Единственная наследница - Ева Модиньяни

– Ты скучаешь? – спросил он, обеспокоенный этим молчанием.

– Нет, я слушаю радио. – Мария подняла свое красивое лицо от работы и с улыбкой взглянула на него. Она была безмятежна.

Закончив работу, она поднялась, и двое мужчин из уважения сделали то же самое. Она была прекрасна и казалась живым воплощением материнства.

– Продолжайте, – посоветовала она им с непринужденной простотой хозяйки дома, покидающей гостей. И Пациенца это отметил. Из растерянной и смущенной девчонки, какой она явилась сюда год назад, она превратилась в уверенную в себе женщину. – Извините, – но если я упускаю мое время, у меня пропадает сон.

Чезаре обнял ее, Пациенца поцеловал ей руку.

Ветреным апрельским днем четверо мужчин в двубортных костюмах, черных галстуках и мягких шляпах, вразвалочку, как свойственно полицейским, явились в палаццо на Форо Бонапарте.

– Что вам нужно? – спросил Амброджино, подошедший открыть.

Заговорил самый угрюмый и наглый, с приплюснутым носом, оттопыренными ушами и испорченными зубами.

– Здесь работает Мария Мартелли, по мужу Милькович? – спросил он.

– У нас есть синьора Мария, – сообщил слуга, – но я не знаю, ее ли это имена, что вы назвали. – Он не решался открыть дверь и держал ее прикрытой, разговаривая с незнакомцами через узкое окошко в двери, как монах-привратник в монастыре.

– Она в услужении здесь? – осведомился мужчина с презрительным видом.

– Синьора Мария? – тянул время Амброджино, не зная, как лучше ответить.

– Слушай, ты, – вмешался тип, которому другие подчинялись. – Не валяйте дурака, ты и твоя синьора! – Он яростно толкнул дверь, отбросив Амброджино к большой вазе с цветами, стоявшей в прихожей.

– Что это за манеры! – возмутился, потирая ушибы, бедняга. Будь это в его собственном доме, он бы и рта не раскрыл. – Да вы знаете, – набрался он храбрости, – вы хоть знаете, куда пришли?

– ОВРА, – угрожающе сказал главный, ткнув ему в лицо знак тайной фашистской полиции, в то время как другие стояли вокруг, угрожающе глядя на него. Казалось, все это происходит в каком-то гангстерском фильме.

– Что-что? – попытался понять Амброджино, который в политике разбирался не больше ребенка.

– Полиция, – пояснил ему главный, обнаружив несомненный южный акцент.

– Ну а при чем же тут синьора Мария? – тянул время Амброджино, который хотел уберечь хозяйку от лицезрения этих рож, скорее с каторги, чем из полиции.

– Меньше болтай, – пригрозил ему тот. – Покажи-ка нам эту Марию.

– Я здесь, – сказала Мария, появляясь в дверях гостиной. У нее был гордый и независимый вид хозяйки старинного замка. На ней было широкое светлое платье, она была бледна от волнения, но готова и защищаться, и нападать.

Главный полицейский тут же сменил выражение лица со свирепого на почтительное.

– Простите нас, синьора, – извинился он, – мы ищем вашу горничную. Некую Марию Мартелли, по мужу Милькович.

– Это я Мария Милькович, – с достоинством произнесла она.

– Вы?.. – Он оглянулся на остальных – те ответили ему растерянными взглядами.

– Итак? – Мария властно посмотрела на них. В ее светло-карих глазах сверкало негодование.

– Я должен просить вас следовать за нами, – сказал этот тип, но без прежней спеси.

– Куда? – Она была неподвижна и подавляла его своим спокойствием.

– В комендатуру, – сообщил он. – У меня приказ доставить вас туда.

– Вы отдаете себе отчет в моем положении?

В другом доме перед другим человеком эти люди вели бы себя совершенно иначе.

– Мы должны выполнить приказ, синьора, – сказал он с суровостью человека, готового ради приказа на все.

– Хорошо, – сдалась Мария, – но я уверена, что вы возьмете всю ответственность за насилие, которое совершаете, на себя. – Она знала, что за нее есть кому заступиться, и хотела, чтобы этот тип тоже знал.

– Естественно. – Он поклонился, подражая благородному человеку, но его уверенность пошатнулась. Он явился сюда, чтобы доставить к начальству служанку, подозреваемую в подрывной деятельности, поскольку она была женой бунтаря, а вынужден сопровождать женщину аристократической внешности и в интересном положении. Сомнения терзали его. – Так вы Мария Мартелли, по мужу Милькович? – снова задал он вопрос и хотел добавить «или синьора Больдрани»? – но не хотел опозориться, как это только что с ним случилось.

– Да, я синьора Мария Милькович, – заявила она, отдавая себя в распоряжение агентов в штатском.

Она вышла за дверь, гордая, как королева, сопровождаемая четырьмя мужчинами в штатском, которые выглядели бы полицейскими, будь на них даже изысканный вечерний костюм. А секунду спустя, повинуясь ее выразительному взгляду, Амброджино уже звонил в офис Чезаре Больдрани.

Мария вошла в убогий кабинет апатичного чиновника, который тут же велел ей сесть на потертый стул. На стенах висели портреты короля и Муссолини, а прямо перед ней – распятие.

– Если вы нам поможете, мы закончим быстро, – сказал чиновник. Это был человек среднего роста, сухой, как палка, с болезненным серым лицом и кривым выступающим носом. Казалось, он испытывает глубокое отвращение ко всему, что отвлекает его от собственных болезней и невеселых мыслей, связанных с ними.

– Меня взяли из дому без всякого предупреждения, – сказала Мария, – и никто не объяснил мне причину этого насилия.

– Ладно, – коротко отрезал мужчина, взмахнув рукой, чтобы показать, что насилие к делу не относится. – Вы жена Немезио Мильковича?

– Да, – спокойно ответила она.

– Вам известно, что ваш муж во Франции?

– Да, я знаю это.

– Где именно?

– В Париже.

– В Париже. А у кого?

– Это мне неизвестно.

– Значит, он вам никогда не писал?

– Один раз.

– Каков был обратный адрес?

– До востребования. Двенадцатый округ Парижа.

– Ага. А перед отъездом он вам ничего не сказал?

– Ничего.

– Вы жили в Модене?

– Да.

– И естественно, сблизились с людьми, друзьями вашего мужа. Товарищами вашего мужа, – уточнил он.

– С очень немногими.

– Вы получали письма из Парижа?

– Одно.

– Только одно письмо?

– И больше ничего, – подтвердила Мария, чувствуя, что спокойствие, которое не покидало ее до сих пор, понемногу уходит. – С ним случилось что-нибудь? – с беспокойством спросила она.

Чиновник только и ждал этого, чтобы ввести в оборот классическую фразу из своего репертуара:

– Здесь вопросы задаю я, – заявил он с видимым удовольствием. – А вы, – сменил он тон, намекая на ее заметную беременность, – в каких отношениях вы с вашим мужем?

– Не понимаю? – Мария покраснела от негодования. Зазвонил телефон, чиновник дал ему прозвонить пару раз, небрежным жестом сорвал трубку и поднес ее к уху.