El creador en su laberinto - Андрей Миллер

Не в смысле индейцев, конечно — а таких, как Джозеф Смит, пять поколений предков которого жили на этой земле. В основном Пять Улиц нынче населяли ирландцы, недавно сошедшие с кораблей, и негры: рабство в Нью-Йорке отменили ещё до рождения Джозефа, 25 лет назад. Чёрные жили в этом городе свободно и давно спелись с рыжими.

На всякий случай в кармане Джозефа по-прежнему оставался пистолет. Он был разряжен, конечно: ведь капсюлей, пороха и пуль в жилище Смитов не водилось, да Джозеф и не умел с ними толком обращаться. Но для острастки сойдёт.

В окнах квартиры Хасана свет не горел, хотя час ещё не поздний — светились все соседние. Какое ярче, какое более тускло, но никто пока не спал. Ответом на стук в дверь с той стороны оказалось полное молчание.

— Араб с белым ниггером уехали! — прозвучал из-за соседней двери голос, наверняка принадлежавший сварливой старой женщине.

Хм… может, это даже хорошо? Джозеф рассудил, что вскрыть такой убогий замок можно даже перочинным ножом: жилище Хасана защищала в основном его мрачная репутация, о которой так опрометчиво не подумал бедняга Генри. Пробраться в квартиру и поискать в ней ответы самому?

Чёрт побери, да.

Щёлк — и дверь отворилась без особых усилий. Джозеф Смит едва ли был наделён какими-то криминальными талантами, но раз уж вчера он стал убийцей… уже не самый большой грех на его душе.

Зажигать свет побоялся, а в темноте здесь ориентироваться оказалось трудно: квартира Хасана не содержалась в порядке, её загромождало великое множество запылившихся вещей. По большей части совершенно не интересных, наверняка оставшихся от прежних хозяев, которые торопились покинуть катящийся в Преисподнюю район.

В попытках отыскать нечто, способное пролить свет на тайну, Джозеф упустил главное: тот момент, когда в квартиру вошли двое.

— Смит, я в тебе разочарован.

Хасан стоял прямо над ним, сжимая в руках увесистую трость. Как обычно, одетый в нечто псевдовосточное: ночью и правда напоминал араба, выдавал лишь акцент. За спиной хозяина квартиры возвышалась огромная белесая фигура Коффи.

Джозеф бросился в сторону и выхватил пистолет, но на Хасана это не произвело никакого впечатления.

— На Пяти Улицах уже говорят о смерти дурачка Генри, так что мы оба знаем: пистолет не заряжен. Я догадываюсь, зачем ты пришёл сюда. Ты ведь понял, что с напитком всё немного сложнее, чем кажется? Именно поэтому мне было так важно избавиться от вора.

Смит кинулся к окну — пусть и второй этаж, но уж лучше так. Его, возможно, и не станут убивать на улице. Увы, Хасан оказался куда проворнее, чем можно было ожидать. Набалдашник врезался в колено, нога подкосилась, а через мгновение Коффи могучими руками оттащил молодого американца от спасительного проёма.

— Должен и тебя разочаровать, Джозеф. Ты действительно всё это время пил куриное дерьмо, как все остальные. Но некоторая, так сказать, магия здесь есть. Даже самая настоящая, если честно. Внушение, Джозеф! Каждый, кто приходит ко мне за волшебными снами, уже готов к ним. Вы, придурки, верите — а мне остаётся вашу веру лишь катализировать и применить в ритуале. Это несложно.

Сильный тычок тростью в рёбра. Хорошо, что Джозефа пока не бил Коффи… уж это точно конец.

— Ты же догадался, что я ирландец? Ирландец, конечно. Только из тех, кого твои поганые английские предки отправили рабами на Карибы. Я вырос в двух шагах от Гаити, а у гаитянцев можно многому, очень многому научиться. В том, что касается тайных искусств.

Наверняка и диковинный белый негр был именно оттуда: привезли из Африки ещё до восстания Дессалина... Странно, что в такой момент Смит думал об истории Карибских островов.

— Это не наркотик, Джозеф! Ваши веры и суеверия — вот настоящий дурман, которому всего-то и нужен небольшой толчок. Всё то непостижимое, что бывает в мире, происходит из разума людей. На Карибах издавна умели с этим работать. Сама по себе вера создаёт любые чудеса, включая и описанные в Библии. Каждый ваш пастырь, если он хоть немного успешен — точно так же применяет древние секреты, чтобы воспользоваться верой. Всякая магия для того и нужна!

Хрясь, хрясь. Джозеф пытался закрыться руками, защитить хотя бы голову, но и удары по рёбрам были ничуть не лучше. Какую-то надежду он ещё сохранял: будь Хасан рациональнее — убил бы сразу. Но он слишком долго изображал на Пяти Улицах арабского мистика: увлёкся. Это глупое желание исполнить подобие театральной сцены, покрасоваться, рассказать обречённому все подробности — оно могло сыграть на руку Смиту.

Ещё бы не переломали ему руки прежде…

— Смешно, что в магию почти никто нынче не верит. Вот оно, главное лукавство Дьявола: убедить всех, будто его не существует. То же самое с моим искусством. Превратить куриный помёт в средство, способное одному раскрыть суть вещей, а другому — погрузиться в свою внутреннюю пустоту? О да, это Хасан действительно умеет, пусть он и не Старец Горы! Но у ирландца-то покупать станут только виски, верно?

В полумраке блеснул огромный тесак, зажатый в толстых пальцах Коффи. Альбинос приближался, стараясь дотянуться до Джозефа: теснота не позволяла гиганту протиснуться между хозяином и излишествами интерьера.

Смит осознал: нет, ему уже не выбраться отсюда. В отчаянии от этой ужасной мысли он выпалил:

— Ублюдочный колдун!..

Хасан рассмеялся.

— Колдун? Это было оскорбление, что ли? Но я совсем не обижен, ведь вполне заслуживаю такой титул. Но это были хорошие последние слова, Джозеф. Сейчас Коффи порубит тебя на куски. И не надейся, что соседи проявят интерес к крикам: на Пяти Улицах каждую ночь кого-то убивают. Коффи?..

Но негр с белой кожей застыл на месте. Почему? Встретившись с ним взглядом, Джозеф вдруг совершенно ясно это понял.

Пусть Хасан и поил юношу куриным дерьмом, но раз в деле была замешана магия — то что-то такое американцу определённо передалось. Особенное видение вещей. Быть может, именно ради обретения такой способности он должен был замарать руки кровью вора и терпеть это избиение? Словно какие-то библейские испытания?

Смит ясно читал в глазах Коффи причину, по которой тот медлил с исполнением приказа.

«Колдун, колдун, разрубить на куски, куски, колдун… куски…»

Альбинос застонал. Здесь, за океаном, он был просто диковинным бледнокожим черномазым, странной шуткой белого бога. И черные боги Африки тоже смеялись над такими, как Коффи, но шутки у них выходили совсем иного рода.

Чёрные колдуны могли плотью своих