Далекие Шатры - Мэри Кайе

Как ни странно, это подействовало – отчасти потому, что, будучи не только старшим братом, но и махараджей Каридкота, Нанду пользовался двойным авторитетом у Шушилы, но главным образом потому, что он был мужчиной, а следовательно, великим и всемогущим существом, чьи желания – закон для любой женщины. Всем индианкам сызмала внушают, что их первый долг состоит в подчинении и послушании, и во всей стране не нашлось бы ни одной женщины или зенаны, которые не находились бы под неоспоримой властью какого-нибудь мужчины. Шушила смиренно покорилась приказам брата, чей гнев преуспел там, где оказалось бессильным любящее терпение Каири-Баи, и в зенане снова воцарился покой.

Но в результате такого сурового обращения с ней Шушила неожиданно перенесла на брата все слепое обожание, какое питала к матери, и обитательницы зенаны, ожидавшие, что после смерти Джану-рани влияние сводной сестры на девочку значительно возрастет, с удивлением (а иные – с облегчением) обнаружили, что ничего подобного не произошло. В этом смысле положение Каири-Баи осталось прежним, хотя во многих других изменилось, причем к лучшему, ибо Нанду чрезвычайно дорожил своей репутацией и в любом проявлении неуважения к его близким родственникам видел личное оскорбление, а Каири-Баи была принцессой из правящей династии и его единокровной сестрой.

Джали не заглядывала далеко вперед, она давно поняла, что лучше жить сегодняшним днем и предоставить будущее воле богов. Она считала само собой разумеющимся, что однажды выйдет замуж, ведь замужество – удел каждой девушки. Однако ее отец, в силу своей лености, все никак не удосуживался заняться этим делом, а мачеха из ревности не желала устраивать ей выгодный брак, но при этом слишком боялась раджи, чтобы попытаться выдать его старшую дочь за низкородного человека. Таким образом, вопрос о замужестве Каири-Баи был отложен в долгий ящик, и со временем стало казаться маловероятным, что для нее удастся найти приличную партию. В конце концов, она была уже слишком стара для невесты.

После смерти ее отца, а потом и мачехи препятствие к браку осталось, но теперь оно заключалось в гордости Нанду, который даже мысли не допускал о том, чтобы выдать свою сводную сестру за низшего по положению. Кроме того, он не желал, чтобы она опередила его родную сестру в таком деле: Шушила должна выйти замуж первой, причем за правящего князя. И только потом он выдаст Каири за какого-нибудь менее значительного человека. Нанду ясно понимал, что это будет непросто, поскольку она старовата для невесты, да еще и нехороша собой: высокая нескладная женщина с широкими скулами, большим ртом и руками чернорабочей служанки – или европейки. Но все же она дочь его отца.

Зато маленькая Шушила обещала стать настоящей красавицей, и уже поступило несколько предложений о браке с ней. Правда, пока ни одно из них не нашло одобрения у ее брата. Он находил недостаточно впечатляющим либо общественное положение, либо состояние претендентов, а в двух случаях, когда таких препятствий не было, просители владели землями в непосредственной близости от Каридкота.

Нанду не забыл, как в свое время его отец получил во владение спорное княжество Каридарра, и не собирался создавать ситуацию, которая позволит одному из потомков сестры Шушилы однажды предъявить притязания на его территории. Он был в высшей степени осторожен и предусмотрителен. Когда наконец поступило предложение от правителя Бхитхора, Нанду ответил согласием, хотя никто не назвал бы подобную партию блестящей: Бхитхор был маленьким захудалым княжеством с весьма скромным доходом, и раджа, средних лет мужчина, уже похоронил двух жен и произвел на свет не менее семерых детей – одних девочек. Обе его жены умерли в родах, последняя всего год назад (по слухам, не без помощи яда), а все пятеро из семи дочерей, не умершие в младенчестве, были значительно старше Шушилы. Но он принадлежал к более древнему и благородному роду, чем Нанду, и прислал на удивление богатые дары. Но самое главное, Бхитхор находился в пятистах с лишним милях к югу от Каридкота – такое расстояние исключало вероятность, что какому-нибудь будущему правителю придет в голову притязать на владения Нанду. Поэтому махараджа Каридкота счел такую партию вполне разумной и удовлетворительной. Но его маленькая сестра пришла в ужас.

Шушила всегда знала, что однажды выйдет замуж, но сейчас, когда бракосочетание стало делом недалекого будущего, ею овладела паника. Мысль о том, что она должна покинуть родной дом и всех знакомых, надежных людей, окружавших ее с детства, и отправиться за сотни миль на другой конец Индии, в чужие края, к чужому мужчине – пожилому вдовцу, казалась невыносимой. Она никуда не поедет, не поедет! Она лучше умрет…

По зенане снова разнеслись истерические вопли и горестные стенания, и на сей раз даже самый страшный гнев брата не оказал на Шушилу действия, хотя Нанду пригрозил избить ее до полусмерти, коли она не подчинится. Но в отличие от Анджали Нанду не понимал, что в основе дикого ужаса и отчаянного сопротивления сестры лежит страх куда более чудовищной смерти. Смерти на костре. Рядом с ней избиение казалось пустяком…

– Это все дело рук нотч, – объяснила Анджали во время одного из своих визитов в палатку Аша. – Джану-рани приказала, чтобы ее дочь тщательно наставили во всех вещах, какие надлежит знать женщине знатного происхождения. Не только в соблюдении религиозных обрядов и правильном отправлении пуджи, но и во всех вопросах церемониала и этикета, а также в вопросе долга жены перед мужем. Шушилу учили этому чуть ли не с пеленок, и малышке едва стукнуло пять лет, когда ей показали отпечатки ладоней на Воротах сати – помнишь их? – и сказали, что если она сама когда-нибудь овдовеет, то должна будет сгореть заживо на погребальном костре вместе с телом мужа. А потом бедняжку заставляли мешать кипящий рис крохотным пальчиком, чтобы она училась терпеть жар огня не моргнув глазом.

Комментарий Аша был яростным и непечатным, и хотя он прозвучал на английском, Анджали не потребовалось перевода – одного тона оказалось достаточно. Она согласно кивнула и задумчиво произнесла:

– Да, это было жестоко и нисколько не помогло, а лишь усугубило страхи Шу-Шу. Она стала безумно бояться боли. Она совершенно ее не выносит.

Аш язвительно заметил, что Джану-рани, видимо, тоже не выносила боли, поскольку сама после смерти мужа не осуществила на практике то, чему учила, и добавил, что он ни минуты не верит, будто кто-то мог запереть нотч в комнате против ее воли. Или помешать ей поступить так, как она считала нужным.

– Это верно, – согласилась Анджали. – Думаю, она не пожелала взойти на погребальный костер, так как злилась на моего отца, взявшего другую жену, и ненавидела эту женщину настолько, что не захотела даже сгореть вместе с ней, ведь тогда их души слились бы воедино.

Аш презрительно фыркнул и сказал, что это, конечно, звучит хорошо, но ему совершенно ясно, что Джану-рани никогда не имела намерения сжигать себя на костре. А если говорить о Шушиле, то ей нечего бояться: самосожжение вдов теперь запрещено законом.

– Английским законом, – с усмешкой заметила Анджали. – Неужели ты действительно настолько превратился в ангрези, что искренне считаешь, будто стоит только твоим соплеменникам сказать: «Это запрещено» – и подобные древние обычаи разом исчезнут? Чушь! Вдовы веками сжигали себя на кострах вместе с мужьями, и эта традиция не отомрет за один день – или за один год, или за двадцать лет – по приказу фаранги. В краях, где достаточно много ангрези, полицейских и индийских пехотных полков, следящих за соблюдением закона, найдутся такие, кто подчинится. Но очень и очень многие не подчинятся, и ваши власти никогда даже не узнают об этом: Индия слишком велика, чтобы горстка фаранги могла уследить за ней. Только когда сами женщины откажутся следовать этому обычаю, он исчезнет.

Но Анджали знала, что Шушила, например, никогда не откажется. Внушенные в детстве понятия слишком глубоко засели у нее в голове, и хотя сама мысль о смерти на костре приводила ее в неописуемый ужас, она и не помыслила бы о возможности избежать такой участи, зная, что ни один из предшественников отца не сгорел в одиночку, о чем свидетельствовали скорбные отпечатки ладоней на Воротах сати, и сам отец был предан огню вместе со своей последней женой, этой хитрой маленькой посягательницей Лакшми-Баи. Таков неизбежный долг царственной вдовы.

Будь ее жених мальчиком одного с ней возраста или юношей, еще не достигшим двадцати лет, Шушила, наверное, отреагировала бы на известие о своем скором бракосочетании совсем иначе. Но бхитхорскому радже почти сорок, и он может умереть в любой момент, а тогда самый страшный из кошмаров станет явью: она сгорит заживо на погребальном костре. Палец, которым ее заставляли мешать кипящий рис, сморщился и усох, и она научилась ловко прятать его, заматывая в краешек сари, чтобы никто не заметил. Он давно онемел и потерял чувствительность, однако Шушила не забыла дикую боль первых дней. Если один маленький палец так мучительно болел, каково же приходится человеку, все тело которого охвачено пламенем? Именно эта мысль повергла девочку в безумное отчаяние и заставила истерически заявить, что она никогда не выйдет замуж за раджу – и вообще ни за кого.