Сень (СИ) - Номен Квинтус

Трудились все, причем не покладая рук. И трудились по двенадцать часов в сутки, чаще даже выходные беря через неделю. А девятнадцатого сентября с Тюратама была запущена очередная ракета. То есть летом еще три спутника были уже запущены, исключительно «научных», и Лаврентий Павлович с огромным удовольствием показывал Иосифу Виссарионовичу красивые фотографии американских и британских военных баз.

— Ты считаешь, что пользу эти спутники приносят достаточную, чтобы окупить наши на них расходы?

— Даже сейчас да. А когда Танины инженеры придумают, как передавать высококачественные изображения по радио… по ее словам, ресурс спутника на орбите измеряется годами. Она предлагает повесить полтора десятка таких постоянных спутников, и мы будем получать всю информацию об американском и британском флотах в реальном, как она выражается, времени. А последний спутник… он пока у нас один, и второй только начал изготавливаться, но мы уже больше полусуток имеем довольно устойчивую связь с дальневосточным военным округом. А со следующих, они немного доработанными будут, мы сможем телевизионный сигнал на всю страну из Москвы транслировать.

— Это все она придумала?

— Она же ничего не придумывает!

— Она придумывает что мы можем на нашей технологической базе воспроизвести. А это — очень непростая работа.

— Значит, седьмую?

— Нет, но отметить всяко нужно будет. А где она сама-то сейчас?

— Опять на Тюратаме. Какой-то новый спутник подготовила, говорит, что специально для понимания, что с навигационными спутниками случилось. И еще сказала, что когда вернется — все расскажет в подробностях. Так что в следующем году с навигацией у нас будет хорошо…

— Ты думаешь, она решит проблему?

— Она вообще-то никогда не врет. Если говорит, что «попробует», то пробует, результата не гарантируя. А раз она сказала, что «решит»… лично у меня оснований сомневаться в ее словах нет.

А девятнадцатого сентября с Тюратама поднялся новый спутник. После страшного скандала, во время которого Николай Петрович чуть ли не впервые в жизни обматерил женщину. Но женщина это спокойно выслушала и ответила тоже спокойно:

— Николай Петрович, у нас времени было чуть меньше чем нисколько, и вся автоматика, мягко говоря, не отлажена. А грубо говоря, ее вообще нет! Но в следующем году мы должны, мы просто обязаны иметь работающую навигационную систему, а для этого необходимо разобраться, что происходит со спутниками. Так уж получилось, что кроме меня разобраться никто чисто физиологически не сможет.

— Что вы имеете в виду?

— Исключительно то, что сказала. Я отвечаю за эту программу, и я отвечу. А тем, кто будет мне мешать, надаю пинков.

Стоящая рядом с Таней подполковник Качурина улыбнулась и тихо, на ушко, сообщила генерал-лейтенанту:

— Товарищ Каманин, лучше не спорьте, она очень больно пинается. Лучше выпейте вот это…

— Это что? — спросил у летчицы Николай Петрович, когда Таня повернулась и вышла.

— Успокоительное специальное. То есть Таня его специально для летчиков разработала, чтобы в критических ситуациях мы сохраняли спокойствие. Рекомендую… я сама его постоянно пью когда с ней в правом кресле летаю. Без него с Феей летать опасно для жизни, можно от страха помереть. Пейте-пейте, у меня еще есть, а нам сегодня спокойствие ой как понадобится!

Вероятно из-за «успокоительного» генерал Каманин с удовольствием посмотрел на взлет ракеты, потом спокойно просидел час с лишним в бункере управления. И даже не подпрыгнул, когда из динамика спецсвязи раздался спокойный голос Тани:

— Ну что, ребята, со спутниками все ясно теперь. Передайте там, пусть следующую ракету готовят, по пункту пять-бэ. А я… мне пешком далеко тащиться не хочется, поэтому я пока просто посплю, а вниз уже завтра отправлюсь. Да, еще раз всех предупреждаю: народ оповещать о полете категорически нельзя, всех нарушителей я даже пинать не стану, а сразу убью. Причем очень мучительным способом.

— Боюсь, Лаврентий Павлович вашу инициативу не оценит, — пробурчал тоже сидящий в бункере Леонид Александрович Воскресенский.

— А вы не бойтесь, ему я сама все расскажу. Меня он точно не убьет за самоуправство, а вот вас…

— А нас-то за что? — удивился Леонид Александрович.

— А за то, что меня не скрутили, не удержали. Правда все равно ничего бы у вас не вышло, но вы же и не пытались! — Таня рассмеялась. — Николай Петрович, с вами я отдельно поговорю после приземления, кое-что уточню по подготовке ваших подопечных. Всё, до завтра. И примите еще военлётовской микстурки: я-то знаю, что сяду когда надо куда требуется, а вам понапрасну психовать не стоит.

— А что со спутниками-то? — не удержался Воскресенский.

— Я же сказала: до завтра. Спущусь и расскажу, и даже покажу. А пока слушайте приказ: всем расслабиться и начинать напитываться гордостью за содеянное. Надеюсь, кроме гордости вы и кое-что материальное получите, не от товарища Сталина, так от меня. Причем от меня это будут точно не пинки…

Глава 34

Каманина на должность руководителя подготовки отряда космонавтов выбрал лично товарищ Сталин, а назначение на должность подписал товарищ Берия. И, хотя он и приказал Николаю Петровичу «подчиняться» Серовой, подчинение это касалось главным образом подбора кандидатов, а в остальном все же Лаврентий Павлович был прямым начальником генерала Каманина. Поэтому генерал, сразу по завершении сеанса связи, сел на самолет, пилотируемый Светланой Качуриной (который вообще-то считался 'личным самолетом Тани) и вылетел в Москву.

Три часа полета — это немного, да и по Москве ехать — час от силы, так что довольно скоро Лаврентий Павлович очень возмущенный голосом лично поинтересовался у генерала:

— А почему вы ее вообще туда пустили? Надо было скрутить ее, связать…

— Она так и сказала, что вы будете на нас ругаться именно из-за того, что мы ее не скрутили и не связали. Но добавила, что у нас все равно бы это не получилось.

— Что⁈ Ну да… не получилось бы. Но хоть словами ее убедить вы пытались?

— Пытались. И я пытался, и — особенно старательно — ее собственные сотрудники. Она же аргументировала необходимость ее запуска просто: автоматика корабля не отработана и вообще на корабли не установлена, а лететь надо срочно. И кроме нее вообще никто на таком корабле вернуться не сможет, а она…

— Что она?

— Она сказала, что, я дословно цитирую, потому что и сам очень удивился, что у нее достаточно опыта и она и не из такой задницы вылезала. Я, конечно, не слышал, что были пилотируемые полеты раньше, разве что в Капъяре на ракетах Челомея, но те-то вроде просто вверх запускались, а не на орбиту.

— Нет, на Капъяре она не летала, она про другие задницы… Вот только если она не вернется, стреляться не думайте даже, хватит нам, что я один застрелюсь. И даже я не застрелюсь… у вас успокоительное с собой?

— Которое для летчиков? Нет, но в приемной подполковник Качурина сидит, она обычно с собой бутылочку таскает: ведь ей приходится с Татьяной Васильевной вторым пилотом летать.

— Зовите ее сюда. Так, товарищ подполковник, у вас успокоительное… да, спасибо, я знаю сколько можно. Всё, товарищ полковник, идите и приведите погоны в порядок. У секретаря пару звездочек возьмите… это вам за мужество и героизм: не каждый человек может рядом с Феей летать. Приказ я в вашу часть пришлю сегодня же… Черт! Что дальше делать думаете, Николай Петрович?

— Сейчас обратно в Тюратам вернусь, Татьяну Васильевну дождусь и уже тогда думать буду. Она сказала, что нужно будет программу подготовки космонавтом немного поменять, наверное что-то почувствовала в полете… как врач.

— А я пока подумаю, что мы в газетах по этому поводу…

— Таня особо просила никакой информации о полете никуда не давать. Вообще никакой. Почему — сказала, что по возвращении вам и товарищу Сталину доложит.

— Лишь бы вернулась нормально… Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, можете быть свободны. До ее возвращения, а потом я вас обоих жду.