Имперская мозаика (трилогия) - Олег Маркелов

— Есть, сэр. — Челтон радостно козырнул. Путы нудных, однообразных будней в учебке Бригады Особого Назначения наконец спали с его плеч, и он вновь ощутил, как разливается по телу приятная энергия. Так, наверно, чувствует себя гончая, предвкушая близкую охоту.

Легкий прохладный ветер разгонял клочья утреннего тумана над центральной площадью цитадели Радон — величайшей из всех крепостей, которые когда-либо возводили токсы. Ряды облаченных в черную броню рыцарей безмолвно подпирали с трех сторон ритуальный эшафот. В воздухе дрожал едва уловимый тоскливый звук обрядовых волын. Для не знающих страха и упрека воинов многие мгновения буйства эмоций были связаны с этим местом. На этом эшафоте их посвящали сначала в послушники Квадрата, а затем в его рыцари. Здесь они прощались со своими погибшими товарищами. С этого эшафота их благословляли на великие походы во славу веры Великого Мастера и Квадрата. Все это были светлые мгновения. Даже прощаясь с павшими воинами, рыцари чувствовали что-то возвышенное, осветляющее горе утраты. Словно голос, поющий героическую сагу об ушедших героях. Сейчас был совсем другой случай. И, насупившись и посуровев, они стояли, раздавленные тем, что впервые произошло в их судьбах. Квадрат потерял один из четырех Талисманов, на которых зиждилось все духовное могущество ордена, — Талисман Силы.

Волыны внезапно смолкли, будто в мехах разом кончился воздух. В гнетущей тишине слышались только мерные шаги конвоя, идущего от Черной башни к эшафоту. В окружении молодых жрецов Черного Ордена, низко склонив голову, брел обнаженный по пояс могучий токе, весь покрытый шрамами и татуировками, свидетельствующими о его воинской доблести. Из одежды на нем были только свободные штаны из грубой кожи, как у работника-простолюдина, и такой же кожи короткие сапоги со шнуровкой на голенищах. Взойдя на эшафот, лорд Саган, а это был именно он, остановился, впервые решившись поднять взгляд на своих вчерашних товарищей. Жрецы, в глубоко надвинутых на лбы капюшонах, встали кругом у подножия эшафота. В молитвенной башне заунывно запел храмовый хор. С первыми звуками молитвопения из врат Храма Власти показалась еще одна небольшая процессия, направляющаяся к эшафоту. Первым, откинув с густой седой гривы волос капюшон, шел, опираясь на украшенный черными рубинами посох, главный жрец Храма Власти, избранный Квадратом для исполнения приговора. На шаг позади него неотступно следовал облаченный в белоснежный балахон палач. Замыкали шествие, отстав от палача еще на шаг, четверо его помощников с нехитрым скарбом в руках. Взойдя на эшафот, жрец, повернувшись к храму и преклонив колено, молча обратился с молитвой к Великому Мастеру с просьбой о прощении, если сегодняшнее наказание покажется Великому чересчур мягкосердечным или, напротив, жестоким. Затем, развернувшись и приняв роль руки и голоса Квадрата, главный жрец Храма Власти зарокотал:

— Мы совершили страшный проступок, искупление вины за который невозможно получить, но лишь ослабить груз ее, обрекши себя на страдания, мучения и жизнь ради этого искупления в иных мирах, дарованных нам Великим Мастером. С этого дня мы будем лишены всех празднований до дня возвращения потерянной святыни. Во всех цитаделях как напоминание о нашем неоплатном долге все это время, денно и нощно, будет звучать молитвенное пение храмовых хоров и жрецов Ордена. На жертвенных алтарях будет приноситься ежевечернее жертвование Великому Мастеру и его Подмастерьям.

Воины, стоящие в строю вокруг эшафота, не слишком вслушивались в слова жреца. Они были в первую очередь бойцами, хоть и с верой в сердцах. Они понимали неизбежность новых лишений и тягот, но в то же время верили в победу своей веры и силы. И хотя тяжесть не ведомого им доселе унижения — потери святыни, давила на плечи, не позволяя гордо вскинуть головы, но, словно заунывная песнь жрецов, поднималось в груди яростное, обжигающее желание отомстить. Отплатить сторицей тем, кто посмел коснуться их святыни грязными руками, вымазанными кровью стражей Храма Силы. Желание это наполняло их жилы бушующей кровью воинов-предков. И рыцари терпеливо ждали завершения церемонии, чтобы начать собираться в великий поход за святыней.

Главный жрец Храма Власти воздел руки с посохом к небу, вновь бормоча молитву. Меч лорда Сагана, который в течение двадцати лет ковал один из оружейников Черного Ордена и который встретился со своим хозяином в день посвящения в рыцари Квадрата, бесследно сгинул в разграбленном Храме Силы. Поэтому сейчас палач извлек изготовленный для обряда простой меч. Помощники палача толкнули обреченного токса, заставляя его упасть на колени. Обрядный клинок зажали в каменных распорах, устроенных тут же, на широком эшафоте. Затянув соединенные с распорами блоки, палач выбрал эластичность меча. Сталь клинка была теперь напряжена до звона. Подхватив тяжелый молот, палач замер, выжидая, когда закончится молитва. Голос жреца оборвался, посох метнулся вниз, коснувшись эшафота. И тотчас же под ударом молота брызнуло осколками лезвие меча. Подхватив рукоять с коротким обломком лезвия, палач шагнул к лорду, позади которого замерли помощники. Уверенным движением палач провел острым обломком по лбу Сагана, глубоко рассекая кожу от виска до виска. Хлынувшая кровь залила рыцарю щеки и подбородок, превратив их в подобие красной уродливой маски. Но на лице лорда не дрогнул ни один мускул.

— Среди нас больше нет лорда Сагана, нашего брата и рыцаря Квадрата, — громко выкрикивал главный жрец. — Имя его и душа меча его отныне преданы презрению и проклятию. Тело Сагана проклятого обрекается на скитания во имя искупления позора и греха своего перед Великим Мастером до тех пор, пока его не призовут к себе Подмастерья Великого Мастера. Да будет так!

Опущенный к земле, посох вновь взвился в воздух, и тотчас возобновилась тоскливая песня храмового хора. Помощники палача начали подталкивать Сагана короткими посошками. Никто не хотел более касаться проклятого рукой. Он поднялся и медленно двинулся по проходу сквозь строй рыцарей. Подчиняясь жесту жреца, все стоящие развернулись спинами к уходящему. Его больше не было для них. Лорд Саган пал в неравном бою. Остался лишь презренный и проклятый изгой. Саган поплелся к внешним воротам, чувствуя себя абсолютно раздавленным тем, что с ним сейчас сделали. Выйдя за ворота, он не упал от отчаяния в придорожную пыль только потому, что не умел проявлять слабость. Он все шагал и шагал прочь от цитадели. Не думая. Ничего не желая. Не зная, что с ним случится в следующий миг. Не видя более для себя будущего.

Реззер вприпрыжку выскочил из своей раздевалки. Попутно разминаясь и разогреваясь, дошел до сектора с разнокалиберными грушами и манекенами. Точно заведенный, он метался по этому сектору полчаса, загоняя себя в нереальный ритм движений. С него уже лился градом пот, когда он наконец добрался до ринга.

— Так. А где Тоша? — Дан огляделся по сторонам, видя на ринге вместо своего привычного спарринг-партнера крупного молодого гурянина. — А ты кто?

— Это не я его нанял. Это привет от Чифа. Вместо Тоши. — Тренер, как всегда, оказался рядом. — Тебе надо менять партнеров. Ты слишком привык к Тоше. Настолько привык, что перестал выкладываться. Мы с Чифом решили, что будем каждую неделю делать смену спарринг-партнера.

— Беспорядочные связи ни к чему хорошему не приведут, — усмехнулся Реззер, осматривая новичка.

— Ну, тут тебе остается только принять. А нравится или нет — это Чифу решать.

— Что ж, посмотрим, на что способен этот новичок. — Дан подлез под канатами, оказался лицом к лицу с незнакомым бойцом. — Ну что, потанцуем?

Вместо ответа гурянин, словно, бык на корриде, молниеносно метнулся к нему. — Реззер едва успел уклониться от мощного и верного удара, получив все же увесистую оплеуху. По всему было видно, что, несмотря на молодость, гурянин был не промах подраться, да к тому же владел приемами рага. Это занесенное с Гура искусство боя было сродни земной системе самозащиты джиу-джитсу. Новый спарринг-партнер бросался на Дана так, словно тот был его личным врагом. Реззер чувствовал, что тут что-то не так, что противник слишком агрессивен и целеустремлен, выкладывается честно и в полную силу. Дан поменял тактику: он впал в то состояние высочайшей скорости и интенсивности, в котором работал недавно в индивидуальном тренировочном секторе. Теперь он оказывается одновременно со всех сторон относительно своего оппонента. Правда, и самому Реззеру приходилось сначала совсем не сладко. Но за плечами у него, помимо прирожденного таланта, опыт нескольких боев с более чем серьезными противниками. Дан прессовал гурянина своей скоростью и выносливостью, не давая ни секунды передышки. А так как гурянин и сам бился, как в последнем бою, то поединок получился очень жестким и даже жестоким. Реззер с раздражением заметил, что досада на Чифа перенеслась сейчас в злость на бойца, которого ему подсунул хитрый импресарио. У обоих уже появилась первая кровь — у человека она сочилась из слегка надорванной мочки уха, а у гурянина струилась из скулы, где лопнула от точного удара кожа. Несколько раз борьба переходила в партер. Дважды Дан брал гурянина болевым и однажды удушением. Раз и сам чудом избежал победного захвата. Скосившись в сторону тренера, наблюдающего за боем, Дан вдруг встретил насмешливый взор той самой незнакомки в пурпурном платье. Только столь же откровенное платье сегодня было графитового цвета с блеском лака. Словно искры пробежало по спине Реззера возбуждение. И в этот момент он пропустил хороший удар в челюсть, который лишь в последнюю секунду успел смягчить, отступив назад. Впав в ярость, Реззер, стремительно преодолев защиту, нанес короткий точный удар в голову, от которого гурянин «поплыл». Далее последовали удар коленом в нижний обрез грудной клетки и размашистый боковой в голову — гурянин, будто спиленное дерево, рухнул под ноги победителю. Дан закрутил головой по сторонам, но незнакомка словно сквозь землю провалилась. Чувствуя что-то подобное разочарованию, Реззер ушел в свою раздевалку. Скинув форму, насквозь пропитанную потом, он забрался под душ, наслаждаясь хлещущими струями воды, которые смывали усталость. Наконец, выключив воду и обмотав бедра полотенцем, он выбрался из душевой и замер как вкопанный. Прямо перед ним, все так же провоцирующе уставившись ему прямо в глаза, стояла темноглазая незнакомка. Он порывался что-то сказать, еще не зная что, но она остановила его прикосновением тонкого пальчика к губам. Не отрывая руки, она пошла вокруг него, едва ощутимо ведя длинным красивым ноготком по щеке, шее, плечу. Затем ноготок заскользил по спине наискосок сверху вниз, заставив Дана неожиданно вздрогнуть, словно от холода. Завершая обход, одним движением пальцев она отпустила полотенце с его бедер. Реззер почувствовал, что больше не в состоянии бороться с собой. Все так же, не произнося ни слова, он прижал ее к себе, приподнимая. Отвечая его движению, она сама прильнула к нему, обхватывая руками и ногами, повисая и раскрываясь. Дан вдруг почувствовал, что под платьем больше ничего нет. Он молча взял ее, прижав спиной к шкафчику для одежды. Всего несколько секунд длилось это безумие желания и хриплого дыхания. Когда все закончилось, он отпустил ее и рухнул на скамейку. Девушка все так же молчала.