Проклятие любви - Паулина Гейдж

– Я приказала, чтобы детям накрыли у озера, а потом отвезли на ту сторону реки в зверинец, – сказала Тии. – Надеюсь, ты оценишь, о богиня.

Хайя склонился над ней, предлагая сладости, но Тейе покачала головой.

– Ты счастлива здесь, Тии? Если бы я побилась об заклад, останешься ты здесь или нет, то могла бы потерять много золота. Сдается мне, Ахмин больше не прельщает тебя.

Тии колебалась.

– Я здесь даже не работаю, – сказала она. – Здесь прекраснее, чем в раю. Стоит мне чего-нибудь захотеть, как Эйе уже кладет это к моим ногам. Но мое сердце в Ахмине. Я здесь ради мужа. Я нужна ему.

Его нужда в тебе, должно быть, очень велика, – подумала Тейе, отмечая мягкость кожи и чистоту рук; раньше, когда Тии работала, они всегда были огрубевшими, обожженными, испачканными. Из прозрачных глаз Тии, глаз ювелира, казалось, исчез тот неясный огонь вдохновения, что прежде горел в их глубине.

– Это счастье, когда ты так нужна, – заметила Тейе более едко, чем хотела, вдруг почувствовав себя одинокой, но Тии мягко ответила:

– Ни один мужчина никогда не нуждался во мне так, как сейчас в тебе нуждается Египет, императрица. Помоги Эйе, дорогая. Ахетатон – это мираж, видение, вызванное к жизни злыми духами тлена, для того чтобы уничтожить нас.

Потрясенная, Тейе посмотрела в глаза жене брата. Так многое изменилось, пока я бродила по Малкатте, мечтая удалиться на покой в Джаруху, – подумала она. – Мутноджимет, Хоремхеб и теперь эта женщина, которую я считала неспособной осмыслить что бы то ни было, разве что пылающее сердце драгоценных камней, которым она поклоняется.

– Я сама составлю свое мнение, – сказала она, с трудом уняв дрожь в голосе. – Теперь скажи мне, какой урожай ожидается в Ахмине в этом году. Должно быть, некоторые лозы очень старые и не могут больше плодоносить.

Тии просияла, и они оживленно заговорили на излюбленную тему. Когда Тейе осознала, сколько прошло времени, оказалось, что пора мыться и одеваться, оранжевое солнце уже зависло над западными холмами.

Торжественная семейная трапеза по случаю приезда Тейе была устроена в обнесенном стеной саду напротив озера. Она устроилась в кресле на траве, и Хайя преподнес ей чашу с вином. Спустился сумрак. Она сидела, удовлетворенно вдыхая аромат вина, глядя, как снуют принаряженные слуги. Было новолуние, и луна тонким полумесяцем висела в темно-голубом небе; ее слабое сияние было почти незаметно в свете факелов, укрепленных на стене, и тех, что держали неподвижно стоящие под деревьями факельщики. Повсюду были расставлены цветы. В дальнем конце сада виднелись силуэты музыкантов Эйе, которые настраивали свои лютни, переговариваясь и тихо посмеиваясь. Было довольно прохладно, и Тейе надела шерстяной плащ поверх простого гофрированного платья, которое легкими складками лежало на коленях и спадало на траву. Порывистый ветерок поднимал с плеч волны ее золотисто-каштановых волос, в которых поселилась седина, и ласково обдувал лоб. Пока наложницы Эйе подходили одна за другой, опускались на колени и целовали ее выкрашенные хной ступни, чтобы потом учтиво занять свои места в стороне от членов семьи, она наблюдала за Сменхарой и Бекетатон. В пути Сменхара быстро вернулся к кипучему отрочеству, он плавал, бегал, ликуя и беззаботно смеясь надо всем, но сегодня сознание того, что Мериатон – где-то близко, за рекой, придавало ему серьезности. Он сидел на траве, скрестив ноги, свободно положив руки на колени, и рассеянно следил за суетой слуг. Хотя в свои тринадцать он официально еще не считался мужчиной, недавно он срезал свой детский локон, и теперь его гладко обритую голову стягивала красная лента. Тейе задержала на нем взгляд. Без парика и шлема, изменявших решительные черты его лица, он более чем когда-либо походил на своего отца. Бекетатон гладила одного из бабуинов Эйе, а смотритель удерживал того на поводке. Уверенный звонкий голосок девочки разносился по всему саду. Довольная, Тейе заметила, какое ладное у нее тело в ее десять лет, как она привлекательна в том возрасте, когда девочки делаются нескладными, как аисты. Тейе потягивала вино, наслаждаясь прекрасным вечером. Из кухни на задней стороне дома стали доноситься соблазнительные ароматы, и музыканты уже заиграли, то и дело переходя от одной мелодии к другой.

Она заметила движение огней на переднем дворе, а потом по траве зашагал сам Эйе, его лицо сияло. Он горячо поцеловал ее ноги, и она растаяла в его объятиях.

– Ах, Эйе, я так по тебе скучала! Сколько раз я тосковала по твоей улыбке! Кажется, будто мы не виделись целую вечность. Дай посмотреть на тебя.

Повинуясь, он с добродушным видом отступил. Эйе постарел на целую жизнь с тех пор, как они виделись в последний раз. Его всегда массивное тело теперь совсем раздобрело. Лицо обрюзгло, сделалось дряблым, появился двойной подбородок. Нездоровые темные мешки скрадывали глаза.

Заметив ее удивление, он печально улыбнулся.

– Знаю, дорогая императрица, – сказал он. – На упражнения больше нет времени. Мой слуга накладывает краску и причитает про себя, но старость не скроешь.

– Ты здоров? – спросила она встревожено, когда он со вздохом опустился рядом с ней.

– Совершенно здоров, хотя все время чувствую усталость. Врачеватель прописал мне очищение голоданием два раза в месяц вместо одного, и, сдается мне, это помогает. – Она видела, что он быстро смерил ее смеющимся взглядом. – Ты тоже постарела.

– Знаю. Порой я готова возненавидеть свое отражение. Тутанхатон отнял у меня остатки молодости. – Она говорила без горечи.

– Но мне нравится то, что говорит о тебе прежней, – мягко сказал он. – Плоть сдает, но дух неизменен. Неужели этот юноша, так задумчиво обрывающий цветы на моей лужайке, и есть Сменхара? Он уже почти мужчина, Тейе.

Тейе видела, что лицо брата при взгляде на племянника приобрело знакомое ей сонное выражение, понимала, что сейчас он взвешивает Сменхару на династических весах.

– Наш будущий Гор? – без нажима произнесла она.

– Да даруют нам боги свою милость, чтобы было так.

– Все так плохо?

– Хуже, чем ты можешь себе вообразить. Будь готова к изменениям, произошедшим в твоем сыне. Когда мы впервые приехали сюда, я был преисполнен надежды. Казалось, Эхнатон сделался более вменяемым, чем когда-либо прежде, едва остались позади нездоровые воспоминания о Малкатте. Но это длилось недолго. Вместе с воспоминаниями он оставил позади все сдерживающие начала. По сути, я не смог сегодня поприветствовать тебя раньше из-за его очередного неосторожного поступка. На рассвете прибыл Азиру.

– Что?

– Он, наконец, решил ответить на призыв фараона, хотя ради блага Египта я желал бы, чтобы он не подчинился приказу. Я провел весь день с ним, фараоном и Туту, пытаясь смягчить и сгладить впечатление, которое произвел на него Эхнатон. Боюсь, он покинет Египет, посмеиваясь втихомолку, развеяв последние опасения. Благодарение Амону, ты приехала! Но давай сегодня не будем говорить о государственных делах. – Ему стоило немалых усилий успокоиться. – Хоремхеб тоже здесь. Я смотрю, Мутноджимет сегодня принарядила своих карликов. Будем есть, пить и делать глупости, кто нам запретит?