Воин Сновидений - Ирина Сербжинская

– А текст? Где текст?!

– У тебя на столе лежит!

Криминальный корреспондент протянул продавщице деньги, та разгладила скомканные купюры и проворчала:

– Что же вы, молодой человек, закорючки всякие на денежных знаках рисуете? – Она строго посмотрела на Хамера, потом на загадочный знак, нарисованный красным фломастером. – А с виду – образованный человек! А ну как у меня в банке их не примут?

– Это не я, – отперся криминальный корреспондент, кивая на Сати. – Это вот она. Рисует и рисует, а то и слово нехорошее напишет. Ее хлебом не корми, дай только на деньгах нарисовать что-нибудь!

Продавщица поджала губы и окинула Сати неодобрительным взглядом.

– Оно и видно… народ совсем с ума сошел. То телефон, то адрес, то код от подъезда на купюре напишут… А недавно мужчина прибегал, верните, говорит, деньги срочно, я на них номер рейса записал, которым жена прилетает. Еле нашла, хорошо, хоть деньги сдать не успела.

Сати меж тем продолжала разговор с начальником рекламы:

– Как это – нету? А ты получше посмотри! Порфирия спроси, он, наверное, знает. И он не знает? Гм… под стол загляни, может, там? Ну что значит «откуда»? Оттуда… смахнул на пол нечаянно – и все дела. А я точно помню, что отдавала тебе текст! – заорала она, потеряв терпение. – А ты потерял! Потерял!

Сати выхватила из рук Хамера печенье, засунула в рюкзак, запихала туда же пачку сока, неожиданно нашарила в боковом кармане листок мятой бумаги, вытащила, развернула и поперхнулась.

– Не нашел? Гм… ну не ищи. Да чего тебе искать, трудиться… от работы отвлекаешься, наверное. А я сейчас приду и быстренько найду. Или новый распечатаю. Я-то? Минут через пять буду. Мы тут с Хамером в магазине на бульваре.

Старик, неподвижно сидевший на бульваре на скамейке, вдруг поднялся. Он посмотрел вдоль бульвара, словно принюхивался к чему-то, и глаза его блеснули. Мгновением позже он уже быстро шел по бульвару к реке.

Джулис залез на диван с ногами, устроился поближе к окну, пригрелся на солнышке и незаметно для себя задремал.

Сны ему виделись тревожные, один другого страшнее: то Тильвус, то Мор хотели свести с ним счеты и придумывали самые жуткие наказания. В тот самый момент, когда великий маг уже совсем было собирался произнести ужасное заклятие «огненный шар», сквозняк оглушительно хлопнул дверью, невидимка вздрогнул и проснулся. Тут же пробудились и нехорошие предчувствия и принялись грызть душу, точно оголодавшие гоблины. Джулис осторожно, чтобы не загудели пружины, слез с дивана, на цыпочках подошел к двери и выглянул.

В комнате никого не было.

Джулис стрелой промчался к выходу и, кубарем скатившись на третий этаж, оказался перед белой дверью с табличкой «Компьютерный отдел». Там, как совершенно точно знал Джулис, можно было найти Никиту. Но как туда проникнуть?! Конечно, в собственном мире проходить сквозь закрытую дверь умеют даже шарлатаны, те, что развлекают горожан на площадях… само собой, если вход не охраняют заклятия от незваных гостей. Джулис осмотрел на всякий случай белую, выкрашенную масляной краской дверь – ни одного заклинания. Что за доверчивый народ! Даже чары от воров не накладывают.

Он потоптался на лестничной площадке, размышляя, как быть. Вспомнил несколько выражений, которые почерпнул, общаясь с Адольфычем – надеялся щегольнуть ими, воротясь в Доршату, то-то все удивятся! Вдруг на лестнице послышались неторопливые шаги. Невидимка перегнулся через перила: поднимался молодой толстый парень. Джулиус припомнил, что Сати как-то раз разговаривала с ним, напрягся и вспомнил слово: «художник». На ходу распечатывая упаковку пряников, художник направился к двери. Невидимка на цыпочках двинулся следом и, как только дверь распахнулась, прошмыгнул внутрь.

Никита сидел за столом, уставившись в мерцающий стеклянный ящик.

Джулис знал, что ящик назывался каким-то мудреным словом. Вспоминать не стал – не до того.

Он по привычке огляделся и пошел на цыпочках к Никите. И прямо ему в ухо, шепотом:

– Эй!

Мог бы и во все горло гаркнуть, все равно никто кроме него не услышал бы, уж очень громко у них музыка играет. То есть то, что они музыкой называют. Откуда ж у простолюдинов вкус хороший возьмется, да утонченность, да склонность к музицированию? Неоткуда столь тонким качествам взяться. Вот и слушают что ни попадя.

Но, хоть и сказал шепотом, все равно нехорошо получилось.

Никита подскочил, стукнулся коленом о крышку стола и выкрикнул что-то громкое, энергичное. Кое-что уже от Адольфыча известно было, но некоторые слова оказались совершенно незнакомыми. Одно словечко особенно по душе пришлось, запомнить нужно.

Потом парень коленку потер и процедил сквозь зубы:

– Ты что, сдурел, раб лампы?

Ты им – доброе дело, а они тебя – рабом. Благодарности, видно, не дождешься.

– Зачем сюда приперся? Чего тебе наверху не сидится? Сати уже вернулась?

«Приперся», вот как. Ладно, запомним.

Спросил шепотом:

– А где она? Ушла в сквер? К Тильвусу?

Подумал – хорошо бы, если б она наконец вняла советам и к великому магу отправилась. Но какое там!

– Сквер-шмер… В магазин пошла, с Хамером.

– Давно?

– Минут пятнадцать назад. А что?

Отвечать не стал – не до того. Ух, как тревожно стало, даже мурашки по коже!

Никита тоже встревожился. Вылез из-за стола и скомандовал.

– Топай в коридор, там поговорим.

Потопал.

А на лестнице-то народ шмыгает туда-сюда! Но, однако ж, выдалась спокойная минутка.

– Ну говори, что тебе от нее надо?

– Ничего. Так просто спросил. Зря, зря она не хочет перебраться в сквер! Чем плохо?

Действительно – чем? Великий маг, конечно, такому соседству вряд ли обрадуется, но делать нечего. Главное, чтоб болтливая девица язык придержала и не брякнула, кто ей посоветовал в сквере пожить. С нее станется!

– С какой стати она в сквер должна перебираться?

Все ему знать надо.

– Ни с какой!

Сказал строго, как отрезал, и принялся по площадке ходить – раздумывать.

– Слушай, мне с тобой тут лясы точить некогда… говори!

Ну еще раз можно попробовать – и все. Не хотят понимать – не надо. Он, Джулис, что мог, сделал, а напрямик сказать – это уж извините. Своя шкура дороже.

– Скажи ей, пусть идет в сквер! И поживет там, пока… пока…

Парень прищурился:

– Зачем? Темнишь ты что-то, раб лампы.

– «Темнишь ты что-то, темнишь ты что-то!» Ничего не темню. В сквере будет гораздо лучше! Вот и все. Мне скрывать нечего, совесть моя чиста. В конце концов, я-то тут при чем?

«Поздно, Джулис, – ехидно откликнулся внутренний голос. – Поздно. Вечно влипаешь во всякие истории».