Киндрэт. Кровные братья - Наталья Турчанинова

– Дарэл Даханавар, признаешь ли ты себя виновным в непреднамеренном покушении на жизнь Старейшин клана?

– Да… признаю.

– Стэфания, твое решение, сестра?

– Изгнание.

– Констанс?

– Согласна. Изгнание.

– Дарэл… Ты умер для нас, Дарэл.

Да, теперь я знаю, кого здесь хоронили. Меня.

Я лежал на спине и смотрел на небо.

Оно светлело. Медленно-медленно.

С каким-то болезненным любопытством я наблюдал за бледным светом, сочащимся во двор, похожий на колодец. Моя сумеречная душа дрожала и билась в страхе, но я продолжал лежать неподвижно.

Не помню, что было после Совета Старейшин, как будто холодная, вязкая пустота наполнила меня, отвратительное бесчувствие парализовало все желания, все мысли. Перед глазами плыли яркие до головокружения картины: изуродованный Кристоф, Ревенант со странной печалью в глазах, прекрасная, мудрая, ледяная Фелиция, незнакомый мальчик, бегущий по темной улице, с любопытством заглянувший мне в лицо, мальчик, так похожий на Лориана своей беспечной радостью и наивностью… жуткие картины минувшей ночи. Я стоял посреди улицы, под дождем. Гроза в ноябре! В низких тучах сверкали молнии, дождевые капли разбивались в пыль о мостовую, гремел гром… Мир пытается смыть с себя остатки Тьмы, вызванной тобой, друг мой кадаверциан…

Дома меня ждала еще одна новость. Квартира была разгромлена. Сломана вся мебель, разбиты подсвечники и посуда, разодраны книги, холодильник выпотрошен и перевернут, пол – сплошная липкая красная лужа – вылит весь мой запас крови. Спальня разнесена в клочья так, словно постель полосовал не один десяток ножей, а кровать рубили топором. Фреска почти уничтожена: глубокие рваные царапины прорезали стройные тела девушек и их прекрасные лица.

Бывшие братья или враги постарались пнуть меня еще один раз, напоследок, и, кажется, этот удар добил.

Небо стало белым, и теперь я мог смотреть на него, только сильно прищурившись. Слишком ярко, но мое больное любопытство продолжало настаивать: «Еще немного, посмотри, как это бывает, когда встает солнце, вспомни!»

В этой квартире у меня была всего одна маленькая комната с оконцем, выходящим на глухую стену, на нем висела старая пыльная штора, которую я приоткрыл совсем немного, только чтобы видеть небо. Удобное место: центр города, два выхода – на крайний случай, крепкая дверь, соседи, которым нет друг до друга совершенно никакого дела. Я никогда не жил здесь и не знал, что комната в этой коммунальной квартире пригодится мне… так скоро. Желтенькие обои в полосочку, стол у стены, скрипучая кровать и достаточно места, чтобы шагать из угла в угол.

Нужно закрыть окно… нет, выдержу, еще минута… Из-под опущенных век полились слезы. Ослепительное сияние невозможно терпеть, а ведь еще даже не встало солнце. Еще секунда…

– Ты что, совсем сдурел?! – прозвучал надо мной знакомый голос, и черные жалюзи на окне с грохотом опустились. Нежный полумрак прохладой коснулся ослеп ленных глаз. – Решил покончить жизнь самоубийством?

– Кристоф?! Ты?! Как ты…

– Я знал, что ты придешь сюда рано или поздно. Ждал внизу.

Зеленоватый свет пролился на мои веки, и резь в глазах прошла.

– Я никому не говорил об этой квартире.

– Молодец. Я рад за тебя.

Кристоф. Мой прежний, язвительный, зеленоглазый, черноволосый… молодой Кристоф стоял, опираясь плечом о косяк двери, и смотрел на меня, лежащего на кровати, насмешливо улыбаясь.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Зато ты выглядишь как покойник, кем бы и стал, если бы я пришел чуть позже.

– Я хотел… сам не понимаю, чего я хотел. Теперь… теперь я никто, Крис.

– Знаю. – Его голос и взгляд потеплели. Он опустился на кровать рядом со мной. – Знаю, Дарэл.

– Я не думал… Я никогда не думал, что это будет так тяжело. Мне всегда было плевать на них всех… я считал, что мне все равно. А теперь… у меня нет имени, нет семьи, нет друзей. Ничего!

– Твое имя осталось при тебе, семьи рано или поздно лишаются все, а о друзьях я бы не стал на твоем месте говорить столь категорично. По-моему, кое-кто из них сидит сейчас рядом с тобой.

– Кристоф, ты… спасибо!

– Не за что. Ваши дамы придумали для тебя чересчур суровое наказание. Вы, Даханавар, очень… семейные.

Родственные связи значат для вас слишком много, гораздо больше, чем для других. Вриколакос в отместку за отлучение загрыз бы кого-нибудь из сородичей и был счастлив. Лигаментиа просто не заметил бы этого, а Вьесчи создал оппозиционную группировку в пику главе клана и добился восстановления прав. Даханавар, как я и пред полагал, впал в депрессию.

– А что сделал бы ты?

– Я? Понятия не имею. Вопрос в другом. Ты жалеешь, что пошел к Ревенанту и потребовал Ритуала?

– Нет. Наверное, я глуп, так считает Фелиция, но, если бы мне пришлось выбирать еще раз между судьбой клана и судьбой Лориана, я бы снова выбрал его. На верное, я слишком эгоистичен.

Реакция Кристофа была совершенно неожиданной. Он захохотал. Пожалуй, я впервые видел, как он по-настоящему искренне, беззаботно смеется.

– Что? – спросил я хмуро, когда он наконец успокоился.

– Слышал бы ты себя! – сказал он, все еще улыбаясь. – Слишком эгоистичен! Малыш, да это основное, естественное наше состояние. Мы все эгоистичны, подлы и коварны. Ты со своей привязанностью к мальчишке уникален.

– Кристоф, я решил, что… нам больше не нужно встречаться.

– Так… – Улыбка на его лице мгновенно погасла, а глаза стали откровенно злыми. – Это что еще за новости?

– Ты был прав. Я не должен морочить ему голову.

Не смотри так! Ты же видишь, я не могу больше защищать его! Я сам беспомощен и слаб. Я не смог уберечь его раньше, а теперь, когда неизвестно кого нужно бояться больше – бывших друзей или врагов…

– Знаешь, Дарэл, – медленно заговорил кадаверциан, и в речи его явственно зазвучал тягучий старофранцузский акцент. – Когда я увидел, как ты привязан к этому подростку, как беспокоишься о нем, когда узнал, что ради человека, ради ребенка, ты готов пожертвовать со бой, мной, своим кланом, всем миром, я понял, что для нас еще не все потеряно. Если на всей этой плесени, бледной немощи может вырасти такое глубокое, человеческое чувство… Мы со своей многовековой грызней за власть, интригами и жаждой крови просто ничто перед ним. Если ты боишься за него и за себя, я дам убежище вам обоим.

– Лориан боится приходить к тебе, – сказал я, чувствуя какой-то комок в горле. – Там слишком мрачно.

– Специально для него я переделаю пару комнат, – ответил Кристоф, улыбаясь. – Все равно я собирался делать перестановку.

– Ты третий раз спасаешь меня.

– Четвертый. Кстати, ты ел сегодня?