Зумана - Е. Кочешкова

Вот оно, высокое кресло короля… массивный стол, заваленный бумагами… и трубка здесь же… а доска для престолов совсем куда-то задвинута… Зато винные бутылки почему-то стоят не убранные — две, четыре, семь… Да и пыли слишком много… Как будто король давно никому не позволял наводить порядок в своем кабинете.

Шут вздохнул и подошел к камину, огонь в котором едва тлел. Нет, это совершенно точно — слуги сюда ходить перестали… Он подбросил поленьев в очаг и раздул приникшее пламя. Когда дерево занялось, протянул руки к огню и несколько минут стоял, прикрыв глаза — впитывал чудесное живительное тепло.

Потом он перебрал Рульдовы бутылки и нашел одну из них на треть полной. Шут сделал большой глоток, потом еще один. Внутри тоже стало тепло. Он опустился в свое любимое кресло и, вытянув ноги к огню, прикрыл глаза.

Наверняка задремал.

Потому что не заметил, как дверь открылась, испуганно встрепенулся лишь, когда услышал тяжелый вздох и глухой металлический стук. Шут распахнул ресницы и уставился на короля, который только что снял и бросил на стол корону.

А в следующий миг Руальд заметил своего гостя.

— Боги… — лицо его дернулось, искаженное странной гримасой. — Так это правда… — он в изумлении, как будто даже недоверии качнул головой. — Или морок…

— Это я, Руальд! — воскликнул Шут. Он вскочил из кресла и метнулся к королю. И замер перед ним, не решаясь ни обнять, ни упасть перед другом на колени. — Это правда я!

— Пат… — лицо у Руальда стало совсем уж странное. И Шут внезапно понял, что тот едва сдерживает слезы… Его губы кривились, точно король хотел улыбнуться и не мог, а брови изогнулись дрожа. — Пат… — внезапно Руальд сгреб Шута в объятия и так крепко прижал к своей широкой груди, что у того застыло дыхание. И даже ребра скрипнули. — Мой Патрик… мой маленький шут… — он наконец отстранился чуть и взглянул на Шута, блестя слезами в глазах: — Значит, слухи не врали!..

Шут тоже во все глаза смотрел на своего короля.

Плохо.

Все было очень-очень плохо с Руальдом.

Слухи не врали… Равно, как и сны.

Его Величество был именно таким, каким Шут встречал его в своих видениях — осунувшимся, худым и… совершенно погасшим.

И обнимал он Шута одной рукой. Вторая почти безвольно висела вдоль тела.

— Руальд… Мне так много нужно тебе сказать… Прости… прости меня! Я шел так долго…

«Слишком долго», — подумал он, но не произнес этого вслух, только уткнулся лицом в глухой черный камзол короля и сжал зубы, чтобы не выдать жалости, которую Руальд никогда не терпел.

— Пат… — король вдруг взлохматил ему волосы и негромко рассмеялся. — А ты подрос немного… Надо же! Или это я совсем ссутулился? Эх, точно, это я, старый хрыч, решил с тобой сравняться…

— Демоны рогатые! Ну, разве ты старый?! — возмущенно воскликнул Шут. — Руальд! Опомнись! Тебе даже тридцать не скоро стукнет!

— Э-э, брат… чувствую я себя на все сто… — Руальд улыбнулся, хотя за улыбкой этой осталось столько печали, сколько и было. — Но как же я рад, Патрик! Как же я рад… — глаза короля были полны такой искренней, такой безграничной любви, что Шут едва не задохнулся от стыда… — Кроме тебя никого у меня не осталось…

«Боги… Руальд, ну что ты говоришь… Я ведь предал тебя… предал…»

— А что… что с твоей рукой? — Шут не мог смотреть в лицо королю. Стоял, закусив губу, боясь услышать правду. И Руальд не замедлил ее сказать.

— Сохнет. Жилы плохо срослись. Не махать мне больше мечом, Пат… Да и охотник из твоего короля теперь совсем никудышный.

— О нет… нет! — Шут отчаянно рванул камзол на Его Величестве. — Снимай! Ну же! — он дернул так, что пуговицы сами повылетали из петель. Или вовсе с треском оторвались.

— Патрик, ты чего? — Руальд не понимал. Застыл в недоумении. А Шут стащил с него камзол, потом задрал до подмышки рукав белоснежной некогда, а теперь пожелтевшей от пота и грязи рубахи.

— Сядь, — волнуясь, сказал он. — Пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем, просто сядь на пол, — король послушно опустился на богатый ковер, сплошь покрытый табачной крошкой и белесым пеплом от камина. — Лучше закрой глаза. Мне так будет легче. Не смотри на меня, ладно? — дождавшись удивленного кивка, Шут положил горячие, просто полыхающие ладони на уродливый кривой шрам, заметно стянувший и кожу и плоть. Сила наполнила его пальцы и хлынула безудержным потоком в это измученное, изуродованное тело.

«Мой король… Прости, прости меня…»

Шут думал об огне, смотрел на языки пламени и чувствовал, как мощь этой стихии наполняет его тело, чтобы излиться из ладоней. Чтобы расправить, наполнить жизнью, выправить все изувеченное. Чтобы вернуть прежнюю силу. Чтобы возродить прежний дух.

Когда в глазах начали вспыхивать цветные созвездия, Шут понял — надо заканчивать. Он уже почти не ощущал своих ладоней, зато Руальдово плечо заметно изменилось. Оно больше не выглядело таким увечным и страшным… Пальцы Шута соскользнули прочь, а сам он почел за лучшее свалиться на ковер подле короля и закрыть глаза…

— Пат… — голос короля донесся откуда-то очень издалека. — Патрик? Что… что ты сделал?

— Мм… — Шут приподнял одно веко и улыбнулся другу. — Да так… — сквозь пляшущие в глазах искры он увидел, как Руальд медленно встал и осторожно повел рукой: сначала просто приподнял и опустил, потом со всей силы сжал кулак, покрутил им и наконец размахнулся во все плечо, будто вновь стиснул рукоять своего тяжелого фамильного меча. — Ты… ты… — у короля не было слов, чтобы выразить свое изумление. Поэтому он просто рухнул перед Шутом на колени и снова схватил его в свои медвежьи объятия. — Кто научил тебя этому? Как?

Шут тихонько рассмеялся, одними глазами.

— Я познакомлю вас… Обязательно… Только не тряси меня так, я сломаюсь, — он показал королю язык и устало привалился к его плечу.

12

— Ах ты… вино кончилось! Подожди, я сейчас велю подать! — Руальд метался по всему кабинету, хватаясь за каждый предмет, просто чтобы заново ощутить, как послушна стала ему рука.

— Не… — тихонько рассмеялся Шут из своего кресла, в котором мужественно боролся со сном. — Не надо. Это плохо кончится. Я и так уже хлебнул немного…

— Почему? — король воззрился на него в удивлении. — С каких пор ты не жалуешь славное ферестрийское?

— С тех самых, когда нагрубил тебе в подземелье Брингалина… Помнишь? Ну вот… То… что я делал сейчас и вино — вещи плохо совместимые, — Шут не стал поминать магию. Как знать, где тут еще слуховые оконца скрываются? Какие слова короля и его гостя могут стать добычей чужих ушей. Подумав об этом, он сразу же стал серьезен. — Руальд… ты до сих пор не спросил ничего… — лицо короля затвердело, Шут коснулся самого больного. — Мне есть, о чем тебе рассказать. Но… не здесь. Давай… давай пойдем в сад.