими [поэтами] все просто: в условиях кризиса Смольный прекратил финансирование всех так или иначе связанных с поэзией проектов. Не то чтобы и раньше это было особо щедрое финансирование: так, на чай и сушки к стихам. Но поэты питерские любят чаевничать, — а вот сушки им теперь придется приобретать за собственный счет. И книги издавать тоже. Так что вопрос стоит ребром: денег хватит или на книги, или на сушки. Интересно, что выберут”.

Традиции Гоголя живут и местами побеждают. Дмитрий Громов и Олег Ладыженский находят следы “химерной прозы” в произведениях современных украинских писателей. Беседу вел Андрей Щербак-Жуков. — “НГ Ex libris”, 2009, № 12, 2 апреля.

Дмитрий Громов и Олег Ладыженский — писатели-фантасты, известные под общим псевдонимом Генри Лайон Олди , живут в Харькове.

Вопрос: “Само слово „фантастика” становится каким-то „неприличным”, не принятым в обществе…” Отвечает Олег Ладыженский: “Не становится, а уже стало.

С 1995 по 2001 год мы, писатели-фантасты, сделали все, что было в наших силах, чтобы фантастика была признана как литература, и к концу этого срока по ней стали писать не только курсовые, но и диссертационные работы. А с 2001 по 2007-й, наоборот, сделали все возможное, чтобы уйти в обратную сторону. Теперь фантастика превратилась из литературы в развлекательную индустрию, а она уже ориентируется не на читателя, а на потребителя. Это разные категории! Читатель способен прилагать усилия для проникновения в текст, потребителю это просто не нужно, он хочет отдохнуть! <...> Действительно, среди молодых фантастов есть мнение, что необходимо сначала написать шесть-семь развлекательных боевичков, а потом можно садиться за серьезную книгу. Однако я не знаю ни одного примера, чтобы кто-то при таком раскладе написал шедевр”.

Мария Фаликман. “Придумал мысль — придумай ей наряд…” Заметки о современной британской поэзии. — “ TextOnly ”, № 28 (2009, № 1) < http://textonly.ru >.

“<...> в Англии вполне естественно выпустить первый сборник в сорок, а то и в пятьдесят лет, как произошло в свое время с Арсением Тарковским и Евгением Рейном. Но если эти поэты к моменту выхода первой книги уже стали признанными мастерами и лишь волею судеб долго пробивались к читателю, то британцы в этом возрасте нередко только начинают писать — и, случается, находят горячий отклик у соотечественников и у собратьев по перу. Яркий пример — У. А. Фанторп, которая сейчас входит в число наиболее заметных фигур в современной британской поэзии. Свой путь к читателю она начала в 49 лет, поработав до этого преподавателем в колледже и администратором в больнице”.

“В результате поверхностного неупорядоченного чтения стихов современных англичан и американцев в Интернете может сложиться впечатление, что рифмованная поэзия на Западе умерла. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что в отношении современной британской поэзии такой вывод в корне неверен: рифмованных стихов здесь предостаточно. <...> Конечно, понятие „рифмы” в современной британской поэзии размылось даже больше, чем в российской: англичанин увидит рифму там, где неискушенный российский читатель будет долго вглядываться и пытаться понять, почему это если не рифма, то хотя бы созвучие”.

Фантастические письма. Диалог о мироустройстве — в письмах писателя Бориса Стругацкого и заключенного Михаила Ходорковского. — “Новая газета”, 2009, № 43, 24 апреля.

Неинтересный разговор. Как будто — не о том.

Константин Фрумкин. Три кризиса художественной литературы. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2009, № 4.

“<...> выступать в качестве катализатора социальных коммуникаций известные литературные произведения могут только тогда, когда их сравнительно немного, то есть существует количественный предел, дальше которого наращивание корпуса известных в данной культуре книг нецелесообразно”.

“<...> в обществе, свободном от централизованно навязываемых пристрастий, эстетическая и социально-коммуникативная функции литературы начинают работать в противофазе . В ситуации предельного „раздробления” критериев качества чем более точно книга соответствует вкусам одного человека, тем с большей вероятностью она не соответствует вкусу другого, а значит, „предельно хорошая” (с чьей-то точки зрения) книга не может послужить источником дополнительных социальных связей ее поклонника с окружающими”.

“<...> культурные продукты, известные большому числу лиц, с высокой вероятностью не входят в число тех продуктов, которые больше всего нравятся каждому из этих лиц. Это противоречие между двумя функциями литературы можно выразить краткой формулой: то, что нравится — неизвестно, а то, что известно — не нравится ”.

Следом напечатано послесловие Александра Мелихова , который среди прочего говорит: “Преодоление ужаса ничтожности — вот главная функция литературы.

А потребность его преодоления — ее вечная почва. <...> Словом, главная ценность писателя не в наличии каких-то особых знаний, а в наличии обнадеживающего, утешительного, лестного для его читателей мироощущения, без которого любое литературное мастерство способно заинтересовать лишь очень узкую группу эстетов. Мастерство не самоценность, мастерство — это средство сделать утешение убедительным.