Древняя Русь и Великая степь - Лев Гумилёв

А теперь небольшое, но необходимое пояснение. В предваряющей работе («Поиски вымышленного царства») целью была критика данных источников для установления последовательности событий. Это было чисто гуманитарное исследование, и, следовательно, оно является ступенью к историко-географическому «эмпирическому обобщению», ставящему проблему описания локальной флуктуации биосферы — пассионарного толчка в Монголии. Поэтому, хотя упомянутая книга и предлагаемая глава построены по хронологическому принципу, они не дублируют, а дополняют друг друга.

Первая позволила установить ход событий, вторая дает естественно-научное объяснение. Первая не исчерпала темы, вторая была бы невозможна без первой, как дом без фундамента. Такова иерархичность науки. Без нее наука беспомощна, а при использовании ее — могущественна.

110. Перетасовка

История редко стоит на месте. Два новых этноса, перекроивших карту Азии, — маньчжуры и монголы — возникли в XII в. от пассионарного толчка — мутации, изменившей стереотип поведения потомков расселившихся по тайге земледельцев и скотоводов. Предки этих воинственных народов были миролюбивы, и такими же остались их северные соседи в Сибири и на Амуре. Ареал толчка был невелик — от Приморья до берегов Селенги, на меридиане Байкала. Следовательно, если бы этого толчка не было, то восточная полоса окраины тайги и Великой степи была бы этнографическим продолжением Алтая, Сибири и Приамурья. Там были бы храбрые, добрые, честные, но нетворческие и безынициативные люди. Их участие в глобальном этногенезе сводилось бы к отражению пришельцев, обычно неудачному, потому что оборона — худший способ самозащиты.

В отличие от западной окраины Евразийского континента, где четыре суперэтноса были тесно связаны друг с другом и своими культурными традициями, и способом ведения хозяйства, и социальными отношениями, и даже религиями, ибо христиане считали Аллаха арабским названием Первого лица Троицы, а мусульмане почитали Ису и Мариам — Иисуса и Марию — как пророков, предшественников Мухаммеда, на восточной окраине положение было принципиально иным. Китайцы Срединной равнины и кочевники Великой степи столь разнились между собой, что не перенимали культуры друг друга. Кидани были исключением. Это-то и привело их как этнос к гибели.

Секрет хода событий, влекущих за собой утяжеляющие последствия, заключался, пожалуй, не в сфере экономики или политики, а в феномене этнологии, воздействовавшем на поведение людей. Китайцы и кочевники настолько различались по стереотипу поведения, что не хотели, не могли и не пытались наладить между собой контакт и не искали поводов к нему, считая контакты вообще лишенными смысла. Тут были важны некоторые подробности быта.

Прежде всего китайцы не употребляли молочных продуктов, основной пищи кочевников, и взаимопонимание отсутствовало из-за презрения к такой пище одних и непонимания и раздражения по поводу такого неприятия у других. Для китайца все жены отца — его матери. Для хунна, например, или тюрка мать только одна, наложницы отца — подружки, а вдова старшего брата становится законной его женой, которую он обязан содержать, причем чувства роли не играют.

Женщина в Китае в те века не работала, она рожала и нянчила детей и никаких прав не имела. В Великой степи женщина выполняла все домашние работы и была владелицей дома; мужу принадлежало только оружие, ибо ему полагалось умереть на войне. В армиях Китая обязательно полагался штат доносчиков, а тюрки, находившиеся на китайской службе, этого не терпели и раскрытых доносчиков убивали. Представители двух великих суперэтносов никак не могли ужиться рядом. Оптимальным решением для осуществления контактов было жить мирно, но порознь. А это-то не всегда удавалось. Поэтому кочевники заимствовали культуру и мировоззрения с Запада, а вовсе не из Китая.

Из Ирана уйгуры позаимствовали манихейство, из Сирии кочевники приняли несторианство, из Тибета — теистический буддизм. Правда, буддизм был воспринят позже, но принцип заимствования оставался прежним. Из Китая же заимствовался только шелк, а помимо него — печенье и в некоторых случаях фарфоровая посуда. Исключение составляли только кидани в Маньчжурии, часть которых восприняла китайскую культуру искренне и увлеченно. Другая часть упорно соблюдала свои, степные, традиции. И вот что из этого вышло.

Кидани были народом древним, появившимся одновременно с хуннами, сарматами и куманами. Они достигли фазы гомеостаза — мудрой и крепкой старости, но, увлекшись чужой, китайской, культурой, в самом деле очаровательной, превратили свое ханство в химерную империю Ляо.

В XII в. произошел новый взрыв этногенеза. Чжурчжэни, обитавшие на равнине Уссури и Сунгари, в 1115 г. восстали против киданей и к 1125 г. сокрушили империю Ляо. Культурные кидани подчинились победителям. А отсталые, т. е. необразованные, но не утратившие степной доблести отступили с боями в Семиречье и там столкнулись с сельджуками, с самим великим султаном Санджаром! Между 1134 и 1141 гг. шли упорные сражения между киданьским гурханом Елюем Даши и султаном Санджаром. Гурхана поддерживали «отсталые» степняки. Султана — лучшие воины из Хорасана, Седжестана, Гура, Газны и Мазандерана — еще не растраченные силы мира ислама — всего 100 тыс. воинов. Гурхан победил! Султан бежал, покинув семью и 30 тыс. храбрых соратников, убитых в честном бою. Сельджукский султанат после этой битвы распался, но кидани проявили удивительную умеренность: обложили города Средней Азии небольшой данью и стали пасти скот в Семиречье и Джунгарии.

Итак, наглядно устанавливается соотношение уровней пассионарности, проявляющейся в степени боеспособности (нисходящий ряд): чжурчжэни > кидани > сельджуки > греки и крестоносцы > арабы.[720] Но когда появился этнос еще более пассионарный — монголы, то произошли события, о коих пойдет речь ниже.

XVIII. Невзгоды

111. «Желтый пес»

Путем сравнительной этнологии удалось установить приблизительную продолжительность периода, отделяющего момент пассионарного толчка от эпохи видимого начала этногенетического процесса. Этот инкубационный период длится вообще около 150 лет, но наша осведомленность о «началах» разных народов столь различна, что часто мы фиксируем «начало» истории этноса с запозданием. Именно это имеет место в истории монголов, весьма мало известных китайским географам до XIII в. Те просто отметили в VII–IX вв. южнее Байкала племя мэнъу (мэн-гу), а потом гору Мэньшань. В X–XII вв. монголы были друзьями киданей и, следовательно, противниками татар и врагами чжурчжэней, от коих монголов отделяла река (?! — Л. Г.).[721]

По поводу древнейшего периода истории и этногенеза монголов есть несколько мифологических версий. Монгольских историков интересовала только генеалогия, а политические события, социальные ситуации, культурные сдвиги были вне сферы их внимания. Поэтому необходимые историку XX в. даты, являющиеся скелетом исторической науки, неустановимы. Но с середины XI в. начинается второй полуисторический, т. е. легендарный, период монгольского этногенеза, ознаменованный появлением легенды, в правдивости которой сами монголы сомневались. Прародительница монгольского этноса Алан-Гоа родила двух сыновей от мужа и трех от светлорусого юноши, приходившего к ней в полночь через дымовое отверстие юрты и уходившего с рассветом, словно желтый пес. Зачатие якобы происходило от света, исходившего от юноши и проникавшего в чрево вдовы. Обыкновенное чудо.

От этого странного, даже для современников, союза родился Бодончар, судя по описанию — типичный пассионарий, сначала считавшийся… дурачком. Ему приписано и изобретение охоты с прирученным соколом, и подчинение какого-то соседнего племени, т. е. установление неравенства, и введение некоего родового культа, описанного крайне расплывчато. К Бодончару возводили свою генеалогию многие монгольские родовые подразделения, в том числе Борджигины, что значит «синеокие». Считалось, что голубизна глаз и рыжеватость волос были следствием происхождения от «желтого пса».

Попробуем интерпретировать легенду. В ней констатированы факт этнического смешения двух субстратов и повышенная активность возникшей популяции. До этого на берегах Онона жили племена, не обращавшие на себя ничьего внимания, т. е. находившиеся в фазе этнического гомеостаза. Хозяйство их было натуральным, формы общежития — традиционными, воззрения — унаследованными от предков и постепенно забываемыми. Даже общение между исходными этническими субстратами шло вяло. Ради желанного покоя они предпочитали не встречаться, а тем более ничего не знать друг о друге. Но при внуках Бодончара, родившегося не раньше 970 г.,[722] начался процесс формообразования этноса. Появилось деление на новые родовые группы, возникшие из чресл Алан-Гоа, — нирун — и древние — дарлекин. Внезапно стали известны имена вождей, еще не ханов. Буквальное название их — «сидящие во главе», т. е. «председатели».[723] Одним из таковых был Хайду, правнук Бодончара, отец основателей самых видных родов (ноянкин, тайджиут, аралуд, куят-гергес, хабурход, сунид, хонгхотан и оронар). Монгольских родов становилось больше, росла и их численность.