Шолохов - Андрей Воронцов

Сталин недовольно пошевелился.

— А правду ли говорят, товарищ Шолохов, что вы из купцов?

Михаил не смутился.

— Не знаю, как вам сказать, товарищ Сталин! Дед мой был из купцов, да разорился. Отец больше служил у купцов. В семнадцатом году, правда, привалило ему счастье, получил наследство, купил мельницу, но недолго он муку молол, как сами понимаете.

— Думаю, у него не было политического чутья, — как будто с сочувствием отозвался Сталин.

— Чего не было, того не было, — согласился Михаил.

— А у вас оно есть, товарищ Шолохов?

— Товарищ Серафимович говорил, что нет. Не знаю, так ли это. Но сам я почему-то думаю, что какое-то чутье у меня есть — если не политическое, то, может быть, историческое.

— Скорее, это психологическое чутье. Вы, я вижу, умеете постоять за себя. Это хорошо. Но вы свои проблемы ставите выше проблем партии. Это плохо.

«Это не мои проблемы, а проблемы русского народа!» — хотелось сказать Михаилу, но вместо этого он сказал:

— Не буду лукавить, товарищ Сталин: нет для меня проблемы важнее, чем проблема «Тихого Дона». Возможно, это плохо. Но я ничего не могу с этим поделать.

Сталин встал. «Сейчас выгонит!» — пронеслось в голове у Михаила. Но генсек неторопливо зашагал по ковровой дорожке вдоль стола для заседаний.

— Я был откровенен с вами, товарищ Сталин, — сказал ему в спину Михаил, — будьте же и вы со мной откровенны: что будет с «Тихим Доном»?

— Нет, Евдокимов был прав, — не оборачиваясь, пробормотал Сталин.

— Что? — не понял Михаил.

Сталин ему не ответил, посмеиваясь чему-то в усы и качая головой. Наконец он остановился напротив Шолохова, посмотрел на него сверху вниз.

— А ведь я вашего романа не читал, товарищ Шолохов. Я имею в виду третью книгу.

«Идти — так идти до конца!» — подумал Михаил и спросил просто:

— А вы не могли бы ее прочитать, Иосиф Виссарионович?

Впервые он назвал Сталина по имени-отчеству.

— Отчего же не прочитать. С удовольствием. Только ведь я не литературный специалист. Мне в ваших распрях с вождями РАППа разобраться непросто. Вы, я слышал, по совету Серафимовича собираетесь к Горькому в Италию?

— Собственно, все зависит от того, как вы решите этот вопрос.

— А что, поезжайте, — небрежно сказал Сталин, словно речь шла о поездке в Вышний Волочёк. — Увидите Горького, поговорите с ним о ваших трудностях, посоветуйтесь. Вам сейчас нужен именно такой читатель — не рапповец и не бывший белогвардеец. А с публикацией «Тихого Дона» мы разберемся, посоветуем товарищам повнимательней почитать третью книгу романа. Думаю, вы могли бы спокойно работать над романом о современности. Но вы, товарищ Шолохов, так и не ответили на мой вопрос: возьметесь ли вы за такой роман?

Эта беседа со Сталиным, напоминавшая шахматную игру с сильным соперником, заставила работать мозг Михаила четко и быстро. В секунды просчитал он ответный ход.

— Да, товарищ Сталин, — сказал он. — И думаю, работать мне нужно по схеме «Тихого Дона». Я быстро напишу и сдам в печать первую книгу романа о коллективизации. А вот работать над второй я буду параллельно с завершением «Тихого Дона». Думаю, это будет справедливо.

— Конечно из купцов!.. — сказал Сталин, как актер на сцене — «в сторону». — Самое время ударить по рукам, не так ли?

— Можно, — засмеялся Михаил.

Но Сталин не улыбался. Лицо его было серьезным.

— Товарищ Шолохов! Пишите так, как вы умеете — о всех безобразиях в том числе. Но помните: это не тот случай, когда можно стоять над схваткой. Нам нужна точка зрения коммуниста Шолохова. И еще. Судя по вашему письму товарищу Левицкой о коллективизации, вы все же не всегда ставите свои творческие проблемы выше общественных. Пишите и мне тоже, не стесняйтесь, мне ваша точка зрения интересна. Это будет вашим личным вкладом в дело коллективизации.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

— КГ орькому отправляйтесь как можно быстрей. Документы на выезд вам в срочном порядке оформят.

— Иосиф Виссарионович! Возникла проблема с Василием Кудашовым…

— А кто это?

— К Горькому, кроме меня, должны были поехать писатели Артем Веселый и Василий Кудашов… Кудашова не пускают…

— Артема Веселого я знаю. Это — писатель-коммунист. А вот Кудашов, как мне сообщили, исключен из партии…

— Его вычистили, потому как решили, будто он скрыл, что его отец — кулак. Но он совсем недавно стал считаться «кулаком», а до этого был — «культурный хозяин». Василий Кудашов — честный советский писатель…

— Вы с Веселым ручаетесь за Кудашова?

— Конечно!

— Отпускаю его под вашу личную ответственность, товарищ кандидат в члены ВКП(б).

У Сталина от этой встречи тоже осталось ощущение сыгранной партии — только не в шахматы, как у Михаила, а, скорее, в бильярд, когда достался тебе в соперники игрок с виду тихий, но загоняющий шары в лузу с необычайной ловкостью и хладнокровием. Правда, Сталин не мог сказать, кто же выиграл эту партию — очевидно, она была еще не закончена.

Возвращался Михаил тем же путем, каким он шел с отцом 16 лет назад. Он не узнавал Кремля. Огромный памятник Александру II исчез. Но не это было главной неожиданностью. Не осталось и следа от тогдашнего кремлевского запустения. Ни горелой спички, ни соринки не увидел он на расчищенных от снега дорожках. У дверей Сената и Большого Кремлевского дворца замерли молодецкого вида часовые с горящими в лучах ноябрьского солнца штыками. Старинные палаты и дворцы основательно подновили. Купола Ивана Великого и кремлевских соборов величественно сияли, стены их казались такими же белыми, как снег. Высоко поднимались в московское белесое небо православные кресты. В Каргинской церковь стояла без креста, под красным флагом, а тут, хоть и в двух шагах от Совнаркома, такого сделать не осмелились.

Не было, наверное, в мире человека, который не знал, что здесь, в Кремле — центр мирового коммунизма, но никакой коммунизм не смог изгнать из Кремля русского духа. Странно было, что ребенком, в 1914 году, Михаил не почувствовал этого духа — все казалось ему тут холодным, грязноватым и скучным. Теперь Кремль заперли от русских людей — но одновременно как бы для них его сохранили.

Михаил спросил у сопровождавшего его от сталинской приемной человека в штатском, можно ли ему зайти в Архангельский собор. Тот недовольно покосился, но, видимо, отказывать человеку, посетившему самого Сталина, не было принято. Они повернули на Соборную площадь. У врат собора чекист огляделся, достал из кармана свисток и пронзительно свистнул. Как из-под земли, вырос перед ними высокий человек в форме. Штатский сказал ему вполголоса несколько слов, военный кивнул, уколол внимательным взглядом Михаила, достал из кармана ключ и отпер массивную дверь.