Эра зла - Татьяна Устименко

— Если бы не ты, то с нею не случилось бы ничего плохого! — убежденно парировал де Вильфор. — Она не принадлежала тебе, она предназначалась только мне. Да она вообще обещала тебя убить, но нарушила свою клятву. Причем опять же по твоей вине!

— Плевать на клятвы! — негодующе проворчал оборотень, снедаемый чувством вины. — Мало ли что мы обещали и кому…

— Стоп! — в их бессмысленный спор вдруг непредсказуемо вмешался отец Григорий. — Кажется, я еще могу все исправить…

— Ты? — усомнился стригой, меряя неряшливого иерея ироничным взглядом. — Бред!

— Исправить? — не поверил умирающий Конрад.

— Все? — изумленно вскинулся осипший от слез Нат.

— О чем это он? — скривилась Оливия, уловившая в словах иерея некий оттенок богохульства. — Никто не может, даже Господь, а он — нате вам…

— Говори, священник! — непререкаемо приказал мудрый Хелил. — Если существует хоть какая-то крохотная зацепка, то мы готовы помогать тебе во всем!

— Да! — наперебой загалдели все, отступая от бессильно ругающегося вервольфа и окружая немного сконфуженного отца Григория, не привыкшего к такому вниманию. — Мы слушаем.

— Ну, — иерей смущенно откашлялся, — кажется, я понял, привратником каких врат являюсь…

— Нашел время тешить свои амбиции! — разочарованно простонала валькирия, гневно топая ногой. — Да нам-то это без разницы, хоть в сортире привратником работай…

— Вы ни капельки не ошибаетесь, уважаемая! — просиял иерей, обрадовавшийся так, словно ему отвесили самый изысканный комплимент. — В нашем мире не так много врат, которые можно открыть крестом и молитвой…

— На привратника рая или ада ты не тянешь, — справедливо признал Хелил, тщательно взвешивая каждое произносимое им слово. — Остается одно…

— Сортир, предбанник, отстойник! — возбужденно выкрикнул вервольф. — А, выражаясь культурнее…

— Чистилище! — озарено ахнула Оливия и схватила Агеева за уши, смачно расцеловывая в обе щеки. — Спаситель ты наш!

Отец Григорий вяло отбивался, изрядно напуганный напором взбалмошной валькирии.

— А ведь именно туда и должна была попасть Селестина, — задумчиво просипел Конрад. — Она же не подходит ни для рая, ни для ада. Отче, ты можешь ее вернуть? — В его голосе промелькнула нотка безумной надежды.

— Я попробую, — скромно ответствовал здорово обмусоленный священник.

Он отошел в сторону, снял со своей шеи крест, а с пальца — кольцо, положил их на землю и, обратив глаза к небу, запел какой-то странный гимн… Несколько минут назад, испытав шок от зрелища ужасной гибели Селестины, отец Григорий вдруг вспомнил текст старинной молитвы, еще в детстве вдолбленной ему в голову. Он не знал, что именно она означала, он даже не понимал, на каком именно языке говорит сейчас, но в его памяти почему-то четко всплыли уроки покойного батюшки Аристарха и вылились теперь в тягучий, зловещий напев…

Ночное небо потемнело еще сильнее, наливаясь какой-то противоестественной чернотой. Звезды погасли — то ли спрятались за тучи, а то ли провалились в некие языческие тартары, трусливо сбежав от вершащегося под ними обряда. Ветер выл заунывно и жалобно, будто протестовал против чего-то запретного, изнемогая под гнетом недопустимого насилия, творимого над сутью самого бытия. Грозовые тучи озверело бросались друг на друга, высекая яркие сиреневые молнии, непрерывно бьющие в замковую возвышенность. Собравшиеся на ней путники в панике жались к обломкам стены, покачиваясь от сотрясающей землю дрожи. И вот в тот самый момент, когда пение отца Григория достигло своего апогея, перебивая даже шум разбушевавшейся стихии, вершина холма вдруг разверзлась глубоким провалом, вобравшим в себя прах как сгоревшей Селестины, так и испепеленной солнцем Эржебет. Гром тут же стих, ветер улегся, а выглянувшие из-за облаков звезды снова засветили мирно и покойно…

— И это все? — разочарованно спросила Оливия, осторожно подбираясь к краю провала и с любопытством заглядывая вниз. — Я ожидала чего-то большего…

— Сие и есть врата чистилища? — Тристан заинтересованно вытянул шею, не решаясь последовать за валькирией.

— Да! — подтвердил Хелил. — Будь они неладны.

— А где же… — начал Конрад, но его вопрос так и остался неуслышанным, ибо его перекрыл ровный гул, идущий из глубины раскрытых врат и быстро усиливающийся.

Внезапно холм содрогнулся пуще прежнего, а из провала вылетело нечто круглое и блестящее, напоминающее огромный мяч. А затем земля жирно чавкнула, смыкаясь и принимая свой первозданный вид.

Исторгнутый ею объект откатился в сторону, сминая каменное крошево, стукнул, брякнул, ругнулся — и развернулся, превратившись в девушку, облаченную в серебристые доспехи.

— Мамочка! — шокировано заверещала Ариэлла. — К нам никак опять ожившие покойники пожаловали?

— Сама ты мамочка! — радостно завопила Оливия, передразнивая подругу. — И не покойники это вовсе, а Селестина. — Она вприпрыжку сбежала вниз с холма и подхватила под локоть чудом воскресшую экзорцистку, ошалело мотающую головой и явно дезориентированную в пространстве. — Селестина, это ты?

Девушка в серебристых доспехах вскинула зеленые глаза, одаривая валькирию насмешливых взглядом.

— Я! — просто ответила она. — Черт вас всех побери, Лив, но скажи, где и как вы умудрились отыскать некроманта?

Мы слишком редко задаемся вопросом: а что ждет нас после смерти? Странно, почему мы игнорируем эту проблему, ведь узнать о форме и сути своего загробного существования желает каждый из нас. А еще каждый человек мечтает обязательно попасть в рай, соответствующий его личным представлениям об этом загадочном месте. Ах, попасть бы именно туда, где поют сладкоголосые малиновки, цветут лазоревые цветы, праведники сидят на облаках, вкушая манну небесную, а молочные реки текут между кисельных берегов! Здорово, правда? Так вот, заявляю на полном серьезе, я обязательно буду там! Вы считаете меня излишне самонадеянной? Вовсе нет. Ведь после смерти что-то обязательно должно измениться. А иначе какой вообще смысл расставаться с жизнью? И учитывая тот факт, что я жила в сущем аду… Короче, кроме как в рай, больше мне податься некуда. Но только не сейчас, а лет через… ну не будем определить их точное количество. Почему? Да все предельно ясно: я еще здесь, на Земле, со своими делами не разобралась!

В голове гудело. Земля и небо бешено вращались у меня перед глазами, вызывая тошноту. Саднил отбитый о камень локоть, немного побаливала кожа, зудевшая так, словно я переборщила с солнечными ванными. А в целом я ощущала себя на редкость замечательно. Стоп! Я же, кажется, умерла: сгорела, рассыпалась в пепел, перестала существовать! Я подняла недоуменный взор и встретилась глазами с Оливией, радостно улыбающейся от уха до уха.

— Селестина, это ты? — спросила подруга.

Мое сердце громко бухнуло, исторгая парадоксальный вопрос: я что, и правду жива? Но как же так? Неужели они сумели меня воскресить?

— Я! — просто ответила я. — Черт вас всех побери, Лив, но скажи, где и как вы умудрились отыскать некроманта?

— Я не некромант! — беззлобно улыбнулся отец Григорий. Похоже, мое сравнение ему польстило. — Я привратник! Я вернул тебя из чистилища!

В голове у меня прояснилось, и все тут же встало на свои места. Понятно — я еще не успела умереть окончательно, мою душу отправили туда, что принято считать некой зоной карантина, перевалочным пунктом между раем и адом. И пока высшие силы решали, куда меня следует переслать дальше, отец Григорий каким-то образом сумел украсть меня как у задумавшегося Господа, так и у зазевавшихся чертей. Потрясающе!

Я благодарно кивнула иерею, язвительно фукнула в перекошенное от изумления лицо Тристана, приветливо махнула рукой Натаниэлю с Ариэллой, подмигнула разом повеселевшим нефилимам и, забрав у Оливии Кото и Кайсу, привычно вложила оба клинка за уже повязанный вокруг талии оби. Мечи богини Аматэрасу вернулись к той, кто прошла очищение солнцем и отныне в полной мере стала земной аватарой своей небесной покровительницы. Вот так — теперь я снова ощущала себя самой собой. Не стригойкой Сантой Инферно, но Селестиной — Дочерью Господней! А возможно, и кем-то еще…

Браслет из сребреников Иуды благополучно обнимал мое запястье, амулет Луны отягощал шею. Серебряные доспехи, заменившие куртку и штаны, оказались неожиданно удобными. Мои клыки бесследно исчезли, будто их и не было вовсе, а короткие кудряшки отросли самым волшебным образом и вновь спускались до пояса, но теперь каждый волосок оканчивался длинной, острой иглой. Кто же я такая?

— Ты — серафим, полководец Господа! — солидно пояснил Хелил, отвечая на мой невысказанный вопрос.

— Все серафимы — шестикрылые! — бурно запротестовал Нат. — А у Сел нет ничего, даже отдаленно похожего на крылья.