Черные пески - Инна Живетьева

Раз показался Родмир на корслунге, спросил нерешительно:

– Помочь?

Темка не повернулся. Он почти не чувствовал рук, не понимал, шумит ли за спиной или в ушах, почудилось, или вправду на горизонте показалось призрачно-ломкое сухое дерево.

Митькина голова соскользнула с плеча, запрокинулась. Темка остановился. Не хотел класть друга на песок, но пришлось. Какое спокойное у Митьки лицо! Ни тревоги, ни боли. Наверное, легкая ему выпала дорога до калитки Сада. Темка вцепился зубами в пальцы, чтобы не завыть. Но рвалось из груди, заставляя раскачиваться, стоя на коленях над телом побратима. Эхом отозвался орлиный клекот. Металась у Темки над головой птица, то камнем бросаясь вниз, то взмывая вверх, становясь почти неразличимой.

Закат догорал, и все никак не мог сгореть. Алым светится горизонт, словно кто раздувал угли, не давая им остыть. Шорох за спиной становился все сильнее, и Темка оглянулся. Песок за спиной тускнел, кое-где виднелись проплешины, раздуваемые ветром. Казалось, громадные невидимые муравьи ползут единым фронтом, приподнимают золото, серебро и бронзу валом - и оставляют за собой обычный песок. Вот подкатились к Темкиным сапогам, прошебуршало под коленями и замерло, словно не смея тревожить мертвого Митьку.

Княжич встал, поднял тело друга и пошел. Снова зашуршало за спиной.

Тихо в доме, спят еще. За окном петух ходит, выводит свое «Ко-ко-ко-ко-о-о». Готовится встречать рассвет. Скоро взлетит на резные перила крыльца, взмахнет рыжими крыльями, потопчется, поудобнее цепляясь лапами. Вытянет шею - и закукарекает! Лисену обычно будит его сигнал, а сегодня не спалось. Словно перед дорогой - маетно, душно. Волосы прилипли к шее, сбились в узел под спиной.

Элинка села на кровати, небрежно заплела косу до середины. Руки двигались все медленнее, пока не остановились. Тревожно. Точно и впрямь вот-вот загремят колеса, покажется фургон, что увезет Лисену в другую, неизвестную жизнь. Начала загибать пальцы, в который раз пересчитывая. Нет, рано еще, не вернется Артемий. Хоть бы что передал с ним Митенька. Помоги ему, Матерь-заступница!

Лисенка накинула поверх сорочки платок, вышла в коридор, подметая длинными кистями пол. Босая, тихонько прокралась мимо материнской спальни к черному ходу.

Петух, уже топтавшийся на перилах, глянул ревниво: тебе, мол, чего тут надо? Мое это дело - солнце встречать. Белые выскобленные доски крыльца не остыли за ночь, и стоять на них босиком было приятно. Легкий ветерок, идущий с востока, пах росой. Он обдул шею, смахнул рыжие завитки, выбившиеся из небрежно заплетенной косы. Розовым разбавлялось небо. Лисена еще не видела солнца за высоким забором и домами Турлина, а петух уже оглушительно заорал, забил крыльями.

– У, скаженный, - погрозила ему напугавшаяся Элинка.

Вспыхнул рассвет, как будто солнце дернули за ниточку, выволакивая на небосвод. Чудной - золотой с алым, небывалый. Точно два огромных крыла распахнулись, разметали ночную синь. Ветер ударил в лицо, резкий, выжимающий слезы. Лисена сморгнула. Огромная птица летела к Турлину, заслоняя собой зарю. Элинка вцепилась в резной столбик крыльца. Ветер рвал с плеч платок, трепал волосы. Птица все приближалась, уже угадывалось, кто это. Жалобный клекот царапнул душу. Элинка замотала головой:

– Не надо, Создатель! Не надо!

Осела на ступени, глядя, как мечется от боли Орел. Сразу поняла, как сказал кто: нет больше рода Динов. Эмитрия нет. Мити, Митеньки.

– Матерь-заступница, что же ты не сберегла! Лисена плакала, захлебываясь и поскуливая. Парила

над ней птица, утешала, сама задыхаясь от боли.

– Ты теперь со мной останешься, да? - шепотом спросила Элинка, размазывая по щекам слезы. - Это он тебя прислал?

Почудилось: да. Словно теплыми крыльями накрыло. И теплом отозвалось внизу живота, неясным томлением. Охнула Лисена, приложила руку. Невозможно еще было знать, почувствовать, но Орел-покровитель ведал: зреет новая жизнь. Знала теперь и Элинка: сын у нее родится. Белоголовый, с серыми глазами.

– Ой, Матерь-заступница, что же будет, - зажмурилась от страха. - Как же я теперь, невенчанная? - и тут же прикрыла живот руками: не отдаст. Никому не отдаст!

Сумрачно в Малом тронном зале. Небо за окнами затянуто тучами, на Турлин идут первые весенние грозы. Капли уже катятся по витражам, заставляя плакать зверей и птиц. А Элинка не плакала. Смотрела сухими воспаленными глазами на брезгливо морщившихся придворных, на возмущенных матрон, на стыдящихся происходящего офицеров. Она не замечала ни сочувствия принцессы, ни тревоги на лице королевы, оплывшем, как бывает на последнем месяце перед родами. Не видела, что зал убран березовыми ветками с чуть набухшими почками - оберегами от злых духов для матери и пока нерожденного младенца, быть может, будущего короля Иллара. Она лишь чувствовала березовый запах, и еще выше вскидывала голову.

Элинке тоже приносили березовые ветки, тогда еще хрупкие от морозов. Княжич Артемий, вернувшийся к концу зимы из дальней крепости, притаскивал их целыми охапками, бросал у камина. Ветки оттаивали, пахли летом, и Лисена начинала плакать. Артемий бурчал тогда:

– Прекрати, слышишь? Тебе нельзя.

Князь Лесс, сильно исхудавший после болезни, тоже привозил обереги, смущенно отводил взгляд от Элинкиного живота. При нем Лисена старалась не плакать, стеснялась.

Уж тем более она не будет плакать перед королем и Советом золотых князей. Элинка вздернула подбородок. Она была готова воевать со всем светом. С любым, кто посмеет тронуть хоть словом ее маленькое чудо, спящее на руках.

– Мой король! Я, Артемий Торн из рода золотого Оленя, клянусь покровителем своим, что Эмитрий Дин из рода Орла венчался с Элиной Демаш. Этот мальчик, названный по рождению Димитрием Демашем, по праву может носить имя своего отца. Он - Димитрий Дин из рода Орла. Пусть будет в этом свидетелем его покровитель.

Зазвенели стекла от порыва ветра, ополовинило грозу - гигантские крылья отмахнули тучи. Освобожденное солнце ударило в окна так щедро, что многие зажмурились. Ребенок на руках Элины проснулся и недовольно заплакал.

Сентябрь 2006- октябрь 2007