В краю молчаливого эха - Александр Меньшиков

— Это простой интерес и…

— Вы ведь не всегда были священником? — перебил я.

Лучезар побледнел. Он нервно облизал губы и чуть закашлялся.

— Чернокнижник? — я спросил прямо.

— Ну-у…

— У вас на запястье проглядывается «пикуаж».

Священник вздрогнул, явно понимая значение сего эльфийского термина. А я негромко процитировал строчку из святых книг: «И не делайте рисунков на телах ваших, не нарезайте на себе письмён чёрных…»

— Это было давно, — пояснил Лучезар. — Всякий в молодости может выбрать не ту дорожку…

— Я вас ни в чём не осуждаю. Вон эльфы за ради красоты расписывают свои тела… Всякие розы рисуют, иные цветы да листья деревьев…

— У них своя культура, свои взгляды, — буркнул священник.

Ему явно не понравилось сравнение человека с эльфом.

— Итак? — подвёл я итог.

Вернее демонстрировал Лучезару эдакое всезнайство. Мол, я про тебя, священник, всё ведаю. Может, сам что хочешь сказать?

Тот закашлялся, спрятал глаза.

— Я хоть тут и давно, — негромко и как-то неохотно заговорил Лучезар, — но… но…

— Хотите, расскажу вам свои ощущения от сего места? От Старой слободки? — наклонился я вперёд.

— Извольте.

— Недобрые они… Ой, какие недобрые, эти ощущения! Котёл начинает закипать… Предчувствую, что произойдёт это очень скоро.

— Котёл? — иносказаний, судя по всему, Лучезар не понял.

Он поднял глаза и пристально посмотрел в мои. Было видно, что сейчас в этом человеке что-то борется. И он хотел бы рассказать мне обо всём, что его терзает, но никак не мог собраться силами.

— Горе человеку от него же самого, — проговорил Лучезар. — И надо человеку держаться Света…

— Что? — я напрягся. — Забавно! Очень забавно…

— Тут нет ничего забавного, — сощурился Лучезар.

— Я о своём… Вы меня просто не поняли. Заговорили о Свете, а мне тут как раз кое-что вспомнилось из прошлого…

Лучезар выглядел напряжённым. Я как можно мягче улыбнулся и вслух процитировал: «Храни нас Свет от непроглядного мрака…»

— Всё верно сказал? Не ошибся?

— Верно, — согласно кивнул священник.

— Поглядите сюда, — с этими словами я вытянул рожок лютоволка. — Видите тут надпись?

— Где вы добыли такую вещицу? — удивился священник, принимая из моих рук инструмент.

— Нашёл в Клыкастом лесу… за Малиновкой… Повстречал там лютоволка, а потом, как он удалился, нашёл вот это…

— Лютоволка? Неужто ещё есть такие звери?

— Попадаются.

— Может, это ещё один дух? — спросил, будто у самого себя, Лучезар.

— Что за очередной дух? — ехидно спросил я.

— Ну… боюсь, вы не сможете понять… Нет! Я нисколько не хочу обидеть, просто… просто…

— Что за блеяние! — я возмутился.

— Я… ну…

Лицо священника стало красным. Было заметно, что он рассердился.

— Местные жители давным-давно верили, что у богов есть помощники, которых они прозывали духами.

— Замечательно! — улыбнулся я. — И что же здесь мне бы не удалось понять? Продолжайте.

— У Мравы — свои духи, вроде как злые и недобрые. У Живы, понятное дело, наоборот…

— Мрава? Жива? Что-то я уже про это слыхал. Ну-ну, и дальше.

— А дальше — ничего… Я лишь предположил, что не является ли тот лютоволк — неким духом.

— Или «стражем»?

— Или им… Как, например, хранитель Древа.

— Кто? Повторите.

— На мысе Туманном, говорят, есть некое могучее и древнее Древо, одно из последних, что некогда росли в заповедных лесах Сарнаута. Когда-то из-под его сени на Удел Валиров распространялась благодать… А вот сейчас на эту землю поползла какая-то напасть… гниль…

— Что за хранитель?

— Сарн его знает! Люди туда не ходят, ибо назад никто не возвращается.

— И почему?

— Вы спрашивает серьёзно, или играете со мной?

— Серьёзно. Какие уж тут шутки!

— Вот что, господин Бор, признаюсь вам: в точности никто не расскажет, что на том мысе творится. Ни «жодинцы», ни поморцы… никто… даже эльфы всезнающие…

Для верности слов, священник даже сильно замотал головой.

— В тумане всякое бывает, — продолжил Лучезар. — Люди и с ума сходят, а то мёртвым сном засыпают…

Мы скрестили наши взгляды. Священник тут же отвёл глаза:

— Я передаю лишь слухи… Сам никогда не ходил в те края. Спросите лучше у друида Велеслава… может, ему чего известно.

— Спрошу. Обязательно.

Лучезар поморщил лоб. Он поглядывал на меня как-то странно, словно пытался прицениться.

— Так что скажете про этот рожок? — я кивнул на инструмент.

— Необычная вещица…

Теперь я смекнул, отчего Лучезара в слободке прозывали Мышью. После почти каждой фразы, особенно той, которую он, очевидно, считал «весьма умной», священник характерно поводил верхней губой. И выходило так, что усы, и без того топорщащиеся кверху, начинали дёргаться, точь-в-точь, как у хитроватой мышки, внимательно изучающей чужой амбар. Тут ещё добавь глаза навыкате, их блеск — и вот тебе полная картина.

Стало ясно, что Лучезар ничего толкового про рожок не расскажет. Даже если и знает.

В общем, нормальной беседы у нас не вышло. И друга я себе не нажил.

— Гм! — Лучезар вывел меня из раздумий. Он вернул инструмент и пристально уставился на меня.

— Видите ли… господин Бор… Гм! Религии Света много сотен лет… Спросите у себя, почему был так долог её путь, в особенности здесь, в Уделе Валиров?

— Честно скажу, что ответа не имею.

— Потому как с ней сюда хлынула не только вера… скажем, к примеру в грядущее возрождение и бессмертие… Сюда пришли «цепи». В борьбе со «скверной», церковь породила страх этого самого Света. Страх наказания…

— Ого! Да вы, господин священник, какой-то раскольник! — это я сказал с улыбкой.

Но Лучезар нахмурился.

— Коли у вас заноза в пальце, — суровым тоном отвечал он, — то вы, безусловно, отправитесь к лекарю. Что он станет делать?

— Лечить.

— Верно… именно лечить… А не отрывать в отместку второй.

— Что значит «в отместку»?

— А то и значит, что вас не станут карать за то, что вы загнали в палец занозу. Церковь же отчего-то стала забывать своё основное назначение. У неё появились свои «лекари».

— Паладины?

— Они самые. И как вы понимаете, их задачей стало «вырывание здорового пальца».

— Вас послушать, так вы против паладинов?

— Я за более «мягкий» способ влияния на умы людей. Не радикальный… Понимаете?

— Это я понимаю… Но не возьму в толк, к чему эти речи?

— «Жодинцы» в душе остались верны старым верованиям. И те как бы трансформировались… своего рода перетекли в религию Света. Вернее сказать, у них выросли собственные представления.