Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

Если Фомичеву разговор о несоответствии моего характера новым должностным обязанностям показался вздором, некоторым из тех, кто работал со мной, это несоответствие было понятно.

Хорошо помню встречу с Глебом Александровичем Виноградовым позже описываемых событий, когда меня уже назначили главным редактором «Книги». Он посчитал нужным сказать, что плохо представляет себе меня в этой должности. Внутренне я с ним был согласен. Такие мои качества, как робость, зажатость, неумение легко вступать в контакт с новыми людьми по собственному почину, уверенно представительствовать в различных организациях и добиваться для своего издательства новых возможностей, заключая для этого сделки, что тогда было очень распространено, твердо противостоять агрессии, – все это не могло не ограничивать мою деятельность в роли хоть заместителя главного редактора, хоть редактора главного. Я был и заместителем главного редактора, и главным редактором преимущественно внутреннего действия, т. е. организатором и руководителем редакционно-издательского процесса внутри издательства, и относительно успешно с этим справлялся, а вот администратором внешнего действия был действительно слабым, пассивным.

Конечно, я систематически выступал в печати, пропагандируя книги издательства, рассказывал о его планах, выступал на совещаниях, конференциях, организовывал обсуждения планов и книг, участвовал в редколлегиях ряда изданий. Но все это делалось не по моему почину – я лишь откликался на предложения и приглашения других.

Ограниченность моих действий, конечно, угнетала меня, но преодолеть собственную натуру сил не хватало.

Случайность моего назначения заместителем главного редактора была налицо. Если бы Комитет назначил на пост главного редактора издательства достойного человека, Телепину не пришлось бы от него избавляться и повышать меня в должности. С другой стороны, сектор издательств и полиграфии Отдела пропаганды ЦК КПСС, с которым такое назначение, скорее всего, согласовывалось, не возражал против него, вероятно потому, что был заинтересован, чтобы в руководстве издательства был человек, которому близок издательско-полиграфический пласт литературы. И это, возможно, перевесило мое слабое место – еврейское происхождение. Не могли не повлиять на Яблокова и хорошие отзывы обо мне авторитетных в отрасли людей на совещании в ЦК КПСС, которое я описывал выше. Не исключаю, что хорошо обо мне могла говорить Яблокову и его жена, работавшая в Союзкниге. С ней мне приходилось иметь дело в связи с ведомственными изданиями по книжной торговле. Хорошо зарекомендовал я себя и на первой своей работе в «Книге», когда руководил подготовкой к изданию так называемых «Списков изданий, подлежащих списанию в книготорговой сети». Списки составлялись по предложениям с мест; главная цель была в том, чтобы убрать из ассортимента книги Сталина и всю литературу, пронизанную идеями культа личности. Однако книготорги включали в списки на списание книги вполне добротные, но по какой-либо причине залежавшиеся (часто из-за ошибочного распределения книг по книготоргам), книги, пришедшие в негодность из-за ненадлежащих условий хранения или просто нераспроданные. Увидев в списках хорошие книги известных советских писателей, я постарался предупредить об этом руководство Союзкниги, и многие такие книги из списков были вычеркнуты. Но не все. И после выхода списков в свет разразился скандал, в результате которого К.Н. Боголюбов, первый заместитель председателя Комитета по печати, получил взыскание и его перевели на другую работу (кажется, он вернулся в ЦК КПСС и сделал там большую карьеру). Обо всем этом я пишу для того, чтобы показать, что повышение мое в должности было все-таки не совсем случайным.

А вот что Комитету нужно было как раз в это время трудоустроить Ивана Петровича Немешаева, который не ужился на посту главного редактора в издательстве «Знание», было чистой случайностью. Именно поэтому Комитету было очень на руку освобождение места главного редактора и он легко согласился на введение в штатное расписание «Книги» новой должности заместителя главного редактора, чего обычно добиться чрезвычайно трудно.

Наконец, случайным было назначение меня через некоторое время главным редактором.

Сменивший Г.А. Ершова на посту главного редактора «Книги» Иван Петрович Немешаев был в начале своей биографии рабочим, потом сделал партийную карьеру и в бытность Л.И. Брежнева первым секретарем ЦК КП Молдавии заведовал лекторской группой этого ЦК, т. е. входил в орбиту сотрудников Брежнева, что, конечно, открывало ему дорогу к высоким постам.

Человек он был толковый, схватывал все на лету и, если бы не любовь к выпивке, пошел бы, наверное, далеко, поскольку все силы прилагал к тому, чтобы средствами рекомендательной библиографии пропагандировать идеи последних партийных решений. Например, он задумал и организовал вместе с библиографами Государственной исторической библиотеки издание серии библиографических указателей «Решения ХХIII съезда КПСС – в жизнь». Конечно, указатели эти были такими же скучными и далекими от реальной жизни, как и книги, которые они рекомендовали, и не интересовали никого, кроме разве что руководителей кружков и семинаров партийного и политического просвещения. Но таковы были условия игры. Это делало тематический план выпуска издательства политически актуальным, что приветствовалось Главной редакцией общественно-политической литературы Комитета по печати, которая его рассматривала и утверждала. И уже не важно было, что точно такие же зубодробительно скучные библиографические пособия составлял отдел рекомендательной библиографии Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина.

И.П. Немешаев опекал две редакции: рекомендательной библиографии и литературы по библиотековедению и библиографии. На мою долю достались редакция литературы по издательскому делу и книжной торговле и редакция полиграфической литературы. Кроме того, я занимался оперативным планированием, составлял планы-графики сдачи рукописей, следил за состоянием портфелей, подготовлял проекты планов выпуска и редакционной подготовки и т. п. Работой издательства в целом Иван Петрович практически не занимался: она его, в сущности, мало интересовала.

Отношения у меня с Немешаевым были вполне нормальные, даже хорошие. И все было бы неплохо, если бы он время от времени не исчезал на несколько дней, ссылаясь потом на смерть то дяди, то бабушки, то племянницы. Он, видимо, страдал запоями. Перед очередным исчезновением он приходил на работу несколько возбужденным, суетливо деятельным, а вернувшись из такого отпуска за свой счет, обычно бывал зол, сосредоточен и необыкновенно требователен к подчиненным. Конечно, это не могло не вызвать серьезных нареканий Михаила Яковлевича Телепина и по сути, и потому, что он вообще терпеть не мог пьяниц. В конце концов Иван Петрович лег в неврологическое отделение клиники, где ему сделали операцию, делавшую выпивку смертельно опасной. Мы с Р.А. Кошелевой, заведующей редакцией литературы по библиотековедению и библиографии, один раз навестили Немешаева в клинике.