Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
26 декабря, в семь двадцать Вечера, по Центральному телевидению состоялась премьера нового телефильма — «Здравствуйте, я ваша тетя!». Не думаю, что ошибусь, если скажу, что многомиллионная армия телезрителей, собравшаяся в тот час перед голубыми экранами, смеялась, что называется, до упаду. Я сам хохотал над приключениями нищего бродяги, волею обстоятельств вынужденного выдавать себя за тетушку из Бразилии, где в лесах много-много диких обезьян, так сильно, что буквально мешал своим домашним следить за ходом событий на экране. А уже на следующий день все мальчишки и девчонки нашего двора щеголяли друг перед другом крылатыми выражениями из этого фильма: «Я тебя поцелую… Потом… Если ты захочешь», «они как прыгнут», «мало ли в Бразилии донов педров» и др. Кстати, в этом мы были не одиноки. Вспоминает режиссер фильма В. Титов:
«Впервые я услышал в народе цитату из фильма буквально после первого ее показа по телевидению. На переднюю площадку троллейбуса поднялась стайка девчонок, а в следующую дверь вошел контролер, спросил у них билет, тогда одна из них ответила: «Билет у Дона Педро, а я — тетушка из Бразилии, где в лесах очень много диких обезьян…». Из уст в уста передавалась эта фраза — и троллейбус заходил ходуном от смеха. И только тут я понял, что картину посмотрели все, кроме контролера. Это была первая хорошая рецензия на фильм…».
В эти же дни английский продюсер Стенли Лауден вновь приехал в Москву. На этот раз целью его визита было заключение новых контрактов с Госконцертом на будущий год. Однако посещение здания на Неглинной обернулось для продюсера не только этим. После встречи с гендиректором Госконцерта его пригласили в кабинет другого начальника — Игоря Игоревича. И тот протянул гостю анонимное письмо, пришедшее несколько дней назад в Госконцерт. В нем некий доброжелатель предостерегал власти от контактов с Лауденом. Как писал аноним: «Лауден связан с Борисом Буряцей, который организовал группу валютных дельцов по обмену рублей на валюту по курсу «черного рынка». Кроме этого, Буряца спекулирует драгоценными камнями, а Лауден выступает как его курьер и открывает для Буряцы счета в иностранных банках».
В первые секунды после чтения этого документа Лауден сидел как пришибленный. Но затем он взял себя в руки и стал начисто отметать все обвинения, выдвинутые против него. «Я приезжаю в Советский Союз исключительно для участия в культурных обменах, — говорил он. — И не имею никакого отношения к тем махинациям, о которых говорится в этом письме. Да, я знаю Бориса Буряцу, но общаюсь с ним исключительно бескорыстно. Никаких банковских счетов я для него не открывал».
Как ни странно, но Игорь Игоревич не стал разубеждать собеседника. Более того, он сказал, что тоже не верит в причастность продюсера к махинациям Буряцы и не собирается давать ход этому письму. Короче, расстались они вполне дружелюбно. Всю дорогу до гостиницы Лауден клял на чем свет стоит Бориса и Галину Брежневу и зарекся никогда больше не иметь с ними дела. Но его решимости хватило не надолго. В вестибюле гостиницы он нос к носу столкнулся с Буряцей, и тот без лишних усилий уговорил его отправиться к нему обедать. А там их уже поджидала Галина Брежнева. Она была в прекрасном расположении духа и во время застолья вручила для жены Лаудена очередной подарок — небольшой бриллиант в строгой отделке. Во время их разговора Буряцы за столом не было — он удалился в соседнюю комнату со своей молодой экономкой. Когда Лауден поинтересовался, почему его нет так долго, Галина невозмутимо произнесла: «Он забавляется с этой молодухой». И, увидев изумленные глаза англичанина, пояснила: «Я не возражаю и воспринимаю это как разминку перед настоящей игрой». «Ну и нравы в этом тандеме», — подумал про себя продюсер.
А в Саратове вступила в завершающую стадию операция по ликвидации банды грабителей сберкасс. Как мы помним, на след преступников сыщикам удалось выйти после того, как внедренный в преступную среду секретный агент Муравьев назвал имя возможного главаря шайки — Юрия Чуркина. Чтобы проверить верность этого донесения, в ближайшее окружение главаря был внедрен еще один агент — женщина под псевдонимом Жукова. Дама оказалась чрезвычайно работоспособной: пользуясь своими чарами, она меньше чем за две недели сумела выведать, что у Чуркина имеется в наличии револьвер, похищенный в одной из сберкасс еще в сентябре. Этой информации оказалось достаточно, чтобы в штабе по раскрытию преступлений, совершенных «сберкассниками», приняли решение брать Чуркина с поличным.
Субботним утром 27 декабря Чуркин успел только проснуться и позавтракать, как внезапно в дверь позвонили. На вопрос «Кто там?» последовал ответ, что пришли из жэка поговорить насчет перерасчета квартплаты. Чуркин поверил, открыл дверь и тут же оказался повергнут на пол ворвавшимися в прихожую людьми в штатском. На его руках защелкнулись наручники. Чуркин поначалу пытался качать права, но быстро был поставлен на место найденными в его квартире убийственными вещдоками: револьвером системы «наган» с семью патронами, а также дрелью и сверлами, которыми он высверливал замки в сейфах сберкасс. Понимая, что запираться бесполезно, Чуркин стал давать чистосердечные показания и назвал еще одного своего подельника — Маркелова. Однако когда сыщики нагрянули к тому домой, тот уже успел скрыться.
Александр Митта продолжает съемки фильма «Сказ про то…». В те дни работа шла в павильонах «Мосфильма»: снимались эпизоды в декорациях «изба Ибрагима», «дом Ртищева». Но, как мы помним, ряд актеров снимается из-под палки: Высоцкий, Золотухин, успевшие за это время разувериться как в режиссере, так и в снимаемом им материале. 27 декабря Золотухин записал в своем дневнике следующие строки:
«У Митты снимаюсь без радости. И еще эта Марина (жена режиссера. — Ф. Р.) такое письмо написала: «Кроме наплевательского отношения к картине, мы от вас ничего не видели». От Сашки этот ветер дует, что ли? Он головастик, все от ума, от знаний, а не от полета…».
Кстати, спустя два дня съемки фильма прервутся — Митта возьмет больничный и объявится на съемочной площадке уже в начале следующего года.
Тогда же две столичные хоккейные команды — ЦСКА и «Крылья Советов» — отправились в Канаду, чтобы помериться силами с тамошними сильнейшими профессиональными клубами. Это была новая суперсерия, только теперь на уровне клубных команд (ЦСКА был усилен несколькими лучшими игроками из столичного «Динамо», «Крылышки» — из «Спартака»). Первый пункт назначения наших клубов Монреаль, где они должны были провести первые тренировки. Как вспоминает В. Третьяк: «В Монреале мы вначале почувствовали себя, очень неуютно. Во-первых, было страшно холодно. Мороз стоял просто убийственный. Разница во времени сказывалась очень остро. Все тело ломало. Постоянно хотелось спать. И почему-то всех одолевала мучительная жажда. Видимо, виной тому была непривычная для нас пища. Все красиво, аппетитно, но безвкусно или с каким-то непривычным привкусом. Даже картошка, и та казалась странной.
Поселили нас в отеле «Элизабет». Как и раньше, команду дружно осадили канадские журналисты — их вопросам не было конца…
Хозяева устроили прием в монреальском «Форуме» для ЦСКА и «Крыльев Советов». Оттуда мы сразу направились на тренировку, и все игроки «Монреаля канадиенс» потянулись за нами — смотреть. Ничего похожего на прошлые серии: «профи» внимательно наблюдали за каждым советским спортсменом, что-то записывали, на лицах — смесь уважения и восторга. Я опять не мог не вспомнить сентябрьские дни 1972 года — сколько спеси, высокомерия и презрения демонстрировали нам тогда и игроки, и руководители НХЛ! Куда все это подевалось?..».
Но вернемся обратно на родину. Стенли Лауден продолжает свое пребывание в Москве и в один из тех предновогодних дней он посетил фирму грамзаписи «Мелодия». А цель у него была одна: выбить у руководства фирмы свои кровные деньги за пластинки с записью песен в его исполнении. С недавнего времени «Мелодия» Стала выплачивать гонорары (пусть мизерные, но все-таки гонорары) западным исполнителям («Роллинг Стоунз», «Битлз» и др.), однако имени Лаудена в этом списке не было — ему не заплатили ни пенни за записи, которые выходили в Советском Союзе в 70-е годы.
На «Мелодии» Лаудена встретили аж шесть тамошних высших чиновников во главе с директором фирмы Пахомовым. Несмотря на их суровые лица, продюсер был почему-то уверен, что ему удастся победить в этом споре. И главным козырем в своих планах он предполагал использовать гибкую пластинку с записью песен в его исполнении, на которой не было указано имя певца. Но он ошибся. Едва в ходе разговора всплыл этот миньон, как Пахомов заявил:
— Эта пластинка выпущена в пропагандистских целях. Артисты, музыканты, композиторы участвуют в их записи безгонорарно.