Девятый. Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Каменистый Артем

— Отдохнули? Нет? Все равно — нам пора. До рассвета еще далеко, но не стоит убивать время.

Мои предположения оправдались — по правой стороне действительно нашелся узкий ход. Закончился он тупиком, но многоопытный епископ по каким-то лишь ему заметным признакам определил, что мы оказались прямиком под полом уборной. Стены отвесные, высота приличная, лестниц и веревок у нас не было. Но пара неглупых людей в состоянии найти выход из такой ситуации — после череды падений до потолка мы добрались (очень выручил штырь на цепи).

Далее Конфидус помог мне пролезть в отверстие с неблагозвучным названием — такие принято вырезать в полах нужников. На этом этапе возникло первое непредвиденное осложнение. Старый слуга, обитавший неподалеку от нужника, услышал устроенный нами шум. Вместо того чтобы перевернуться на другой бок и попытаться досмотреть прерванный сон, он, движимый воспалившимся маразмом, поднялся и, держа в одной руке свечу, а в другой кочергу с деревянной рукоятью, направился взглянуть на источник подозрительных звуков. Застукал он меня в крайне неудачный момент: окончательно я еще не выбрался, а назад удрать не мог, так как за ноги настойчиво выталкивал епископ.

Кочергой по голове я не заработал. Неизвестно, о чем подумал бедолага, увидев, что из зловонного подземелья в уютный мирок спящего оплота инквизиции выбирается победитель кастинга на главную роль в шедевральном триллере «Человек-дерьмо из ада каннибалов», но ни малейшей агрессии не проявил. Просто уронил свечу, схватился за сердце, попятился назад, уперся спиной в стену и расслабленно сполз на пол.

Впечатлительным оказался.

Подняв жировую свечу (к счастью, не погасла) и убедившись, что больше сортирными тайнами никто не интересуется, помог выбраться епископу. Тот первым делом бросился к старику:

— Дан! Что вы с ним сделали!

Моральные метания этого еретика начали доставать: то он рвется самолично расчленить Цавуса за многочисленные старые грехи, то трясется из-за обморочного старикана. Мне сейчас нужнее головорез, а не святоша-непротивленец, но Конфидус это отказывается понимать. Ведь умеет, когда припечет, — достаточно вспомнить последний день похода и бой у брода: рубил там за четверых.

Эх… религия… опиум для народа…

— Да я его пальцем не трогал.

— А почему он тогда без памяти лежит?

— Увидел, как я из очка выбираюсь.

— И что?

— И то! Вы посмотрите на меня и подумайте, отчего люди, увидев такое прекрасное создание в своем сортире, сознание теряют.

— Да уж… вы извините, Дан, но вид у вас…

— У вас ничуть не лучше, а уж про вонь даже не хочу говорить.

— Понимаю… А чего еще ожидать, если вдоволь по нечистотам попутешествовали?

— Мы болтать будем или попробуем найти Цавуса?

— Может, сперва попробуем привести старика в чувство и он нам все расскажет?

— Если он при виде одного меня штаны намочил, то что будет, когда обоих нас увидит?

— Ваша правда, пойдемте. Надеюсь, он очнется сам. В таком возрасте испуг опасен для сердца.

— Вы кочергу лучше прихватите… пригодится.

Епископ послушался, бормоча под нос молитвы на тему неминуемой перспективы вот-вот заработать новую порцию грехов, а я уверенно направился к двери.

Странное дело — даже ноги слушаются отлично. Болят только, но к боли привык уже. Не думаю, что мне легче стало, — скорее наоборот. Организм, похоже, понял, что наступает «последний парад», — отдает все резервы. До остатка. Понимает, что я на грани, свалиться могу в любой момент. Мне бы отдохнуть и поесть, причем немедленно, иначе отключусь, будто старик этот, и не очнусь, даже когда начнут в кипятке варить.

Коридор, распахнутая дверь. Осторожно заглядываю — узкая каморка с лежанкой и какими-то длинными полками, занавешенными рогожей. Обиталище слуги. Обернулся к епископу:

— Дом какой-то странный — стены кругом загибаются. На башню похоже. Он, может, и устроен как башня?

— Да это и есть башня — от старой стены уцелела. Карающие ее привели в порядок, приспособив под жилье. Думаю, Цавус наверху, но один он там или нет, не могу знать. У карающих все не как у людей: то толпами в городе торчат, то никого не увидишь. Шастают по всей стране. Если у них сейчас здесь сборище, то нам не поздоровится.

— Кроме Цавуса, в тюрьме никого из их братии не видел.

— Это ничего не доказывает — Хорек просто самолично решил стражем заниматься, так что остальным без надобности к вам ходить было.

Перспектива наткнуться на толпу инквизиторов не вдохновляла, но и отступать я не хотел. Видимо, от лишений мозг начал работать с перебоями: в здравом уме плюнул бы и на Хорька, и даже на Зеленого… в первую очередь себя спасать надо.

— Конфидус, в доме очень тихо. Если их здесь много, то, наверное, спят. Осмотрим потихоньку все.

— Проснутся… от вони нашей проснутся. — Еретик был настроен пессимистически.

Больше не тратя времени на пустые разговоры, я принялся изучать первый этаж. Кухня — на ее пороге желудок скрутило судорогой от ароматов пищи; кладовка; чулан, забитый хламом по самую дверь; большая полукруглая трапезная комната, заставленная столами и лавками; запертая на замок дверь, окованная железом. Везде темно и безлюдно. Дальше коридор, заворачивая, вывел к началу винтовой лестницы.

Направились вверх, поднявшись на второй этаж. Он состоял из двух больших полукруглых комнат, заставленных низкими койками и пузатыми шкафчиками, сколоченными из небрежно оструганных досок. Голые каменные стены, узкие амбразуры зарешеченных окон, затянутые белесой пленкой, дощатые полы, серые одеяла на соломенных тюфяках. Предельно спартанская обстановка — на казармы похоже. Судя по всему, здесь обитали младшие чины ордена карающих, но сегодня не было никого.

Третий этаж порадовал контрастом. Здесь вообще не было перегородок: одна большая круглая комната. Вдоль стен почти сплошной вереницей тянулись шкафы из лакированного дерева — лишь напротив амбразур промежутки оставлены. Пол застелен коврами, явно недешевыми. Несколько кожаных диванов и кресел, высокая кровать под балдахином, позолоченные светильники и люстра, роскошный огромный стол, выгнутый дугой, за ним еще парочка, заставленная самыми разнообразными предметами: всяческая посуда, весы, толстенные книги, приборы для письма, шкатулки. На одном участке стена, свободная от мебели, увешана холодным оружием, а окна там прикрыты свисающими шторами с богатой вышивкой. Безделушки, вазы, подсвечники, миниатюрные картины виднелись куда ни плюнь — к месту и не к месту.

Не знай я, куда попал, пришлось бы ломать голову, пытаясь понять, кто же здесь обитает, — зажиточная проститутка или алхимик-гедонист.

— Неплохо Хорек устроился: безвкусно, но дорого, — присвистнул епископ. — Дан, башня пустая. Ума не приложу — куда все карающие подевались? Хотя кое-что подозреваю…

— Вот и у меня те же подозрения: наверное, отправились нас убивать. В тюрьму. Вы же сами говорили.

— Наверное, так и есть.

— Давайте спустимся вниз. Надо старика связать и обыскать кухню — очень уж есть хочется.

— Отличная мысль — запахи там весьма приятственные.

Приятными оказались не только запахи. Не знаю я догматов местной религии, но одно понял точно: плоть свою братья ордена карающих голодом не терзают. Да и насчет изнуряющих постов не уверен — мясным здесь явно не брезговали.

В епископе пробудился давно уснувший инстинкт мародерства — с профессионализмом бывалого наемника он за какую-то минуту обнаружил немало разнообразных деликатесов. Но не стал кидаться сразу на все — для начала попил молока, этим же молоком обмыл руки, предварительно пополоскав их в ведре с водой. Я повторил его действия — даже умирая от голода, трудно решиться есть такими лапами.

Пока еретик наседал на сыр и балыки, я вкушал сливочное масло, отхватывая его понемногу найденным на кухне ножом. Съев кусочек, делал паузу — прислушивался к своим ощущениям. После такой голодухи неосторожно слопанная пища может убить.