История Украины - Коллектив авторов

В январе 1933 г. в некоторых районах СССР этот насос действительно достиг самого дна. Выполняя завышенные планы поставок продовольствия на стройки пятилетки, исполнители высочайшей воли изымали у голодных людей уже не только хлеб, годный на экспорт, но и грибы и сушеные овощи, которые можно было бросить в котел рабочих столовых Днепрогэса и Сталинградского тракторного. Несмотря на голод, наращивался экспорт – нужно было докупить последнее оборудование, чтобы «доделать» задачи Пятилетки.

В 1928–1932 гг. урожайность упала с 8 до 7 ц с га (валовой сбор зерна упал с 733 млн ц до 699 млн ц). А заготовки в 1928–1935 гг. выросли с 11,5 млн тонн зерна до 26 млн тонн. У крестьян не оставалось запасов «на черный день». 1931–1932 гг. были неурожайными. Запасы зерна у крестьян упали с 50 млн т до 33 млн т в 1931 г. и 37 млн т в 1932 г. В 1932 г. заготовки были снижены в сравнении с 1931 г. всего на 13 % и составили 1181,8 млн пудов. Зато в 1933 г. заготовки резко выросли до 1444,5 млн пудов. Планы экспорта и снабжения растущих городов не подлежали пересмотру. Именно этот нажим на крестьян – и на колхозников, и на единоличников – в 1932–1933 гг. вызвал голод в ряде регионов страны.

В августе 1931 г. внешняя задолженность достигла 1233 млн рублей при экспорте 811 млн рублей. В первой половине 1932 г. импорт был сокращен на треть, с июля 1932 г. началось снижение капиталовложений. Однако чтобы избежать дефолта и выполнить оставшуюся минимальную программу строительства нужно было получить ресурсы, и в том числе – продовольственные, предназначенные как на экспорт, так и на пропитание возросшего числа рабочих. В 1931 г. было экспортировано 5,2 млн т хлеба. Только в начале 1933 г. внешняя задолженность СССР существенно снизилась до 1 млрд руб., и стало ясно, что в 1934 г., когда подходил срок платежей, СССР сможет избежать дефолта.

Чудовищный голод – результат тяжелого выбора сталинской группы: либо – сколько-нибудь успешное завершение индустриального рывка, либо нехватка ресурсов и полный экономический распад, гигантская «незавершенка», памятник бессмысленному распылению труда. И, конечно, крах Сталина. Для того, чтобы закончить рывок, достроить хоть что-то, Сталину нужны были еще ресурсы, и он безжалостно забрал их у крестьян.

В. В. Кондрашин реконструирует эволюцию позиции Сталина по поводу начинающегося голода на Украине: «На наш взгляд, именно массовое бегство украинских крестьян из колхозов весной-летом 1932 года, в немалой степени, обусловило ужесточение политики сталинского руководства в деревне в целом, во всех регионах, в том числе в Украине.

Как свидетельствует опубликованная переписка И. В. Сталина и Л. М. Кагановича, в начале 1932 года Сталин полагал, что главная вина за возникшие в Украине трудности лежала на местном руководстве, которое не уделило должного внимания сельскому хозяйству, поскольку увлеклось «гигантами промышленности» и уравнительно разверстало план хлебозаготовок по районам и колхозам. Именно поэтому весной 1932 года была предоставлена помощь Центра: семенная и продовольственная ссуды».

15 марта 1932 г. Косиор предложил ввести порядок индивидуального стимулирования колхозников – в зависимости от урожая направлять больше продовольствия на личное потребление. Подобные инициативы обсуждались в Политбюро, но стали реализовываться только по окончании Первой пятилетки.

В апреле 1932 г. украинское руководство сигнализировало о тяжелой ситуации, которая складывается в республике, и просили снизить нормы поставок хлеба и даже оказать помощь ссудой на посев. Ссуды были даны, но они были возвратными и только увеличили нагрузку на село осенью. Республике были выделены 25 тыс. т хлеба из государственных запасов, находившихся на Украине и 30 тыс. т, прежде предназначенных на экспорт. Поняв, что высшее партийно-государственное руководство с пониманием относится к просьбам Украины, председатель республиканского правительства В. Чубарь продолжал просить помощь, ссылаясь на трудности в обеспечении Донбасса и др. В результате Украине еще сильнее уменьшили планы поставки, и для компенсации потерь СССР был вынужден закупить хлеб в Иране и на дальневосточных рынках (Канада, Австралия).

6 мая планы были снижены до 18,1 млн т. Для сравнения, в 1931 г. – 22,4 млн т. Правда, фактически было собрано в 1931 г. только 19,4 млн т. Но и план в 18,1 млн т. не был выполнен Украиной.

«Дальнейшие просьбы руководителей Украины Чубаря и Петровского о необходимости снизить планы поставок Сталин прокомментировал в письме к Кагановичу: «По-моему, Украине дано больше, чем следует. Дать еще хлеб незачем и неоткуда». Уже летом 1932 г. Сталин обсуждал возможность снятия с постов Косиора и Чубаря, но в итоге решил ограничиться «укреплением» руководства более жесткими работниками из других регионов.

Украинские колхозники, вместо благодарности за оказанную помощь, бросают колхозы, разъезжают по Европейской части СССР и разлагают чужие колхозы «своими жалобами и нытьем», его позиция стала изменяться. От практики предоставления продовольственных ссуд Сталин переходит к политике установления жесткого контроля над сельским населением. Причем эта тенденция усиливалась по мере роста крестьянского противодействия хлебозаготовкам в форме прежде всего массового расхищения урожая и во всех без исключения зерновых районах СССР», – считает В. В. Кондрашин.

7 июля 1932 г. планы поставок хлеба с Украины были повышены. От голодных людей нужно было защитить и собранное продовольствие. Отсюда – принятый в 7 августа 1932 г. закон о наказаниях за кражу государственного и колхозного имущества в крупных размерах – вплоть до расстрела. Характерно, что ворованным считался и хлеб, который крестьяне укрыли от поставок государству. Сталин предложил ЦК КП (б) У оповестить крестьян, что к укрывателям будет применяться этот закон. Формально закон не должен был относиться к одиночным кражам из нужды или по «несознательности», но соответствующее разъяснение было сделано только 1 февраля 1933 г.

В 1932 г. трудовая армия СССР была вымотана длительным напряжением сил, хаосом колхозной перестройки, отсутствием стимулов к труду – все равно все заберут. Изъятие продовольствия проводилось варварски и вело к огромным потерям. По данным историка В. В. Кондрашина, «в 1932 году, согласно отчету комиссии ВЦИК, весенняя посевная кампания на Северном Кавказе растянулась на 30–45 дней, вместо обычной недели или чуть больше. В Украине к 15 мая 1932 года было засеяно только 8 млн гектаров (для сравнения: 15,9 млн в 1930 году и 12,3 в 1931 году). Упорные усилия власти по расширению посевных площадей зерновых культур для роста их товарности, без введения прогрессивных севооборотов, внесения достаточного количества навоза и удобрений, неизбежно вели к истощению земли, падению урожайности, росту заболеваемости растений. Резкое сокращение тягловой силы при одновременном увеличении посевных площадей не могло не иметь своим результатом ухудшения качества вспашки, засева и уборки, а, следовательно, снижения урожайности и увеличения потерь. Широко известны факты высокого засилья сорняков на полях, засеянных хлебами в 1932 году в Украине, на Северном Кавказе и в других районах, низкое качество прополочных работ.

Закономерным следствием подобных объективных обстоятельств стали огромные потери зерна при уборке урожая, размеры которых не имели аналогов в прошлом. Если в 1931 году, по данным НК РКИ, при уборке было потеряно более 150 млн центнеров (около 20 % валового сбора зерновых), то в 1932 году потери урожая оказались еще большими. Например, в Украине они колебались от 100 до 200 млн пудов, на нижней и Средней Волге достигли 72 млн пудов (35,6 % от всего валового сбора зерновых). В целом по стране в 1932 году не менее половины выращенного урожая осталось в поле. Если бы эти потери были сокращены хотя бы на половину, то никакой массовой голодной смертности в советской деревне не было.

Тем не менее, по оценкам источников и свидетельствам очевидцев, в 1932 году урожай был выращен средний по сравнению с предыдущими годами и вполне достаточный, чтобы не допустить массового голода. Но убрать его своевременно и без потерь не удалось. Поэтому, в конечном итоге, он оказался хуже, чем в 1931 году…», – считает В. В. Кондрашин.

В сложившихся условиях крестьянское сопротивление (в отличие от 1930 г. скорее пассивное, чем активное, связанное с саботажем, а не восстаниями) было неизбежно и предсказуемо. Крестьянин – тоже человек, и не мог испытать прилив трудового энтузиазма от условий, в которые его загоняли. Но государством была поставлена задача провести техническую модернизацию, и ее можно было проводить только за счет крестьянского продовольствия. Пока стране и миру нельзя было предъявить первые гиганты индустрии, продолжение политики индустриализации требовало масштабных изъятий хлеба (с неизбежными потерями и падением производительности труда на селе). Коммунистическому режиму было жизненно важно дотянуть до завершения Первой пятилетки, а там можно было бы и передохнуть. А пока Пятилетка не завершилась, нажим на крестьян продолжался.