Молодые львы - Ирвин Шоу

— Послушайте, — нервно взвизгнул сапер, — этими людьми распоряжаюсь я, а не вы.

— Тогда прикажите им взять эти мины и следовать за мной, — холодно сказал Христиан, стараясь как можно больше подражать лейтенанту Гарденбургу. — Я жду, — резко добавил он.

Сапер задыхался от гнева и страха. Подобно ефрейтору, он теперь через каждые несколько секунд бросал тревожные взгляды в ту сторону, откуда должны были появиться американцы.

— Хорошо, хорошо, — сказал он, — в конце концов, мне все равно. Сколько, вы сказали, вам нужно мин?

— Десять.

— Беда нашей армии в том, — ворчал сапер, — что в ней слишком много людей, которые думают, что они могут одни выиграть войну. — Тем не менее он дал знак своим людям взять мины. Христиан повел солдат в овраг и показал, где поставить мины. Он заставил солдат тщательно замаскировать их травой, а вырытый песок собрать в каски и отнести в сторону.

Наблюдая за работавшими внизу саперами, он заметил, что их начальник сам присоединяет длинный шнур к маленьким, невинным на вид зарядам динамита под пролетом моста, и иронически улыбнулся.

— Все в порядке, — мрачно проговорил сапер, когда Христиан вновь поднялся на дорогу, расставив мины так, как ему хотелось, — шнур присоединен. Не знаю, что вы собираетесь делать, но я присоединил его, чтобы доставить вам удовольствие. Ну, а теперь можно поджигать?

— Теперь, — сказал Христиан, — попрошу вас отсюда уйти.

— Мой долг, — напыщенно заявил сапер, — взорвать этот мост, и я должен лично убедиться, что он взорван.

— Я не хочу поджигать шнур, — сказал Христиан, на этот раз совсем любезным тоном, — пока американцы не подойдут совсем близко. Если желаете до тех пор оставаться под мостом, могу только приветствовать вас.

— Сейчас не время для шуток, — с чувством собственного достоинства произнес сапер.

— Уходите! Уходите! — свирепо и угрожающе закричал Христиан во весь голос, вспоминая, как удачно применял такой прием Гарденбург. — Чтоб через минуту вас здесь не было. Уходите, или вам будет плохо! — Приблизившись к саперу, он угрожающе смотрел на него сверху вниз, руки его подергивались, словно он еле сдерживался, чтобы не пришибить сапера на месте.

Сапер отступил назад, его пухлое лицо побледнело.

— Переутомление, — хрипло проговорил он. — Вы, наверно, сильно переутомились на передовой. Вам, видно, не по себе.

— Быстро! — скомандовал Христиан.

Сапер повернулся и поспешно перешел на другую сторону моста, где опять собралось его отделение. Тихим голосом он подал короткую команду, и саперы вылезли из канавы. Ни разу не оглянувшись, они двинулись по дороге. Христиан некоторое время наблюдал за ними, не улыбаясь, боясь, как бы улыбка не нарушила эффекта, который произвел этот эпизод на солдат его взвода.

— Унтер-офицер, — заговорил теперь ефрейтор, посыльный из батальона, каким-то хриплым и тонким голосом, — капитан ждет…

Христиан повернулся к ефрейтору, схватил его за воротник и подтащил к себе. Трусливые глаза ефрейтора остекленели от испуга.

— Еще одно слово, — Христиан тряс его так ожесточенно, что каска съехала ефрейтору на глаза и больно колотила по переносице, — еще одно слово, и я убью тебя. — И он оттолкнул его в сторону.

— Ден! — позвал Христиан. На другой стороне моста от взвода медленно отделилась фигура и направилась к Христиану. — Идем со мной, — приказал Христиан, когда Ден приблизился. Скользя, Христиан спустился по склону оврага, старательно избегая участка, заминированного по его указанию саперами. Он показал на длинный шнур, идущий от динамитного заряда к северной стороне арки моста.

— Будешь ждать здесь, — сказал он стоявшему рядом молчаливому солдату, — и, когда я дам сигнал, зажжешь этот шнур.

Он слышал, как Ден, посмотрев на шнур, глубоко вздохнул.

— Где вы будете, унтер-офицер? — спросил он.

Христиан указал на высоту, на то место, где в восьмистах метрах от них виднелись валуны.

— Вот там, ниже поворота дороги, валуны. Видишь?

Последовала длинная пауза.

— Вижу, — наконец прошептал Ден.

Валуны ярко блестели на солнце на фоне высохшей зелени, росшей на обрыве, и на таком расстоянии трудно было различить их цвет.

— Я помашу тебе шинелью, — сказал Христиан. — Следи внимательно. Тогда зажжешь шнур и убедишься, что он горит. Времени у тебя будет достаточно. Потом выберешься на дорогу и побежишь до следующего поворота; там подождешь, пока не услышишь взрыв, и тогда по дороге направишься к нам.

Ден мрачно кивнул головой.

— Я буду здесь один? — спросил он.

— Нет, — ответил Христиан, — мы пришлем тебе двух балерин и гитариста.

Ден не улыбнулся.

— Теперь все ясно?

— Так точно.

— Хорошо, — сказал Христиан. — Если ты подожжешь шнур до моего сигнала, лучше не возвращайся.

Ден не ответил. Это был крупный, медлительный парень. До войны он работал грузчиком в порту, и Христиан подозревал, что он когда-то был членом коммунистической партии.

Окинув в последний раз взглядом свои устройства под мостом и Дена, который безучастно стоял, прислонившись к влажному камню арки, Христиан опять выбрался на дорогу. «В следующий раз, — мрачно подумал он, — этот солдат будет меньше заниматься критикой».

Взводу потребовалось пятнадцать минут быстрой ходьбы, чтобы дойти до группы валунов, откуда просматривалась дорога. Христиан тяжело и хрипло дышал. Солдаты покорно шли за ним, словно смирились с мыслью, что они обречены маршировать всю свою жизнь, сгибаясь под тяжестью железа. Можно было не бояться, что кто-нибудь отстанет, потому что даже самому тупому солдату во взводе было ясно, что, если американцы выйдут к мосту до того, как взвод скроется из виду за валунами, он будет представлять прекрасную мишень для преследователей даже на большом расстоянии.

Христиан остановился. Прислушиваясь к своему хриплому дыханию, он некоторое время внимательно смотрел вниз на долину. На извилистой пыльной дороге мост казался маленьким, мирным и безобидным. Нигде не было видно движения, и растянувшаяся на многие километры пересеченная холмами долина казалась пустынной и заброшенной человеком.

Христиан улыбнулся: его догадка о том, что позиция у валунов окажется очень выгодной, оправдалась. В промежутке между холмами просматривался еще один участок дороги, находящийся на некотором расстоянии от поворота. Американцы должны будут пройти этот участок, прежде чем скроются на короткое время из виду за выступом холма, который они обогнут, и снова появятся на дороге к мосту. Если даже они будут двигаться медленно и осторожно, то для того, чтобы пройти расстояние от того места, где они впервые покажутся, до моста, им потребуется не более десяти-двенадцати минут.

— Геймс, Рихтер, — приказал Христиан, — останетесь со мной, остальные пойдут с ефрейтором. — Он повернулся к ефрейтору. У ефрейтора был вид обреченного на смерть, который чувствует, однако, что у него есть еще десять шансов из ста на то, что казнь будет отложена до завтра. — Передайте капитану, — сказал Христиан, — что мы вернемся, как только сможем.

— Слушаюсь, — обрадовался ефрейтор и почти бегом направился к спасительному повороту дороги.

Христиан смотрел, как взвод цепочкой пошел вслед за ефрейтором. Отсюда дорога шла по самому краю высоты, и силуэты солдат величественно и печально вырисовывались на фоне зимнего голубого неба, покрытого клочковатыми облаками. Когда они один за другим скрывались за поворотом, казалось, будто они проваливаются в ветреную голубую бездну. Геймс и Рихтер составляли пулеметный расчет. Геймс нес ствол и коробку с лентами, а Рихтер сгорбился под тяжестью станка и второй коробки. Сейчас они стояли, тяжело опираясь на придорожные валуны. На этих солдат можно было положиться, но, видя, как они истекают потом даже в такую прохладную погоду, вглядываясь в их лица, на которых трудно было прочитать их истинные мысли, Христиан неожиданно почувствовал, что предпочел бы в этот час иметь рядом солдат из своего старого взвода, которые уже много месяцев лежат мертвыми в африканской пустыне. Он долгое время не вспоминал о своем взводе, но почему-то, глядя на этих двух пулеметчиков, оказавшихся почти в таком же положении, но на другой высоте, он воскресил в памяти ту ночь, когда тридцать шесть солдат покорно и сосредоточенно копали одиночные окопы, ставшие вскоре их могилами.

Он смотрел на Геймса и Рихтера, и ему почему-то казалось, что вряд ли они так же добросовестно выполнят свою задачу. Они принадлежат к другой армии, постепенно и незаметно утратившей свои боевые качества, утратившей свою молодость, утратившей, несмотря на весь свой опыт, воинский дух, готовность идти на смерть. «Если покинуть этих двоих здесь, — подумал Христиан, — они не долго будут оставаться на своем посту. — Он тряхнул головой. — Глупости, вероятно, они хорошие солдаты. Бог знает, что они думают обо мне».