Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Олешкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А мне их не жаль, — сказал водитель. — Пусть огнем горят!
Сзади громыхнуло. Николай обернулся. Машина превратилась в факел. В поле убегали двое.
Встречная полоса мигала фарами, гудела, как Садовое кольцо в часы пик. И вдруг впереди кто-то не выдержал и переехал на их сторону, за ним еще несколько машин. Мгновение — и вся полоса забита машинами.
Водитель еле успел раскрутиться:
— Сволочи! Стрелять их мало!
Он рванул обратно к аэропорту:
— Махнем через «Шереметьево-1».
Снова они прошелестели мимо подбитой машины. Та превращалась в обгоревший скелет. Дохнуло огнем. Двое стояли в поле, не в силах приблизиться.
После аэропорта стало полегче. Редкие автобусы, самосвалы. Кустики и деревья за несколько дней покрылись легким желто-зеленым туманом. Напротив аэропорта «Шереметьево-1» — негусто. И публика попроще: внутренние линии. Кто-то голосовал, но они не останавливались. Впереди по движению, метрах в ста, стоял животастый мужчина. В летной куртке, на голове — бинты. Без всякой надежды он чуть поднял руку.
— Давай подвезем? — сжалился Николай.
Они притормозили.
— Подкиньте, мужики!
— Где тебя так? — спросил Николай, когда они вновь набрали скорость.
— В океане-море, — усмехнулся животастый.
Он не был склонен к подробностям.
— Меня тоже однажды, — сказал Николай. — Мы фильм про подводников снимали. Ну, там авария, взрыв… Меня вверх как пробку кидает. Все, хана! И вдруг вертолет…
Животастый обернулся к Николаю и пристально уставился тигриными глазами…
— И канат кидают, — сказал Николай.
— И флягу спирта дают? — спросил животастый.
— Теплую.
Животастый обнял Николая:
— Братишка! Ну прямо как в жизни!
Они с ветерком летели к Москве.
— Как идет! — восхитился водитель. — Сто сорок, а не чувствуешь.
Впереди просматривался пункт ГАИ. Сбросили скорость. И с той, и с другой стороны стояли «броники». Проезжая часть сужена каменными блоками. Гаишник, перепоясанный белыми ремнями, в бронежилете, сделал отмашку. «Мерс» притормозил и съехал на обочину. Водитель вздохнул и полез в карман:
— Всем жить надо.
Он выскочил из машины и засеменил к гаишнику. Они поговорили и направились к машине. Гаишник открыл дверь:
— Кто такие?
Животастый достал из кармана лист бумаги, протянул.
— Понятно, полковник. А это? Кто с вами? Кавказской национальности?
— Ты чего? — возмутился Николай. — Русский я. Не видишь?
— А усы?
— Такие усы еще наш царь-батюшка носил.
Гаишник стянул с руки перчатку, зажал ее под локтем, раскрыл паспорт:
— Русский говоришь, а здесь не написано. Сейчас все русскими быть хотят.
— Послушай, браток, — сказал Николай. — Ты видишь, паспорт заграничный. Здесь не пишется нация. Ты на фамилию глянь. Бодунов я, Николай. Ну?
— А может, ты паспорт купил? Почем я знаю? Вылезай из машины.
— Погоди, командир, — заступился водитель.
Он наклонился к Николаю и зашептал:
— Гони баксы. Не понял? Замотает тебя.
— За что? Я — русский! — обиделся Николай. — За что гнать? Ну за что? За что баксы?
Гаишник выдернул Николая из машины и потянул к «бронику». Оттуда вылезал другой парень, здоровее первого. Вдвоем они заломили Николаю руки, приперли к «бронику», затем первый стал обшаривать карманы. Николай отбрыкивался ногами. Гаишник размахнулся и влепил ему по челюсти.
— Давай задним ходом, — сказал животастый. — И будь наготове!
Он вылез из машины:
— Постойте, ребятки. Осадите маленько.
Но те вошли в раж и с матюгами били Николая.
— Не встревай, полковник!
Николай уворачивался, но ему приходилось туго. Били его и по почкам, и по зубам.
— Ребятки, не надо, — сказал Малышко. — Мирное же время.
Тогда тот, кто остановил машину, отпустил Николая, взял дубинку наперевес и шагнул к Малышке. Размахнулся, но…
От сильного удара ногой в пах взвыл и покатился на землю, второй «гаишник» отпустил Николая и передернул затвор автомата. Но Николай одним ударом выбил его из рук, а вторым сбил с ног — тот отъехал по мокрой земле, как в кино…
— Прыгай в машину! — крикнул Малышко.
Мотор взревел, грязь из-под колес. Саданула автоматная очередь. В заднее стекло они увидели, как омоновцы бегут к синей милицейской машине, как из «броника» напротив выпрыгивают другие, разворачивается еще одна машина…
«Господи, — подумал Малышко. — За что? Только решил жить по-человечески…»
— Молодцы, ребята, — сказал он вслух. — Теперь слушай мою команду! Если жить хотите.
18, Под крышей дома своего
Телефон Блинова долго не отвечал. Наконец сонный голос сказал:
— Руслан слушает.
Малышко решил, что ошибся. Повесил трубку, снова кинул жетон, набрал номер.
— Руслан у телефона. Ну, кто там балует?
— Здравия желаю, — сказал Малышко. — Можно Блинова?
— Блинова? А кто его хочет?
— Знакомый один.
— Слышь, знакомый, — сказала трубка. — Нет его. Больше не будет. Не звони. Понял? В твоих интересах.
— Понял, — понял Малышко.
Он спустился в метро и поехал домой. Вряд ли так быстро его вычислили. Скинуть чужое белье, выспаться.
Когда он шел от своего «Парка культуры» к дому, то поразился отсутствию палаток. Их словно ураганом смело. Черные прямоугольники асфальта означали прежнее место стоянки. К булочной, напротив дома, тянулась длинная, аж от самого кинотеатра «Фитиль», очередь.
— Что дают? — поинтересовался Малышко.
— Обещают завезть, — сказала старушка, явно не расслышав его вопроса.
Малышко вошел во двор, направился к подъезду, но наметанный глаз заметил субъекта. В черном немодном пальто, ушанке, крепких ботинках. Нескладный, несегодняшний. Курил, сплевывал. Поглядывал по сторонам. Увидел Малышко — напрягся.
Малышко сразу подошел к нему:
— Здоров, — бодро сказал он. — А третий подъезд где?
В третьем жила Сьюз.
— А кто его знает? — сказал субъект.
— Не здешний? — спросил Малышко.
— Не. Из Торжка.
— Ну?
— Ага. Плотник. По приказу прибыл. Порядок наводить. А ты?
— Я? Из Мурманска. Моряк.
— Понятно. А в третьем чаго?
— Барышня.
— Ну, ну…
Субъект достал из внутреннего кармана фото, на котором Малышко узнал себя. Но при параде. В кителе и фуражке.
— Не знаком?
— Ну-ка? — Малышко взял фото.
— Нет.
— Он в первом живет.
Субъект поглядел на Малышко.
— Ну роста твово. И фигура. Только бинта нет. Не знаком? Жаль. Простыл весь, вторые сутки сижу.
— А чем он провинился?
— Знаю? Велено начальством. Понял?
— Понял.
— Слышь? А пузо у тебя чего?
— Что?
— Большое пузо. Ты в комиссию ходил? За справкой?
— Завтра пойду!
Малышко пошел к третьему подъезду. Поднялся. Нажал на звонок. Дверь открыла немолодая женщина. Долго смотрела в глазок. Наконец открыла.
Малышко слышал, что тот субъект идет за ним. Проверяет. Хороший чекист получится.
— О! — сказала женщина. — Хай! Я вас узнала.
Ей было лет сорок, говорила с акцентом. Малышко быстро захлопнул дверь, приложил палец к губам.
— Вам письмо. — прошептала женщина. — От Сьюз.
И протянула конверт.
Письмо было без обратного адреса. «Дорогой полковник, хай!
