Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл. - Борис Каминский

По гостиной пронеся легкий шелест.

- Чуть позже в философии отметился Гегель. Гений Маркса подарил миру закон прибавочной стоимости, а в социологии теорию классовой борьбы. В средине века мы потерпели поражение в Крымской компании, замечу, от объединенной Европы, а сегодня руками косоглазых против нас воюет полмира.

Несопоставимые на первый взгляд условия все больше озадачивали присутствующих. И было от чего. Война двенадцатого года для обывателя числилась победоносной, таковой же являлась оборона Крыма. О Русско-Японской войне только начали говорить, как о серьезном поражении. Чилиец же намекал на очень неприятную тенденцию.

- Господа, - Федотов изобразил руками весы Фемиды, - я привожу, казалось бы, несвязанные факты и события, но давайте наберемся терпения. Описанным событиям предшествовала Петровская эпоха, в которой Россия, будто сжатая гигантской пружиной негэтропии, выплеснула накопленную энергию. Это было время сверх напряжения державы и блистательных побед. В ту эпоху мы совершили первую социально-технологическую революцию, отчасти переняли европейскую культуру, замечу, в купе с ее невежеством.

Голос рассказчика зазвучал пафосно. Ощутив собственное величие, слушатели воспарили. Сбивали с толку малопонятные термины, но причастность к великим завоеваниям предков пока затмевала подобные мелочи. Морщился один литератор, так ведь в семье не без урода, да иронично поглядывал сидящий напротив господин.

- В точном соответствии с гегелевским принципом отрицания после ухода Петра, его деяния подверглись ревизии. Это была вторая четверть исторической волны. При Екатерине Великой наступает третий этап - время покоя системы. Но что дальше? - для пущего эффекта Федотов добавил в голосе драматизма и испытующе пробежался взглядом по публике. - Дальше наступил четвертый, завершающий этап исторической волны. Сегодняшние дни аналогичны предваряющим петровскую эпоху. Сейчас, буквально каждое мгновение, наш социум накапливает энергию, что выплеснется в следующем цикле. Мы с вами являемся и свидетелями, и участниками этого фантастического фазового перехода. Кстати, по материалам принстонского университета начало очередного подъема следует ожидать около двадцатого года. Теперь о перспективах.

Мимоходом поразившись собственному умению вешать лапшу на уши, Федотов опять взял драматическую паузу. В гостиной напряженная тишина. Слегка округлившимися глазами смотрит Катька. Васильковые глаза хозяйки излучают искреннее умиление. С нетерпением ждут продолжения студенты. Иван Никитич заинтересован, но по лицу пробегает тень сомнений - много непривычных терминов, а позиция непонятна. Недовольство выражает один господин Земцов.

Уважаемые господа, уважаемый Иван Никитич, - поклоны в духе времени выполнены безукоризненно. - Российская власть всегда занимала особое положение в нашем социуме. В эпоху Петра Великого внутренние движения души императора совпали с требованиями нации на модернизацию - блистательный результат нам известен. Подхватит ли сегодняшняя народный зов - мне не ведомо, но сомнения я испытываю. В любом случае дальнейшие события будут обусловлены указанными противоречиями. Одно можно сказать совершенно определенно - Россия вошла в зону социально-исторической турбулентности, предсказать ее будущее я затрудняюсь.

Касательно конкретных российских реалий, то тут мне сказать нечего - слишком много времени я провел на чужбине. Так что, готов к растерзанию, хотя и не на долго. Через пятнадцать минут мне надобно отбыть на деловую встречу.

Желающих задать вопросы оказалось много. Рвался высказаться литературный общечеловек. Для него Борис заготовил предложение понюхать европаричек его дедули, мол, не пованивает ли тот кровью индианки. Не повезло - вперед вырвался сторонник крутых перемен.

- Борис Степанович, - почтительно начал Иван Никитич, - вы с пиететом упомянули господина Маркса, но ни словом не обмолвились о борьбе за свободу, между тем рабочие ходили к Зимнему дворцу, земцы в Петергоф. Метод один, но как различен результат... слова лились и лились. Звучали спорные утверждения и на их основе делались выводы уже не подлежащие сомнению. С новых позиций, как с трамплина в Ванкувере, сыпались обличительные вопросы, обращенные даже не к Федотову, а к окружающим 'массам' и некоторому кровожадному узурпатору. Само собой усомнился Никитич и в наличии исторических волн - очень они ему показались серпом между ног, будто в самом деле сломали всю классовую борьбу. Между тем экспрессия, с которой все это произносилось, завораживала. Опять восторг на лицах студентов, опять преданно смотрит Катька. Отгоняя наваждение, Борис опять непроизвольно мотнул головой.

'Партайгеноссе, тебе бы Троцким работать, - дурацкая мыслишка послужила своеобразным детонатором пробудившим память, Федотов едва не заорал вслух, - Блииин!!! Да это же мой Лукич! Чтоб меня! Это же Юрка Зубр в прежней инкарнации. Охренеть можно, как здорово!'

С Юрием Лукичом Федотов исходил пол Памира. Юрка был надежен, как тот самый зубр, но в перестройку воспылал демократией. На головы партийных бонз посыпались проклятия и обвинения в масштабном поедании копченой колбасы, естественно за счет думающей прослойки общества, к коей Зубр себя безусловно относил. С годами, в демократическом смысле, Зубр матерел все больше и больше, но от пламенной своей привязанности так ничего и не поимел. Может быть был излишне принципиален, но скорее всего оказался элементарно нерешителен. В обычной жизни Лукич был всеми уважаем. Он мог с закрытыми глазами перебрать двигатель мотоцикла, летал на дельтоплане, увлекался путешествиями. Везде он был в числе первых, а вот на службе не срослось - выше инженера второй категории так и не поднялся. Это настораживало. Сходство с Никитичем было даже в доброжелательном выражении лица.

По груди Федотова широко разлилось умиротворение. Резкости, что готовы были спорхнуть с языка, испарились, а взгляд выразил неподдельное умиление. От этой метаморфозы Иван Никитич поневоле начал притормаживать, потом, словно наткнувшись на невидимую преграду замер. Даже оглянулся, но не найдя ничего достойного, вновь уставился на Федотова.

В гостиной повисло недоумение, а одна из девиц вынула изо рта леденец.

- Я согласен, я со всем согласен, - вырвалось спонтанно.

Осознав нелепость своей реакции, Федотов путано вспомнил, что времени осталось всего ничего, что пора ехать на деловую встречу, но с Иваном Никитичем они непременно пообщаются. Договорятся через Катерину Евгеньевну и встретятся. Им многое надо перетереть.

Предложение 'перетереть' прозвучало уже в прихожей. Ответом был недоуменный взгляд Никитича и злой литератора. Вспыхнувшие эмоции непроизвольно толкнули вверх правую руку в известном мужском жесте, когда левая рука рубит по сгибу правой. Благо на полдороге кулак разжался и сексуальное оскорбление выродилось в движение 'да пошел ты ... '.