Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.) - Леонид Васильев

В царстве Сун в начале V в. до н. э. фаворит правителя Сян Туй (Хуань Туй), потеряв расположение господина и опасаясь за свою жизнь, попытался было устроить заговор против гуна, но потерпел неудачу. Показательно, что гуну в его противостоянии своему фавориту помогли высшие представители клана Сян, занимавшие министерские должности и принявшие решение выступить против Сян Туя [114, 14-й год Ли-гуна; 212, т. V, с. 837 и 839–840]. Этот конфликт в одном из самых могущественных кланов царства Сун наглядно свидетельствует о том, что вчерашний субудел-вотчина давно уже превратился в мини-государство, в рамках которого члены правящего дома Сян (Хуань) уже очень мало ценили родственные узы и явно предпочитали им собственные политические амбиции. И так было в V и даже в VI в. до н. э. практически уже во всех царствах, не исключая и домен.

В сообщении «Цзо-чжуань» за 12-й год Чжао-гуна (530 г. до н. э.) сказано, что в домене вана — где уделов было сравнительно много и все они, насколько можно понять, были небольшими — некий Юань-бо скверно относился к своим подданным, в результате чего сначала они понемногу убегали от него, а затем все дружно восстали и изгнали его, поставив вместо него его брата [212, т. V, с. 636 и 639]. Шестью годами спустя, в 524 г. до н. э., сообщение чуть иного плана (Мао Дэ убил правителя удела Мао, Мао-бо, и занял его место) снова напомнило о том, что в уделах домена вана, как и в других государствах чжоуского Китая, происходят кровавые усобицы [114, 18-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 669 и 670].

Число аналогичных сообщений источников достаточно велико. Главный вывод, который из них следует, сводится к тому, что прежних сплоченных аристократических кланов знати, характерных для времен начала Чуньцю, более не было. Им на смену пришли группировки с одним и тем же клановым именем, родственные друг другу, но в то же время разделенные корыстными интересами и проводящие каждая свою политику. Это не значит, разумеется, что всегда и при любых обстоятельствах у всех этих группировок были разные интересы, заставлявшие каждую из них тянуть в свою сторону. Как раз напротив, очень часто такого рода интересы продолжали быть общими и тем способствовали единению клана, особенно в противостоянии его (иногда с союзными ему кланами) враждебным кланам, как то было в Цзинь в V в. до н. э. Но несмотря на это, единство клана было уже в прошлом. Его заместило единство интересов — или отсутствие такого единства, соперничество и враждебность.

Трансформация субудела-вотчины и сплоченного знатного клана означала, что у феодальной структуры периода Чуньцю почва уходила из-под ног. Это было знамением времени и результатом сложного комплекса параллельных и взаимосвязанных процессов, в котором преобразование удельного клана в административно-бюрократический аппарат власти было только одним из элементов, быть может, даже не наиболее важным. Однако оно достаточно наглядно демонстрирует характер и вектор эволюции Китая в период Чуньцю. Вектор был однозначным и очевидным: от феодализма к дефеодализации развивающегося и усложняющегося древнекитайского общества. В том, что это было именно так, убеждают и другие процессы, к рассмотрению и оценке которых мы обратимся в последующих главах работы.

Глава 6. Аристократия и феодальные войны

В центре внимания многочисленных авторов древнекитайских источников, летописей типа «Чуньцю», различного рода комментариев к ним, сводных сочинений или специализированных трактатов, всегда стояли власть имущие, т. е. те, кто управлял государством и от кого зависела его судьба. Власть в чжоуском Китае периода Чуньцю, включая еще немногочисленный в ту пору ее аппарат, была в руках феодальной знати. Именно чжоуская аристократия играла главную роль во всех государственных делах. Ее представители принимали активное участие в текущем управлении, спорадических и весьма частых войнах, политических интригах, дворцовых переворотах, межгосударственных связях и тем более ритуальных жертвоприношениях. Они решали вопросы, связанные с налогообложением и трудовыми повинностями населения, с воинской службой, со строительством зданий или городских стен, да и многие другие. Иными словами, все государственные дела на всех уровнях вершились аппаратом власти, состоявшим из различных прослоек родовой знати. Неудивительно, что именно о ней сохранились записи в документах. Естественно и то, что наибольший интерес среди археологических находок, относящихся к той же эпохе, прежде всего представляют те, что имеют отношение к правящим верхам и их жизни.

Разумеется, все сказанное не означает, что жизнь простого народа, составлявшего фундамент всей многослойной социополитической конструкции, никак не была отражена в источниках. Однако главное внимание в них уделено знати. В данной главе речь пойдет в основном о войнах и всем том, что с ними было связано. И пусть читателя не удивляет тот факт, что войнам в «Чуньцю» посвящается специальная глава. Дело не только в том, что материалов о войнах, связанных с ними событиях и вообще о роли военной функции в столь типичной феодальной структуре, которая предстает перед нами со страниц источников, очень много и они заслуживают специального внимания. Очень существенно, какую роль играли эти войны и вообще военная функция, даже шире, функция, как ее назвал М.Льюис [214], санкционированного насилия в жизни чжоуских государств времен Чуньцю.

Вообще роль войн в истории человечества еще недостаточно исследована как в специальных обществоведческих исследованиях, так и в генеральных историософских обобщениях. Речь не о том, что роль войны недостаточно оценена с точки зрения исторического процесса как такового, хотя и это стоит иметь в виду. Важнее обратить внимание на то, что современным читателям подчас мало понятны те невидимые либо малозаметные связи, которые соединяли в нечто цельное войну и политический статус государства, войны и судьбы различных народов, войну как мощный двигатель эволюции с войной как символом разрушения стран и гибели народов.

И шанский и западночжоуский Китай были хорошо знакомы с войнами. Именно успешные войны длительное время поддерживали благополучное существование и стабильность в рамках урбанистической цивилизации Шан, окруженной со всех сторон чуждыми и весьма воинственными племенами. Огромное число шанских записей посвящено именно войнам, карательным походам и отражению нападений. Одна из таких войн привела, как известно, к крушению шанского государственного образования и появлению вместо него военно-политического объединения чжоусцев.

Период Западного Чжоу, судя по данным источников, тоже был заполнен войнами. Частично это были войны внутренние — будь то шанский мятеж, с которым едва справился Чжоу-гун, или восстания времен незадачливого Ли-вана. Но для чжоуского Китая, как и для шанского, очень важным было отражать нападения воинственного иноплеменного окружения. На северных и южных границах войны велись почти постоянно и ставили своей целью оградить центральную часть бассейна Хуанхэ (Чжунго), находившуюся в зоне плодотворного воздействия шанской цивилизации, от варварских нашествий. Войны внешние в шанско-западночжоуском Китае явно доминировали; по сравнению с ними войны внутреннего характера были досадным исключением, лишь подтверждавшим безусловную и ясную для всех в Поднебесной норму: война — это прежде всего столкновение с иноплеменниками, более того, с цивилизационно чуждыми и стоящими по уровню развития ниже враждебными племенами.

Такого рода войны хорошо известны из истории едва ли не всего мира. Они наиболее типичны, ибо везде порождаются сходными причинами, т. е. присущим человеческой психологии разделением людей на две категории: своих и чужих. При этом не свои всегда и везде воспринимались как чужаки прежде всего в плане образа жизни и культуры, языка и религии.

С этой точки зрения войны периода Чуньцю были принципиально иными, в основном междоусобными, т. е. такими, которые велись между собой людьми одного и того же образа жизни, близкими друг к другу по языку (можно говорить, да и то далеко не всегда, лишь о диалектных различиях), культуре и религии. Правда, такие же войны велись и в следующий после Чуньцю исторический период, в Чжаньго, когда они уже заведомо не были феодальными. Но о них речь пойдет особо. Сейчас перед нами другой вопрос — почему войны в период Чуньцю были именно феодальными?

Только ли потому, что воевала в основном феодальная знать, которой в период Чжаньго уже практически почти не было? Этот фактор безусловно важен. Но он далеко не единственный, и дело никак не сводится к нему одному. Огромное значение имеют цели и характер войн, формы ведения их и результаты, к которым они приводили. Не менее важны движущие силы, ведшие к войнам, даже форма ведения войн. Вот обо всем этом и пойдет теперь речь.