Избранное - Герман Брох

Время струилось вверху, время струилось внизу, потаенное время ночи, снова втекавшее в его жилы, снова заполнявшее пути небесных светил, нанизывавшее где-то вне пространства секунду на секунду, вновь дарованное, вновь проснувшееся время, неподвластен судьбе, свободен от случая, бессрочен неизменный закон времени, вечно длящееся Днесь, которое прияло его:

закон и время,рожденные друг из друга,отменяющие и вновь порождающие друг друга,отраженные друг в друге и лишь в отраженье зримые,звенья образов и отражений,цепь, обвившая время и обвившая праобраз,не объявшая их всецело и все жеуходящая в безвременность,растворяющаяся в безвременности,у того порога,где в последнем отзвуке их созвучья,где в последнем отсвете их значеньяобраз смерти сольется с образом жизни,—о воплощенная в образах реальность души,дом ее и отчизна,ее вечно длящееся Днесьи потому —осуществившийся в ней закон,ее непреложность[34].

А ведь все, все свершалось в непреложности, непреложен был даже путь познания, возносивший внешнее и внутреннее в даль незнаемого, отъединенного и чужого. Но не заключена ли в этой неотступной, необоримой непреложности и надежда на возрожденное созвучье бытия, на нетщетность происходящего и произошедшего? Непреложно всплывают эти картины, и непреложно они все ближе и ближе подводят к реальности! О, близость праобраза, близость первозданной реальности, в преддверье которой он находился, — дрогнет ли, разойдется ли хрустальный купол небесных сокровений? Откроет ли ночь ему свой последний символ, ему, чье око ослепнет, если она отверзнет свое? Он всматривался в звезды, чей ведомый судьбою и ведающий судьбами двухтысячелетний круговорот должен был вскоре завершиться, судьбою несомый и судьбоносный, передающий завет от отца к сыну в чреде поколений; и небесное Днесь, расширяясь от видимого к невидимому, к полноте вновь дарованного знания, посылало ему свой привет привечал его на юго-западном крае, знакомо и жутко, судьбоносный Скорпион, его грозно изогнутое тело, охваченное нежными токами Млечного Пути; вот Андромеда приникла главой к окрыленному плечу Пегаса; вечносущая Вековечность лучилась незримым приветом; утративший былое могущество Дракон приветно кивает десятью пламенными главами из праотчих запредельных эонов; он всматривался в хладнокаменную твердь, где в чреде созвездий свершает свое круговращенье и Закон, но свершает в отъединенности от смутно мерцающего, почти неуловимого дыхания истины, никогда не снисходящей к земле, всегда лишь предугадываемой с ее отрешенной от человека непреложностью, и вот, вглядываясь в нее, угадывая ее образ в этих мириадах образов, он постигал и силу роящегося в нем познания, постигал, что оно неподвластно случаю в своем ничего не ждущем ожидании, свободном от всяческого нетерпения, постигал и был готов к непреложному свершению в несвершенном. И тогда длань, сжимавшая его, сделалась мягче, еще мягче и обернулась защитой. А на восточных скатах городских крыш прохладно-зеленоватой пылью лежал лунный свет; снова придвинулось земное. Ибо кто минует первые врата ужаса, тот оказывается в преддверии нового и еще более неведомого, того охватывает и подхватывает новое мирочувствование, которое возвращает его к собственной данности, к собственному закону, что неподвластен закону круговращенья, неподвластен сатурнову ходу времен, неподвластен его вслушивающемуся нетерпению; он, снова выпрямленный, снова растущий, обретает ныне вновь свою самость, и его ладья с убранными веслами плавно и ничего не ожидая скользит по глади дарованного времени, точно причал уже близко, причал у берегов последней, неподвластной случаю реальности;

ибо прошедший сквозь первые врата, врата ужаса,вступает в преддверье реальности,где познанье его, открывая себя,обратившись впервые само на себя,прозревает непреложность вселеннойи всего в ней вершащегосякак необходимость и законсобственной его души;ибо кому довелось испытать такое,того приял строй бытия,прияло чистое Днесь,удел и вселенной и человека,его души неотъемлемоедостоянье и состоянье,в силу коего парит она,возносимая Непреложностью,воспаряя над грозно зияющей бездной небытия,воспаряя над слепотой человека;ибо прияло его вечносущее Днесь вопрошенья,вечносущее Днесь простодушного знанья,души человечьей божественный дар — предзнание,иже не знает, поелику вопрошает и иначе не может,иже знает, поелику всякому вопрошенью предшествует,волей божественной дарованное человеку,одному ему искони,как сокровеннейший человеческий долг Непреложности,во имя коейон снова и снова вопрошает познание,снова и снова им вопрошаем;и робеет ответа человек, и робеет ответа познанье,ибо ничто человек без познанья, ничто познанье без человека,слиты они друг с другом, и оба робеют ответа,полоненные божественной явью предзнания,необъятностью вещего вопрошенья,что ни земному ответу, ни истине земного познаньявовек непостижна и все жетолько здесь, на земле, может найти ответ,должна найти ответ, найтиземное свое осуществленьекак чудо двойного преображенья, творящего мир:преображенья реальности в истину, истины в реальность —по воле, коей послушна душа,как закону;ибо душа, чреватая вопросом,возносится в царство истины,в царство спасения,дабы, покорствуя закону познанья,и вопрошенья, и воплощенья,вечно колеблясь между уверенностью знанияи способностью к познанию,искать реальность;вот почему душа,слыша зов первородного знанья,голос вещего вопрошенья,коему ведома законотворящаянеслучайность бытия,—вот почему душа,призванная укоренить знанье в познании,дабы осуществить его,призванная к познаниюзакона, неподвластного случаю,всегда стоит на пороге странствия,всегда готова пуститься в дорогу,направляясь к собственной сути,к своей животности и надживотности,равно неподвластным случаю, равно подвластным закону,сливающимся в истоке и в целии делающим человека человеком;ибо приемлет человекавещая первооснова его души,первоосновадеяний его и исканий, воли его и мысли, его мечты,и приемлет его беспредельная неслучайность сущего,этот неимоверный и необъятный,бронзово-жесткий и колыбельно-нежный,истинно истинный, подлинно подлинный символ его самого,в лоно коего хочет он возвратитьсяи возвратится навек,где приемлет его вечносущее Днесь его символа и воплощенья,дабы стать ему вечной явью;ибо явь человека и дом человека —это упорство его призвания,упорство узника,упорство его негасимой свободыи его негасимой воли к Познанью,столь непреклонное упорство,что величьем он превосходитвсе несовершенство земногои превосходит сам себяв титаническом упорстве человечности;о, воистину, долг познанья —вот отчизна и дом человека,и отречься от этого долганичто его не заставит,даже неизбежность заблуждения,чья случайность ничтожно малапред неслучайностью Долга;

ибо как ни закован человек в узилище своего земного несовершенства — тем более человек, отмеченный смертью, недужный, из последних сил вцепившийся в подоконник, из последних сил хватающий воздух, — как ни предназначен он разочарованию, вечный пленник разочарований в большом и в малом, тщетно всякое усилие его, бесплодное в былом, безнадежное в будущем, и как ни гонит его разочарование все вперед и вперед, от нетерпения к нетерпению, от тревоги к тревоге, от страха смерти к жажде смерти, от жажды творчества к страху творчества, как бы ни был он загнан и упоен и снова загнан, гонимый судьбою от познания к познанию, от берега к берегу от исконно-немудрящего созидания к многоликости знания и еще дальше — к поэзии, и еще дальше — к испытанию древней и сокровеннейшей мудрости, в жажде познания, в жажде истины, и снова к поэзии, будто она ради последнего реального свершения способна породниться со смертью, — о, еще одно разочарование, еще один ложный путь, о, сколь ни ложным кажется сей путь, да он и был ложен и таким остается, с самого первого шага, даже до первого еще шага, о, сколь ни неудавшейся выглядит вся эта жизнь, да она таковой и является, с самого начала утонувшая в ничтожности, навсегда, навечно обреченная неудаче, ибо ничто, ничто не в состоянии прорваться сквозь заросли, ни один смертный не в силах вырваться из чащобы, обреченный вечному, неподвижному кружению на месте, в оковах случая, в оковах отчаяния, опутанный ужасами заблуждений, о, несмотря на все это, вопреки всему, ничто не происходит без необходимости, без необходимости все просто не происходит, ибо непреложность стремления человеческого и долга человеческого превыше каждого деяния и даже ложного пути, даже заблуждения;