Его называли Иваном Ивановичем - Вольфганг Нейгауз

Пробежав некоторое расстояние, разведчики остановились.

- Чего остановились? Вперед! - крикнул Рыбаков.

Но его заместитель покачал головой:

- Там конники, эсэсовцы.

- Может, ты еще скажешь, что и танки там есть? - удивился Петр.

- Конники, вон оттуда, - повторил боец.

Разведчики понимали, что свободной остается лишь небольшая брешь и она будет сокращаться по мере подхода преследователей. Партизаны ждали, что скажет Рыбаков.

Петр посмотрел сначала на Шменкеля, потом на разведчиков.

- Задания нам сегодня не выполнить. Сейчас самое важное - сохранить жизнь нашему товарищу. Приказываю: двоим остаться здесь и огнем отвлекать на себя внимание. Учтите, что эсэсовцы нас пока не видят. Огонь по ним открывать только в крайнем случае.

От группы отделились два партизана и тотчас залегли за кустами. Остальные молча двинулись за Рыбаковым. Петр шел тем же путем, которым они добирались сюда. Несколько минут было совсем тихо. Не верилось, что в лесу где-то рядом противник. Шменкель шел посреди цепочки, стараясь не думать о тех двоих, что остались в засаде, чтобы прикрывать отходящих огнем.

Пройдя метров триста, разведчики остановились. Здесь Рыбаков оставил еще двоих. Шменкель и Рыбаков остались одни.

Они выбежали на просеку, в конце которой были навалены деревья. Добежав до них, Фриц и Петр спрятались среди стволов, немного отдышались. Бешено колотилось сердце. Со стороны доносились ружейные выстрелы.

- Ловушка захлопнулась, - прошептал Фриц.

- Мне приказано... оставаться с тобой, - так же тихо ответил Рыбаков. - Если собаки сыты, они не пойдут по нашему следу.

На опушке леса послышались голоса. В отверстие между стволами Шменкель увидел огромную овчарку, которую вел на поводу офицер в зеленой шинели с серебряными погонами. Через секунду офицера окружили другие эсэсовцы. Они, видно, о чем-то совещались. Пес, натягивая поводок, рвался вперед.

Шменкель расстегнул куртку и вытащил из грудного кармана пистолет. Но Рыбаков жестом остановил его. Фриц с удивлением посмотрел на него. Лицо Петра было совершенно спокойно и чуть тронуто улыбкой.

Совсем рядом залаяла овчарка.

- Здесь их нет, - проговорил офицер. - Ищите в кустарнике! Туда, наверное, спрятались! - И он стал взбираться по наваленным деревьям наверх.

Рыбаков мигом распрямился и, схватив офицера за ногу, с силой рванул его вниз.

- Ваня, беги! Беги-и! - крикнул Петр.

Отчаянный крик друга подстегнул Шменкеля, и он, сломя голову, бросился бежать и уже на бегу услышал рычание овчарки, набросившейся на Петра, и выстрелы.

Фриц мчался по лесу, пули свистели рядом, но, к счастью, ни одна не задела его. Бросившись на землю, он пополз от дерева к дереву. Постепенно выстрелы остались где-то позади. Фрицу казалось, что он передвигается слишком медленно. Он встал и снова побежал. Ветви кустарника больно хлестали его по лицу, снег слепил глаза, но Фриц, ничего не чувствуя, все бежал и бежал, пока вдруг не застыл на месте от яркого света, ударившего в глаза: перед ним была опушка, в которую упиралась деревенская улица...

Сильный удар прикладом по голове сбил его с ног. Какие-то люди в форме, лошади, улица с избами и лес - все закружилось перед глазами, и он провалился в бездонную пустоту.

Когда сознание вернулось к нему, он почувствовал, что голова гудит, руки и ноги не повинуются, в горле пересохло. Стиснув зубы, чтобы не застонать, Фриц постарался понять, где он и что с ним. Он был крепко связан и не мог пошевелиться.

До сознания долетали отдельные слова и обрывки фраз: "Он не из этих... Какой дурак... подорвали мост... побежит вдоль железнодорожной линии. А каких девять человек положили... Чего тут сидеть? Бумаги мы все равно не найдем. Один упрямится, слова из него не выбьешь, а другой вряд ли в себя придет... Слушай, дай закурить".

"Значит, я не один попал к ним в лапы!" Эта мысль привела Шменкеля в чувство. Преодолевая страшную боль в голове, он с трудом приоткрыл веки, увидел дверь, карабин, прислоненный к стене, и сапоги на уровне его глаз. Он решил не шевелиться, чтобы не выдать себя. Пусть думают, что он все еще без сознания. Может, тогда его оставят в покое.

Хлопнула входная дверь. Мимо прошли двое.

- Очухался? - спросил один из вошедших визгливым голосом.

- Никак нет. Вид у него, как у мертвеца.

- Вон как! Постарались собачки! А ну пошевели второго, может, захочет поговорить?

На ломаном русском языке второй спросил:

- Ну, теперь ты будешь говорить? Кто твой товарищ? Отвечай! Почему на нем новенькая форма, где он взял немецкий пистолет?

- Я не знаю. Ничего не знаю. Я же вам объяснял, что наша группа совсем новая, - прохрипел пленник.

По голосу Шменкель узнал заместителя Рыбакова.

- Врешь! Тогда зачем ты прикрывал его отход?

Раненого били ногами, но он не вымолвил больше ни единого слова.

- Напрасный труд. Расстрелять его, и дело с концом. Пришлите двух солдат.

- Слушаюсь, гауптшарфюрер!

- И принесите ведро воды.

Хлопнула дверь. Через несколько минут она снова отворилась. Волна холодного морозного воздуха ворвалась в комнату. Вошло несколько человек. Шменкель понял, что сейчас на него будут лить холодную воду, стараясь привести в чувство. Он решил притворяться и дальше.

- Чего ждете? - донесся до Фрица визгливый тенор. - Лейте на него воду! Если не очухается, пустим пулю - и конец.

- Ну что вы, гауптшарфюрер! Зачем расстреливать, если за него назначена неплохая награда!

Кто-то наклонился над Шменкелем. Пахнуло водочным перегаром.

- Вы узнали этого мерзавца?!

- Так точно, гауптшарфюрер. Это тот самый немец, которого разыскивали под Смоленском.

Фриц открыл глаза. Эсэсовец, наклонившись над Фрицем, внимательно разглядывал его. Шменкель никак не мог понять, почему лицо эсэсовца так знакомо ему. Немало таких вот лиц, искаженных ненавистью и злобой, пришлось Фрицу повидать в боях, во время рукопашных схваток или когда фашисты жгли села, убивали женщин и детей. Этот был одним из них. Фриц ненавидел всех их, и страха перед ними не было.

- Это точно Шменкель, - проговорил наконец эсэсовец.

* * *

Сырые стены камеры, табурет, дощатые нары и окошко под потолком. Даже днем в камере темно. Ко всему этому узник уже привык. Вот только воздух здесь был сырой, спертый. Дышалось с трудом. Хотелось увидеть солнечный луч, ветку дерева или какую-нибудь птаху...

Когда ехали в грузовике, Фрица не оставляла мысль о побеге. Несмотря на сильную боль и слабость, он чувствовал, что справится с одним гитлеровцем. Но его охраняли целых три вооруженных гитлеровца. Машина остановилась у длинной грязной стены. За стеной - четырехэтажное здание с толстыми стенами и крошечными окошками, напоминавшее огромную башню.