Безвременье - Виктор Колупаев

— Так пишется история! Буржуазное государство не "умирает", по Энгельсу, а — "уничтожается" пролетариатом в революции. А из этого вытекает, что "особая сила для подавления" пролетариата буржуазией, миллиона трудящихся горсткой богачей должна смениться "особой силой для подавления" буржуазии пролетариатом, диктатурой пролетариата. В этом и состоит "уничтожение государства как государства" В этом и состоит "акт" взятия во владение средств производства от имени общества. И само собой очевидно, что такая смена одной (буржуазной) "особой силы" другою (пролетарскою) "особой силою" никак уже не может произойти в виде "отмирания".

Стекаются отовсюду людо-человеки, стоят, вначале ничего не понимая и разинув удивленно рты. Но вот среди них происходит какое-то неуловимое движение, какая-то общая мысль охватывает все увеличивающуюся толпу. Единение с оратором чувствуется все сильнее, все теснее смыкаются ряды, все ярче разгораются взгляды задавленных тяжелой работой людей. Но так ведь хотел Фундаментал...

Иванов-Ивановский продолжает:

— Так пишется история! Вот что говорил Энгельс: "Что насилие играет также в истории другую роль", кроме свершения зла, "именно революционную роль", что оно по словам Маркса, является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым, что насилие является тем орудием, посредством которого общественное движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие политические формы, — обо всем этом ни слова у господина Платона. Лишь со вздохами и стонами допускает он возможность того, что для ниспровержения эксплуататорского хозяйничания понадобится, может быть, насилие — к сожалению, извольте видеть!, ибо всякое применение насилия деморализует, дескать, того, кто его применяет. И это говорится, несмотря на тот высокий нравственный и идейный подъем, который бывает следствием всякой победоносной революции! И это тусклое, дряблое, бессильное поповское мышление смеет предлагать себя революционной партии, какую только знает история?

— Смерть, смерть, смерть! — зажигается толпа.

— Учение Маркса и Энгельса о неизбежности насильственной революции относится к буржуазному государству. Оно смениться государством пролетарским — диктатурой пролетариата — не может путем "отмирания", может, по общему правилу, лишь насильственной революцией. Панегирик, цитируемый ей Энгельсом и вполне соответствующий многократным заявлениям Маркса — это панегирик отнюдь не "увлечение", отнюдь не декламация, не политическая выходка. Необходимость систематически воспитывать массы в таком и именно таком взгляде на насильственную революцию лежит в основе всего учения Маркса и Энгельса. Измена их учению господствующими ныне псевдо-диалектическими течениями особенно рельефно выражается в забвении такой пропаганды, такой агитации.

— Так! Так! Так! — вопит толпа.

— Государство, то есть организованный в господствующий класс пролетариат — это определение государства было именно забыто Платоном, так как оно совершенно непримиримо с реформизмом, оно бьет в лицо обычным оппортунистическим предрассудкам и мещанским иллюзиям насчет "мирного развития демократии".

— Да! Да! Да! — уже беснуется толпа.

— Учение о классовой борьбе, примененное Марксом к вопросу о Государстве и о социалистической революции, ведет необходимо к признанию политического господства пролетариата, его диктатуры, то есть власти, не разделяемой ни с кем и опирающейся непосредственно на вооруженную силу масс.

Толпа согласна. Оружие! Оружие! И уже раздаются боевые дубинки, титановые топоры, реактивные гранатометы, зазубренные ножи, трехлинейки и автоматы Калашникова. И уже человеко-людей пытаются строить в колонны, но они умеют ходить только толпой. Ничего — научатся! Энергия созидательного разрушения уже не может сдержать себя и вырывается наружу. Первое, что они делают — это вырубают пальмовую рощу, затем загаживают драгоценное озеро. Чуть поостывшие, они с интересом и удивлением взирают на плоды своего революционного энтузиазма. Получается. Получается! Получается!!

— К границам анклава! К границам анклава!

Я исправляю только то, что не предусмотрел в своем проекте Фундаментал. То, что делают сами людо-человеки, меня не касается. Конечно, в виртуальном мире предусмотрены и такие события... Но, в виртуальном мире есть все события! Их бесконечно много. Можно пробурить артезианские скважины и вытеснить пустыню к самым границам анклава, оставив ее для ночных медитаций человеко-людей, для любования ею из-под сени пальм. Ведь и пустыня изумительно красива! Особенно по вечерам, когда солнце скрывается за песчаными барханами и пять тысяч девятьсот сорок шесть звезд, видимых нормальным невооруженным людо-человеческим глазом, высыпают на черном небосклоне. Можно было бы... Их бесконечное количество, этих возможностей. Но людо-человеки выбирают одну. И тогда их окриками, бичами, выстрелами добровольно строят в колонну. Слизняков, оппортунистов, отщепенцев отводят куда-то в сторону.

— И как один умрем! — поют они и направляются к границам анклава по непроходимым и безводным пескам.

В своем виртуальном мире, когда я становился Аррианом, я писал о подобном походе Александра Македонского: "Кое-кто и уцелел, но большинство погибло в песках, утонув в них, словно в море".

Так писалась история человеко-людей...

И вот ведь что интересно... Людо-человеки знали, что они смертны, и не только стремились к своей смерти, но всеми силами толкали туда всех других, как будто те могли нечаянно стать бессмертными и тем самым нанести им непереносимую обиду. Как корчились они в огне, как истекали кровью от ран, как молили своего Бога о спасении, как призывали все кары на головы других!

А Фундаментал уже не конкретизировал своих просьб. Какой угодно анклав, но непременно с миллиардом людей. И уже не по списку, а беря любых наугад из виртуального мира, но обязательно все с теми же вождями. Мне-то что... Я творил прекрасные города, из камня и дерева, из стекла и алюминия, украшал их фонтанами и парками. Но на окраинах каким-то чудом возникали трущобы, голодные и отринутые устремлялись в центр города, где вождь уже вещал с трибуны, грузовичка или штабеля пустых ящиков:

— ... все прежние революции усовершенствовали государственную машину, а ее надо разбить, сломать. Этот вывод есть главное, основное в учении о Государстве. Ход событий вынуждает революцию "концентрировать все силы разрушения" против государственной власти, вынуждает поставить задачей не улучшение государственной машины, а разрушение, уничтожение ее.

Что за сила заключалась в этих словах? Можно было еще хоть как-то понять тех, кому, кроме, жизни, терять было нечего. Хотя и они не получали в итоге ничего. Но вот все новые и новые толпы уже вполне, до сего мига, довольных жизнью человеко-людей вливались на площадь. Какая-то яростная страсть разрушения овладевала ими. Раздавалось оружие, указывались направления, часть митингующих уходила на задания. Но желающих получить орудия убийства и разрушения становилось все больше.

Вождь цитировал Маркса:

— "Первым декретом Коммуны было уничтожение постоянного войска и замена его вооруженным народом". — И далее уже от себя: — Это требование стоит в программе всех, желающих называться социалистическими, партий. Но чего стоят их программы, лучше всего видно из поведения наших платоников и неоплатоников, на деле отказавшихся от проведения в жизнь этого требования!

— Смерть! Смерть! Смерть!

— А раз большинство народа само подавляет своих угнетателей, то "особой силы" для подавления уже не нужно!.. Отмена всяческих выдач денег на представительство, всяких денежных привилегий чиновникам, сведение платы всем должностным лицам в Государстве до уровня "заработной платы рабочего"!

И уже пылают небоскребы, утихают фонтаны, плавится стекло и асфальт.  Недозревших, то есть уже врагов, к стенке!

— Но переход к пресветлому будущему все же невозможен без известного возврата к "примитивному" демократизму. Ибо иначе как же перейти к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением?

Ведь надо же... В виртуальном мире каждый из них был и царем, и президентом, и императором, и королем, и принцем, и премьер-министром, и поэтом, и художником, и композитором, и рабочим, и землепашцем. А здесь каждой кухарке обещают, что она станет министром. Поэтами и землепашцами они быть все поголовно (слово-то какое!) не хотят. Они согласны только на управление Государством! Но ведь это временной, а не виртуальный мир. Они что, хотят управлять по одной секунде в живую очередь? Или все сразу, скопом? Тогда, кем управлять? Ах, да... Это ведь их дело...

— Эти мероприятия касаются государственного, чисто политического переустройства общества, но они получают, разумеется, весь свой смысл и значение в связи с осуществляемой или подготовляемой "экспроприацией экспроприаторов".