Затянувшаяся рыбалка - Роман Галкин

разбежавшихся карванов. Растаскивались повозки, собиралось опрокинутое имущество. Убитых казимиров оттаскивали к опушке леса и укладывали рядком. Смерды копали общий ров. Кто-то принялся вырезать ценные куски из карваньих туш, не пропадать же хорошему мясу.

Два десятка лучников стояли наготове, наблюдая за верхом нависающей над войском скалы. Но росы больше не появлялись. И все равно следовало поспешить убраться с опасного участка, а уже потом заняться подсчетом потерь. Беда была в том, что погибли все командовавшие войском делегаты. Тела троих лежали в сторонке. Четвертого пока не нашли, но предполагали, что он похоронен под обвалом.

Однако к радости, а может, и к чьему-то сожалению, четвертый делегат, коим был пан Поросяцкий, обнаружился живым и практически здоровым, если не принимать его психическое состояние. Нашли пана делегата под одной из телег. Он лежал в позе эмбриона, мелко трясся, а от его потемневших от известной жидкой субстанции красных штанов изрядно смердело.

Осиротевшая было личная гвардия, обрадовалась относительно доброму здравию хозяина, отмыла и переодела его в запасные шаровары, и отпоила кислым пивом. А через час делегат Верхней Палаты уже гордо сидел в седле, выслушивая доклады старшин и хорунжих о состоянии войска, о потерях и о готовности двигаться вперед или назад по приказу единственного оставшегося военачальника.

Неожиданно поднявшаяся паника прервала очередной доклад. Не выясняя причины, Пан Поросяцкий шустро слетел с седла, метнулся к ближайшей повозке и залег за колесом. Однако, сообразив, что не знает, откуда грозит опасность, предпочел полностью забраться под телегу, испачкав при этом в карваньем помете новые шаровары.

Причиной паники явились показавшиеся на вершине скалы казимиры из тылового дозора, которые отправились выбить оттуда росов. Про них в суете никто и не вспомнил. Теперь же следившие за скалой лучники, едва заметив наверху движение, не задумываясь начали выпускать стрелу за стрелой. К ним присоединились и прочие казимиры, пылающие злобой к росам за пережитый страх. Естественно отважному десятку пришлось немедленно отпрянуть от края, так и не будучи опознанными своими соотечественниками.

Час понадобился десятку тылового дозора, чтобы обогнуть скалу и наткнуться на следы стоянки росов. Определив по следам, что тех было тоже примерно десяток, казимиры все же не ринулись в погоню. Мало ли, вдруг это была только одна группа. Прежде чем возвращаться назад, решили подняться наверх, дабы убедиться в отсутствие оставшихся в засаде вражеских лучников и заодно предупредить своих, что опасности больше нет. Два пожилых воина остались с карванами, остальные полезли наверх. И вот, не успели поднявшиеся на скалу казимиры подойти к краю, как на них обрушился град стрел. Если во время паники в росов стреляли единицы, то теперь несколько десятков лучников сноровисто опустошали заплечные колчаны. В итоге четверо казимирских воина в благодарность за проявленную инициативу остались лежать на скале, изображая встопорщивших иглы дикобразов. Остальные с разными степенями ранений смогли спуститься вниз, и, проклиная соотечественников, наскоро перевязать раны и отправится в обратный путь.

***

Из зарослей за спешно ускакавшим почти ополовиненным отрядом казимиров наблюдали Игнат с Буреломом. Во взгляде обоих читалось удивление.

- Енто что с ними приключилось? Ты не уразумел, о чем они тараторили? – повернулся старшина к здоровяку.

- Надо было приблудного с собой оставить, - пожал плечами тот, имея в виду Войку. – Мыслю, побил их кто-то. Но кто, ума не приложу. Может, зря мы этих не упокоили? Их-то и было каждому по стреле пустить.

- Нешто ты, Бурелом, не усмотрел, лица у наших парней и так будто меловые. Того и гляди, словно девки беременные в обмороки падать начнут. Они ж как осознали, сколько живого люду перебили да переломали аки зверей лютых, так и молчат будто одурманенные. А ежели их заставить вот так вот в упор человека бить, то кто-либо и ума-разума лишиться может.

- Дык мне и самому дурно становится, как подумаю, что мы сотворили, - пробасил Бурелом. – Токма они же к нам с разором идут. Нешто мы можем допустить такое?

- Не можем, - с тяжелым вздохом покрутил головой старшина. – Пойдем, друже, проверим, кто таков побил казимиров.

Внимательно оглядывая окрестности и стараясь двигаться скрытно, росы начали подъем на скалу.

***

Когда потрепанные остатки отряда тылового дозора вернулись к войску и увидели стоявших наготове лучников, наблюдающих за скалой, то с негодованием накинулись на них с бранными словами. Однако, разобравшись в чем дело, перед ними не только не повинились, а, наоборот, скрутили и привязали к стволам деревьев так, будто те обнимали любимую панночку. После чего начали нещадно осыпать ударами плеток. То был приказ опозорившегося вторично пана Поросяцкого. В результате жестокой экзекуции потери казимирского войска возросли еще на трех отдавших Создателю душу. Кроме двоих тяжелораненых, под ударами плеток умер и один из старых вояк.

К тому времени хорунжие и десятники навели в войске относительный порядок. Мертвых похоронили. Разбросанное имущество собрали. Оставшийся в живых мастер Якуб Шоцкель выбрал из разбитых обвалом повозок достаточно целых деталей для сборки одного камнемета. Одна же машина была разбита безвозвратно, ибо большинство важных деталей в походных условиях не изготовить. Под тем же обвалом погибли еще два мастера камне метальщика. Четвертого сразила росская стрела.

Всего казимирское войско потеряло пять с половиной десятков человек. Тридцать четыре казимира погибли под обвалом, от стрел или были затоптаны насмерть в панике. Двадцать один человек имели ранения разной степени тяжести, не дававшие возможность продолжать поход. Этих без всякого дополнительного охранения пан делегат отправил в обратный путь. Дав им три повозки, запряженные охромевшими и имевшими другие ранения карванами, Эдмонд Поросяцкий надеялся, что пострадавших по дороге задерут привлеченные запахом крови хищники. Очень уж не хотелось ему, чтобы в королевстве раньше времени узнали о позорном поражении от кучки дикарей. Вот когда он вернется с победой, с несущими новую кровь пленниками и с гружеными золотом повозками, тогда можно будет заткнуть глотку любому, желающему распустить язык. Уж теперь-то, наученный горьким опытом, он не позволит дикарям заманить войско в такую ловушку. А так-то, если подумать, пан Поросяцкий даже может быть благодарен устроившим засаду росам. Вон они три холмика, под которыми покоятся его коллеги делегаты, а по сути конкуренты. Теперь же лишь в его воле определять, сколько добычи представить Сейму, а сколько тайно отправить в собственные владения. А то можно подумать и о единоличном владении Росской равниной. Надо