Иллюзии - Кэтрин Стоун

– Интересно знать зачем.

Ее глаза сверкнули.

– Разумеется, чтобы ты вспомнил о прелестях жизни и не захотел бы умирать. Я слышала, что долгое время ты жил как монах. Мне это было приятно. Неужели, когда ты разбил мне сердце, я лишила тебя мужественности?

– Я не знал, Катрин, что тут замешаны сердца.

Блеск в ее глазах усилился.

– Тем не менее мне приятно думать, что были. Как тебе удавалось последние два года поддерживать свою дурную репутацию, оставаясь абсолютно чистым? Лэнс рассказал мне, что ты был мишенью всех бульварных листков Лондона, распутником, погрязшим во всех мыслимых пороках. Какое испытание для человека твоих талантов – быть затравленным дворнягами.

– У каждой собаки есть хозяин. Но в данном случае, мне представляется, дворняги тявкали в унисон с хозяйкой. Ты сама сочинила клевету? Не ошибусь, если скажу, что во всем этом чувствуется твоя рука.

Катрин рассмеялась:

– Значит, тебя задевало, что все тебя считают погрязшим в пороках? Больно было читать, как меня истязали ножом?

Он пошевелил крепко стянутыми запястьями.

– Так, как ты и рассчитывала. Возможно, даже больнее.

– Почему? – спросила она. – Если бы я прочла то же самое о тебе, то обрадовалась бы.

– Именно в этом и заключается разница между нами.

Найджел так никогда и не узнал, где и когда Катрин пристрастилась к жестокости и стала получать удовольствие от страданий других. Когда-то он был слишком наивен и в стремлении помочь ей попытался выяснить, какая глубокая травма испортила душу этой красивой женщины. Однако он ничего не обнаружил, кроме безмерного эгоизма, который вместе с язвой садизма пожирал ее душу. Возможно, после России он считал, что не заслужил лучшего. Хотя с каким-то нелепым идеализмом всегда пытался защищать Лэнса.

Она сделала едва заметное движение большим пальцем руки, сжимавшей пистолет, и рядом со стволом выскочил острый нож.

– Ты же у нас сентиментальный ублюдок, правда? За всей этой бравадой скрывается нежное сердце.

– Вполне вероятно, – согласился он. – Я действительно ненавижу пытки. Полагаю, в этом еще одно различие между нами.

Ее ноздри затрепетали.

– А что ты предпочтешь? Когда мой нож займется тобой или этой прелестной малышкой из Индии?

Он рассмеялся:

– Спроси саму себя. Мой ответ будет совпадать с твоим.

– Ха! – торжествующе воскликнула Катрин, встречаясь с ним взглядом. – Ты не любишь никого и ничего, за исключением собственной шкуры! Поэтому позволишь мне разрезать эту шлюху на кусочки, а потом без всяких угрызений совести найдешь себе новую!

Лучшая стратегия – это по возможности говорить правду. Найджел посмотрел ей в глаза и усмехнулся.

– Только ты была незаменима. Твои таланты уникальны, Катрин.

– Вот и прекрасно, – улыбаясь, ответила Катрин. – Тогда возвращайся ко мне. Что ты решил? Выберешь жизнь или тебе придется просить пощады перед смертью?

Лэнс разглядывал донского жеребца. Из-под серебристой челки на лбу на него смотрели умные черные глаза. Он забрал его вместе с остальными лошадьми с улицы Арбр и привел сюда, к Катрин. Иначе животные умерли бы от голода в своих стойлах.

– Любишь его? – спросил Лэнс.

Конь раздул ноздри и негромко фыркнул. Лэнс провел рукой по золотистой морде. Донской жеребец опустил голову и уткнулся в мешок с овсом.

– Будь он проклят! Он, конечно, презирает меня.

Произнеся эти слова, Лэнс почувствовал острую боль. О Боже! Боже! Он никогда не был прирожденным шпионом. Он умел драться. Был прекрасным наездником. Мог выведывать секреты. Но он никогда не видел подоплеку событий, как Найджел. С момента их первой встречи Найджел поразил его своей логикой и проницательностью. Его блестящий ум с одинаковой легкостью разбирался в шифрах и запутанных политических интригах. Найджел всегда прикрывал его, берег его репутацию, сглаживал промахи. Так почему же он не мог вести жизнь, соответствующую его талантам, и быть достойным его, Лэнса, восхищения? Он был пэром. Обладал богатством и положением в обществе. Имел незаурядные способности. Зачем же намеренно утопил свои таланты в бездне порока?

Хотя теперь благодаря Катрин Лэнс кое-что узнал о роковом влечении к женщинам. Что он будет делать, если Катрин добьется своего и приведет с собой Найджела? Хуже того – что он будет делать, если она потерпит неудачу?

В конюшню вбежал мальчишка:

– Месье!

– Что? – раздраженно откликнулся Лэнс.

– Новости, сэр! – Мальчишка сунул ему в руки пакет.

Лэнс вскрыл его.

– О Боже! – громко воскликнул он.

Сорвав уздечку с гвоздя и не тратя времени на то, чтобы оседлать коня, Лэнс вскочил на спину донского жеребца и вихрем понесся по улицам Парижа.

Ты выберешь жизнь или тебе придется просить пощады перед смертью?

Фрэнсис не ощущала ничего, кроме ужаса. Найджел был привязан к стулу и абсолютно беспомощен. Она молилась, чтобы небеса разверзлись и поглотили этот мир. Боже милосердный, почему Найджел шутил? Неужели предвидел это? Неужели хотел таким образом подготовить ее? Она в растерянности оглянулась в поисках оружия. На стенах рядами висели медные кастрюли, у плиты стояла кочерга. Она казалась такой же далекой, как луна, – ведь у Катрин был пистолет, и она умела обращаться с ним.

Если Фрэнсис совершит какую-нибудь глупость, то умрет, не принеся никакой пользы, и сделает Найджела свидетелем ее смерти. Именно поэтому Фрэнсис дала Найджелу обещание. Своим спокойствием она должна придать ему сил. Ей мучительно хотелось что-то предпринять, но иногда пассивность требует не меньшего мужества. Действия теперь – всего лишь трусливая гарантия того, что она умрет первой. Но разве она может спокойно сидеть за этим столом, где он кормил ее овсяными лепешками, очаровывал своей галантностью и одаривал поцелуями? Фрэнсис закрыла глаза и попыталась дышать ровнее, но она не могла заставить себя не слышать их голосов.

– Смерть или Наполеон, Найджел? – Слова Катрин падали в тишину, словно камни. – Это не так трудно, правда?

– Давай посмотрим, – спокойно сказал он. – Умереть, конечно, легко.

– Ты жаждешь смерти?

– Ты намерена оказать мне эту услугу, Катрин?

Она разочарованно фыркнула.

– А что, если между жизнью и смертью лежит боль? Это тебя не трогает? А что ты думаешь об этом?

Фрэнсис открыла глаза. Дыхание ее участилось, к горлу подступал ком. Катрин стояла над Найджелом. Она приставила тонкое лезвие, выскочившее из ствола пистолета, к его горлу, а затем провела им вниз по куртке. Пуговицы упали на пол и покатились, как бусинки. Нож вонзился глубже, разрезав рубашку. Катрин свободной рукой коснулась обнаженной груди Найджела.