Маугли 1. Конец отпуска. - Павел Казаков

Я быстро натянул на себя что-то типа спортивного костюма светло-жёлтого цвета. Ткань – синтетика, но приятная на ощупь. Трусы тоже пришлось сменить, не зря же выдали. Карманов не было. Намёк понял. Ладно.

Крапива тоже достаточно бодро переоделась. Хорошо, что мы с ней успели полноценно сблизиться, я теперь как бы имел право на подглядывание в такие моменты. Убедился ещё раз, что моя девушка само совершенство, после чего переключился на робота. Тот стоял в коридоре неподвижно.

– Я переоделась, – крикнула в щель Крапива.

– Я тоже, – присоединился я.

– Ну, так выходите, – иронично произнёс робот.

Я подошёл к двери, и та сама отъехала в сторону. Выйдя в коридор, я увидел Крапиву и не удержался, подскочил к ней и обнял.

– За мной, мясо! Ещё наобнимаетесь! – не дал нам и пары секунд робот и двинулся по коридору.

– А ты вообще кто такой? – поинтересовался я, догнав плавно и бесшумно катящийся механизм.

– Зовите меня Акинак. Я работаю в команде Доктора Ри. Его ассистент.

– Понятно, Акинак. А что ты такое?

– Как что? Тоже самое, что и вы, только в нормальном качественном носителе, а не в несвежем бракованном мясе.

– Насчёт несвежего, это ты погорячился. Мы ещё считаемся молодыми. А почему бракованное? – даже обидно стало от такого наезда. Качаешься, конь, кольца, перекладина, прыжки, обрастаешь качественной мускулатурой, а тут наезды. Крапива тоже, так если посмотреть, топовый представитель с точки зрения женской фигуры. Понятно, что у каждого свои предпочтения, но большинство землян нас бы посчитали очень даже ничего так.

– Так у вас тут на всей планете мясо бракованное, – начал с ходу унижать нас Акинак. – В каждом био-теле прошиты ограничители на время развития носителя. До тридцати или максимум сорока лет оно развивается, а потом медленно деградирует и обязательно перестаёт функционировать. Это брак. Но с преступниками иначе никак. Так что этот брак запланированный и контролируемый. Не заслужили вы нормальных носителей, пользуйтесь тем, что есть. В био-теле весь прикол в том, что его можно развивать и развивать, и лет через пятьсот-шестьсот оно будет достаточно крепким и качественным. А у вас ерунда какая-то, а не носители.

– А у тебя, значит, просто идеальный носитель. Ты прямо хакнул жизнь, – я позволил себе немного сарказма, но для Акинака это было то, что надо. Втягивая его в спор, я вытягивал из него очень важную информацию. Видимо, никто тут вообще не заморачивается тем, чтобы что-то от нас скрывать. Считают, что раз всё равно сотрут нам память, то и незачем тайны строить на ровном месте. Но и по собственной инициативе никто нам не будет ничего рассказывать. Поэтому будем общаться с тем, кто хоть что-то может рассказать.

– Хакнул или нет, а уж всяко лучше вариант себе подобрал, чем био-тело, – после этих слов матовая железная поверхность тела Акинака пришла в движение, будто была жидкой и за секунду сформировалась в гротескное подобие могучего мужского торса с рельефными грудными мышцами и клеточками на прессе. Учитывая отсутствие рук и наличие вместо них худеньких манипуляторов, это смотрелось смешно. Но всё равно впечатляло. Акинак сразу показал, что не бочка на гусеницах, а очень и очень высокотехнологичное изделие. Мы с Крапивой не сдержались и хихикнули.

– Акинак, ты же понимаешь, что раз мы в этих био-телах на этой планете, то и с памятью у нас не всё в порядке. Мы ничего не помним про Империю, мы вообще ничего не помним. Мы «родились» двадцать три года назад, – вступила в общение Крапива. – Расскажи подробнее, что не так с био-телами, чем хорош твой носитель. Может, ты и прав, но мы тебя первый раз в жизни видим, чем ты крут, понятия не имеем. И самое главное, раз мы не тела, то кто мы такие вообще в основе своей? Что мы такое? Личности, индивидуумы? Кто мы?

– Так, нам ещё минут пятнадцать идти, – мы двигались прогулочным шагам по коридорам, иногда проходя через двери или ворота. – Расскажу, что успею. Ты правильный вопрос задала. Именно амнезию в отношении понимания своей сущности все ссыльные получают в первую очередь. Если ты знаешь, что ты не тело, то ты начинаешь спрашивать себя, а кто же ты, и потом можешь начать вспоминать, а стопроцентно эффективных способов стирания памяти не существует, поэтому всё организовано именно так, чтобы никто из вас ничего даже не пытался вспомнить. Вот сколько раз за эти двадцать три года, ты тщательно пыталась вспомнить, что было двадцать четыре или двадцать пять лет назад? Сколько раз ты реально пыталась что-то вспомнить из этого периода своей жизни?

Крапива задумалась. Я тоже.

– Нисколько, – с некоторым удивлением ответила она, – но ведь я думала, что родилась и до этого меня не было.

– Да? А потом? Ты что никогда не слышала идей, что «дух бессмертен» или «душа бессмертна»? Любой, кто боится смерти и того, что исчезнет навечно, успокоится, если вспомнит прошлую «смерть» или прошлую жизнь. Почему вы никогда не пытаетесь даже подумать, где вы были и чем занимались до рождения? Такая ваша религия, как буддизм, вообще напрямую говорит про бессмертие. Но это ни к чему не ведёт. Большинство из вас с огромным интересом концентрируются на диафрагме и прочих чакрах, что только усиливает связь с био-телом и уничтожает осознание своей нематериальной сущности, человек становится двуедин: тело плюс сущность – одно целое. А по факту, каждый из вас просто пилотирует свой носитель. Медитация же вас сращивает с объектом пилотирования, что нам только на пользу. Все медитационные техники на этой планете работают нам на пользу, – никакой мимики отследить на металлическом лице Акинака было невозможно, да и шли мы немного сзади, но голосом он вернул нам двойную порцию сарказма. – Да если бы вы с таким же усердием, с каким медитируете, пытались вспомнить прошлое, вы бы вспомнили очень многое.

– Ладно, это понятно. Так и кто же мы? – повторила вопрос Крапива.

– А никто толком не знает, – огорошил нас ответом Акинак.

– Подожди! Как не знает?

– А вот так! Что известно: известно, что сущность, или личность, или, как вы говорите, душа, является бессмертной и существующей независимо от того, находится она в носителе или нет. Мы для