Ромул - Сергей Житомирский

   — Но мы насилу договорились, — взвыл в отчаянии Прокул. — Два года мы спорили, едва не дошли до гражданской войны, и вот наконец Сенат единодушно выбрал царём тебя. Мы не успеем найти другого: Рим распадётся.

   — Взгляни на это спокойно и поймёшь, что ничего страшного нет. Все слышали о счастье царя Ромула, никто из смертных не мог с ним сравниться. Счастье это было так велико, что осталось и после его смерти, сейчас он блаженствует на небесах. С таким даром он правильно сделал, что основал город и поделился счастьем с другими; вы получили свою долю и тоже процветали. Но никто не может утверждать, что город был хорош сам по себе. Миру он ничего не дал. Рим был основан на счастье, теперь этого счастья нет, будьте же разумны. Он простоял сорок лет, тысячи воинов погибли за него в цвете лет, а теперь всё кончилось. Городская жизнь сделала вас богаче и опытнее, так разойдитесь мирно по своим деревням. Не играйте счастьем в новых кровавых битвах, пока оно не обернулось против вас, и ваших вдов не забрали в рабство. Без Рима Италия будет жить спокойнее и легче.

Прокул ответил немедленно, и спутники подивились его пылу.

   — Ты говоришь, что служишь богам, Нума Помпилий. Но падение Рима не будет им угодно; пятьсот лет назад праотец Эней привёз из Трои самофракийские святыни, даже изображение Девы. Её храму положено стоять в сердце великого города. Пятьсот лет мы, латиняне, по деревням пахали землю и готовились основать город, достойный её. Соседи считают нас злодеями, но мы умеем обсуждать и решать вопросы в собрании и держаться того, что постановили. Мы придумываем хорошие законы и следим, чтобы они соблюдались. Наши жёны живут достойно, дети почитают родителей, на войне каждый, вставая в строй, знает, что товарищ прикроет его щитом. Этого города мы и ждали пять сотен лет; божественные знамения обещают ему власть над миром. Вспомни кровавую голову на Капитолии, коршунов среди бела дня. Боги непременно хотят, чтобы Рим выстоял, но ему не выстоять без тебя. Неужели ты разрушишь божественные замыслы и навлечёшь на себя несчастье потому только, что править великим городом тебе кажется слишком хлопотно?

   — Хороший довод, — заметил Нума. — Я не хочу разрушать божественных замыслов. Но ведь разрушить их не под силу смертному; если Рим исчезнет, значит, боги всё-таки не хотят, чтобы он существовал, и только. Кто назовёт мне другую причину, кроме той, что такова якобы воля богов?

   — Я, — сказал Велес. — Я сабинянин, как и ты, и не пойму, отчего богам угодно, чтобы одни латиняне жили в прекрасных городах. Рим в самом деле прекрасен, его стоит сохранить. Во времена моего отца наш род воевал с римлянами, нам было из-за чего враждовать, но потом царь Таций переселил нас в город, и латиняне обошлись с нами честно. Разве так обычно заканчиваются войны? Мы, римляне, заключаем справедливый мир и держим слово. Я родился в Риме, это мой дом, и пусть даже все уйдут, я никогда его не брошу. Мы постигли нелёгкое искусство жить вместе; разве где-нибудь ещё правят на равных два народа? Я думаю, в мире нет другого города, где любой беглец может найти себе место и его не спросят о предках. Говорили, сабинянам не привыкнуть к городской толчее — мы доказали, что это не так. Рим — единственный город, где сабиняне граждане. Отказываясь, ты губишь славу своего народа.

   — Этот довод ещё лучше, но не думайте, что у меня есть какой-то долг перед сабинским народом. К тому же не исключено, что оставаться простыми селянами — наша судьба. Нет, Рим возник как разбойничий город, а я не люблю разбойников и не вижу, зачем он нужен.

   — Может быть, я подскажу, — произнёс Перпена. — В юности я сам был разбойником, и Рим меня исцелил. Последние годы мы не воевали, а если ты согласишься царствовать, то и не будем. Но я хотел сказать другое. Рим — необычный, исключительный город, нельзя допустить, чтобы он исчез. Ему нет ещё сорока лет, а граждан десятки тысяч, и все они — римляне, потому что хотят быть римлянами. Мы — общество, где нет принуждения. И наш город открыт для всех: помимо латинян и сабинян есть ещё триба луцеров, куда принимают чужеземцев; я, например, настоящий этруск. Мы, луцеры, не родились в Риме, но равны римским уроженцам. Городу недостаёт лишь одного. Царь Ромул одарил нас своим удивительным личным счастьем, но мы не умеем правильно служить богам; ты бы наставил нас в этом сложном деле. Так что смотри: Рим счастливый, Рим гостеприимный, Рим, где правит закон, где люди живут в мире с чужеземцами, Рим, который в завоеваниях справедлив, а к побеждённым милостив — без тебя этот Рим погибнет.

   — Ты сказал о милости, не продолжай: я согласен.

Пир по случаю свадьбы Макро и Домиции, дочери Перпены, был великолепен. Вокруг высокого стола стояли ложа, и царь Нума, почётный гость, изящно возлежал, словно у сабинян тоже так принято. Невеста, само собой, сидела выпрямившись на табурете. Макро ненадолго присел рядом, чтобы переломить с ней лепёшку из старинного счастливого зерна, которое богам нравится больше, чем нынешний ячмень. Эта священная пища так же непривычна этрускам, как и грекам, но в Риме переплелись обряды разных племён, ведь счастье никогда не бывает лишним.

Женщины удалились до того, как подали вино. Домиция отправилась ждать жениха в брачной постели и надеялась, что он не напьётся до бесчувствия. Но Макро пообещал пить поменьше, насколько позволит вежливость; ему действительно хотелось понравиться этой полузнакомой испуганной девушке.

Хозяин, как мог, облегчил ему эту задачу, щедро разбавив вино водой и проследив, чтобы жениху дали самую маленькую чашу. Но Макро не мог отказаться, когда подходили друзья и подсаживались на край ложа выпить с ним.

Первым пришёл старый Марк Эмилий, торопясь исполнить долг вежливости и вернуться домой пораньше. В его возрасте попойки до утра потеряли привлекательность. Он сел на край ложа и уставился на жениха, осовело моргая. Дома ему не разрешали много пить, и он уже набрался. С пьяной торжественностью он высказал свои мысли:

   — Ты уверен, что можешь жениться? Было бы ужасно, если бы оказалось, что Старухи всё ещё тебя преследуют.

   — Я совершенно свободен, — твёрдо ответил Макро. — Новый царь повелевает подземными силами, он меня освободил. Неужели патрон разрешил бы свадьбу, если бы оставалась хоть тень сомнения? Он много знает о богах и признает могущество царя Нумы. Кровь брата больше не взывает о мести, я могу жить спокойно.

   — Приятно слышать. Что же ты теперь сделаешь, вернёшься в Кумы?

   — Никогда. Мой дом здесь, в Риме. Ты не знаешь, насколько я счастлив; царь назначил меня понтификом, жрецом, наводящим мосты между миром живых и мёртвых. Я для этого подхожу, преступление посвятило меня подземным богам. Жреческий сан принесёт мне достаточно богатства, чтобы стать всадником. А уж с собственным конём я ни за что не брошу Рим.

   — Прекрасно, что ты так говоришь, — Перпена тоже подошёл с поздравлениями. — Интересно выходит: почти все мы пришли в Рим, потому что больше было некуда податься, и не собирались поселяться тут навсегда, но всех нас что-то удерживает — может, благосклонность богов, а может, просто щедрые поля.

   — Не то и не другое, — уверенно произнёс Макро. — Дело в нас, в римлянах. Здесь царит справедливость. Люди со всех концов света, мы живём дружно, а наши потомки будут править миром.

   — Пока останутся справедливыми, — добавил со своего почётного места царь Нума.

ИСТОРИЧЕСКИЕ И МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПЕРСОНАЖИ

Авилий (или Аолий) — сын Ромула и Герсилии, упоминается Плутархом.

Акрисий — в греческой мифологии отец Данаи, возлюбленной Зевса, матери Персея.

Акрон — царь латинского города Ценины, убитый Ромулом в первом сражении римлян с врагами.

Анхиз — в греческой и италийской мифологии фракийский пастух, возлюбленный Афродиты-Венеры, которая родила ему сына Энея.

Асканий, или Юл, — в италийской мифологии сын Энея и Лавинии, дочери Латина, царя города Лаврента. Вергилий в «Энеиде» считает его сыном первой жены Энея Креусы, дочери царя Трои Приама.

Ахат — герой «Энеиды» Вергилия, ближайший помощник Энея.

Велес Помпей — римский сенатор, член посольства по приглашению на царство Нумы Помпилия от сабинян, упоминается Плутархом (без имени).

Веста — италийское божество огня и домашнего очага, соответствует греческой Гестии. Её служительницами могли быть только девственницы, которые поддерживали негасимый огонь.

Вергилий Публий Марон (70-15 до н.э.) — знаменитый римский эпический поэт, автор стихотворного собрания «Буколики», поэмы «Георгики» («О сельском хозяйстве») и «Энеиды», которую не успел закончить.