Великая мать любви - Эдуард Лимонов

"Я хочу продемонстрировать вам, что мы можем предложить мистеру Барышникофф". Он взял со стола колокольчик и коротко позвонил.

Одни из дверей открылись и вошел пожилой тип в красной жилетке, белой рубашке с бабочкой и черных брюках. Лысый. Перед собой, прижав к животу, он нес длинный ящик. Поставил его на стол передо мной. Под стеклянной крышкой на черном бархате покоилась красивая шпага, старинная шляпа-треуголка и орден.

"Спасибо, Леон. - Экселянс встал и приблизился ко мне. - Видите: четыре расширяющиеся к концам ветки. Мальтийский крест. Редкая и ценящаяся знатоками, награда. Черчилль имел Мальтийский крест..." "Наш император Павел 1-ый был магистром мальтийских рыцарей, - вспомнил я. - Кажется последним. Рыцари избрали его, надеясь что он поможет им освободиться от французов."

"Неплохо, - одобрил мои знания "экселенс". - Именно поэтому, моей первой же идеей было предложить вашему соотечественнику Барышникофф именно Мальтийский крест. Я предположил, что русский, он должен знать историю Павла Первого и рыцарей Мальтийского креста. Комплектом к ордену служит шпага и треуголка. Как вы видите, шпага убрана у рукояти полудрагоценными камнями, так что в дополнение к вещи, льстящей его тщеславию, он получи еще и красивую вещь."

Я представил себе маленького Мишу, пришедшего в гости к друзьям пэдэ балетному критику Владимиру и танцору Лешке Кранцу с шпагой, волочащейся по тротуару Коломбус-авеню, по ступеням иx лестницы до самого четвертого этажа, и улыбнулся.

Экселенс истолковал улыбку по-своему. "Леон! - Красножилеточный выступил из-за наших спин. - Орден Подвязки!" Леон осторожно поднял ящик и унес его.

Продемонстрировав три ящика, "экселенс" (ловко свернув их в трубочку и стянув резинкой) вручил мне десяток цветных плакатов c изображением орденов, и выставил нас с Борщаговским за дверь, 3a нами защелкнулись несколько замков.

"Во, бля, жулик! - воскликнул Борщаговский, когда мы оказались на улице. - Fond-raising, как же, на хуй! Мани он кладет себе в карман. Я вот жулик, так я этого не скрываю и горжусь этим. А он, падла религиозная, под благородного честнягу подделывается, спасителя человечества! Все они одинаковы, маленький, что поп, что прист, что рабай, ну их на хуй всех..."

"Я так понимаю, что он не для меня старался, но чтобы я пересказал его речь Барышникову... А что это за тип был в красном жилете? Слуга его, что ли?"

"Батлер" он его называет. И "кадиллак" он жулику водит. У меня такое впечатление, что когда оба помоложе были, то веселые ребята в одной постели спали. Ха-га. К шестидесяти страсти поутихли..."

Мы расстались с Борщаговским на углу у кафе-шопа. Там же где встретились. Под цементным козырьком Карнеги-Холла собирались уже к вечернему концерту зрители. Крупная афиша с физиономией Ростроповича обещала его концерт через две недели. "Вот еще кандидаты в орденоносцы, - заметил я. - Я знаком с одной из его дочерей..."

"Этот? - Борщаговский расхохотался. - Да он за сто долларов удавится... Жадный, говорят, неимоверно. Тщеславный, да, но жадный. Впрочем, можешь попробовать. Десять тысяч наши с тобой."

Когда я вышел на Бродвей, пошел дождь и мне пришлось спрятать плакаты под кожаное пальто.

Барышникоффа очевидно не было в Нью-Йорке, потому что на телефонные звонки никто не отвечал, в квартире моих приятелей на Кодомбус он не показывался, потому Мне пришлось поделиться моим бизнес-предложением с Володей. Он презрительно высмеял затею "достать Мише орден" (О десяти процентах, причитающихся мне с продажи я благоразумно умолчал).

"Чтоб Мишаня, с его славой, покупал себе орден! Ты совсем свихнулся, Лимонов, от жизни в окружении черных, живя с ними в одном отеле... Да Мишке, куда бы он на гастроли не прилетел, везде награды и титулы сыпятся. Да у него, от подарков, кубков и медалей, шкафы лопаются. За кого ты его принимаешь? Он что, разбогатевший внезапно торговец готового платья из Бруклина?"

"Но Мальтийский крест, Володя, такая редкость на дороге не валяется, а? Что тебе стоит, спроси... Вдруг он как раз о нем мечтает..."

Володя сказал, что бесплатно он лично взял бы Мальтийский крест, но что Мишке он на хуй не нужен, однако обещал спросить. "Только из симпатии к тебе, Лимонов, вообще же - это жуткая глупость."

Через пару дней, придя на Коломбус-авеню я застал там Барышникова и сам спросил его не нужен ли ему Мальтийский крест.

"За пятьдесят тысяч?, - расхохотался супер-стар. - Володя мне говорил. Нет Лимонов, дудки, дураков нет. Ты лучше мне разведай, не продает ли кто-нибудь дом в Коннектикуте? С бассейном? Я хочу дом купить."

Я знал, что у него уже есть дом в Апстэйт штата Нью-Йорк. Зачем ему еще один?

Меня отвлекли от спекуляции орденами другие дела и скоро я о них забыл. Плакат с изображениями Мальтийского Креста, шпаги и треуголки и поясняющими историю ордена надписями еще долго висел у меня в "Эмбасси", ниже "Distraction is Creation", напоминая о несостоявшейся афере. Покидая отель, я оставил его на стене.

Через несколько лет, сидя на кухне миллионерского дома, располневший и успокоившийся слуга мировой буржуазии, лениво перелистывая "Нью-Йорк Пост" я увидел знакомую физиономию. Седого человека в черном костюме и с пристовским белым пятнышком под горлом держали под руки двое полицейских. Кисти седого соединяли наручники. "Арест лже-епископа" - гласил заголовок.

"Джозэф Залесски, алиас "епископ", "экселенс", "прист", он же "Стефан" и пр. (единственной его принадлежностью к религии является то обстоятельство что его отец, Залесски из Варшавы действительно был прист, мошенник интернационального масштаба, арестован вчера вечером в своем манхэттанском апартменте на седьмой Авеню..." Далее репортер на целую страницу с явным восхищением смаковал подвиги лже-епископа. Среди прочих упоминался и нелегальный бизнес продажи орденов. Однако мельком, и без деталей. Сказано было, что "Залесски использовал для получения орденов свои обширные связи внутри foreign goverments * и в ...Ватикане." Фамилий репортер не назвал.

* иностранных правительств

Борщаговский на многие годы пропал из виду.

Несколько месяцев назад, подняв телефонную трубку: я услышал его голос. "Здорово, маленький! Ты ведь знаешь Евтушенко, да? Мне нужен кто-нибудь в Москве влиятельный, чтобы уговорить приехать Аллу Пугачеву на гастроли в Америку... " Словно мы разговаривали в последний раз не десять лет назад, но вчера.

Оказалось, что Борщаговский теперь делает деньги тем, что выписывает в Соединенные Штаты советских артистов. "Экселенс", маленький, скончался в тюряге, несколько лет назад, - ответил он на мой вопрос. -Один известный американский режиссер, извини, забыл фамилию, но это не моя область деятельности, в своей области я никого не забываю, снимает о его жизни фильм. В начале будущего года фильм выйдет на экраны... Надо бы встретиться? Я здесь проездом. Я тебе позвоню утром, маленький. "

Но так и не позвонил.

МОРАЛЬНОЕ ПРЕВОСХОДСТВО

О том что поляк стал римским папой, мы узнали вгрызаясь в скалистый грунт под домом мадам Маргариты. Мы, это местные, - форэмэн Майкл Шлоссэ, рабочий Джордж, рабочий Билл, и я - неквалифицированная рабочая сила из Нью-Йорк Сити. Как солдаты в только что начатом окопе, стоя на коленях мы швыряли землю и камни на транспортер, его привезли нам только что в чудовищно большом траке из столицы штата, - Олбани. С транспортера земля и камни падали в подставленную тачку. Олбанский трак, еще не покинул двора, а Майкл уже раздал нам лопаты, Транспортер, объяснил он, будет обходиться "нам" каждый день в казавшуюся ему чрезмерной цифру долларов.

Скала спутала цифры долларов и трудочасов, и трудодней, - все подсчеты Майкла. Именно в момент, когда худой, жилистый Майкл прыгнул к нам, чтобы показать как следует обойтись с объявившейся под нами скалой, транзистор Джорджа и объявил о выборе кардиналов.

Зачем нужна была яма под домом? В той части штата Нью-Йорк, в деревне Гленкоу Миллс в частности, с водой была проблема. В определенные годы воды не хватало. Дабы Мадам Маргарите и ее будущим гостям не нужно было думать о воде, согласно конструкции Майкла, под домом должна была расположиться цистерна, сберегающая дождевую воду. Помимо основной пустоты для цистерны, мы должны были образовать по периметру дома пустоту, дабы залить ее конкритом* и таким образом дать дому цементные корни взамен сгнивших от времени деревянных.

* Цемент с галькой.

На скалу Майкл не рассчитывал. Игнорировав нового папу поляка, мы глядели во все глаза за действиями нашего предводителя. Осторожно занеся кирку вбок, он ударил по светлому подбрюшью скалы. Кирка отсекла несколько пластин, величиной каждая с ломоть хлеба, из тех, что продают уже нарезанные для сэндвичей в супермаркетах.

"Ничего, бойз, - сказал Майкл, - как видите, ее можно колоть, эту блядину..."

Бойз хмуро переглянулись. Однако никто не стал оспаривать авторитет форэмэна. На нем лежала организация работы, снабжение, финансирование и дисциплина. Майкл повелевал нами без лишних слов, хмуро сверкая глазами из-под бесформенной шляпы. Наш авторитет он завоевывал ежедневно вкалывая больше нас. Двадцативосьмилетний, он был младше меня, и тем более, сорокалетнего мужика Джорджа, но по всем параметрам он был лейтенант, а мы солдаты.