Виктор Васнецов - Владислав Бахревский

Посмеялись, а Миша сказал:

– Еще.

– «Раз зимою ехали по Волге-реке извозчики. Одна лошадь заартачилась и бросилась с дороги в сторону; извозчик тотчас погнался за нею и только хотел ударить кнутом, как она попала в майну и пошла под лед со всем возом. „Ну, моли бога, что ушла, – закричал мужик, – а то я бы нахлестал тебе бока-то!“»

– Ну, это грустная сказка, – сказал Васнецов.

– Еще! Еще! – потребовал Миша.

– «Трое прохожих пообедали па постоялом дворе и отправились в путь. „А что, ребята, вить мы, кажется, дорого за обед заплатили?“ – „Ну, я хоть и дорого заплатил, – сказал один, – зато недаром!“ – „А что?“ – „А разве вы не приметили? Только хозяин засмотрится, я сейчас схвачу из солоницы горсть соли, да в рот! да в рот!“»

И. Е. Репин. Портрет В. М. Васнецова. Рис. 1882.

В. М. Васнецов. Голова Христа.

Киев. Владимирский собор.

В. М. Васнецов. Богоматерь с младенцем. Эскиз для абсиды.

В. М. Васнецов. Портрет -4 Е. А. Праховой. 1894.

В. М. Васнецов. Ангел Молчания. Рис. углем на стене мастерской. Начало 1900-х.

Фасад Дома-музея. Проект В. М. Васнецова. 1893–1894.

В. М. Васнецов. Витязь на распутье. 1882.

В. М. Васнецов. Баян. 1910.

В. М. Васнецов.

Среди друзей. Слева направо: А. Н. Алексин, A. М. Горький, B. М. Васнецов, Л. Д. Средин. 1900.

В. М. Васнецов с братьями Аполлинарием, Александром, Аркадием и детьми.

В. М. Васнецов с женой Александрой Владимировной.

В. М. Васнецов с родными и близкими. 1906.

В. М. Васнецов и В. И. Суриков в саду дома. 1908.

В. М. Васнецов с женой и дочерьми.

В. М. Васнецов. Иван-царевич на Сером Волке. 1889.

В. М. Васнецов с внуком Витей. 1922.

В. М. Васнецов. Портрет М. В. Нестерова. 1925.

М. В. Нестеров. Портрет В. М. Васнецова. 1925.

– А знаешь, матушка! – сказал вдруг Виктор Михайлович. – Дубы на картине очень уж хороши. Всё! Буду писать ее. Собор подождет, да и нет у меня па него больше ни толики силенок.

Отпуск был взят, но не от живописи. Теперь, к великой гордости и радости детей, в дом ежедневно приводили из киевского зверинца настоящего волка.

– Как хорошо натуру-то пописать! – радовался Васнецов. – Экие глаза-то у него, волчьи, белые. Людоед! Чистый людоед!

Передвижная выставка 1889 года подарила зрителей картинами, без которых теперь русское искусство представить себе невозможно. Тряхнул стариною Максимов. Его картина «Все в прошлом» напомнила о былой силе этого художника. Потихоньку да помаленьку пропил он свой талант. Оттого-то, может, и не было прежней дружбы у них с Васнецовым.

Шишкин выставил «Утро в сосновом лесу», знаменитых «не своих» мишек. Репин представил «Николая-чудотворца», Левитан «Пасмурный день на Волге», Степанов «Лосей», Васнецов «Ивана-царевича на Сером Волке».

Критика снова отчитала Виктора Михайловича. Особенно постарался художественный обозреватель журнала «Русская мысль». «Иван-царевича Виктора Михайловича Васнецова не приобрел Павел Михайлович Третьяков, – писал он, то ли не зная, что картина куплена в Третьяковку, то ли умышленно, и далее следовал весьма примечательный критический опус. – У него (у Третьякова. – В. В.) уже достаточно собрано произведений этого художника, столь неудачно увлекшегося новшеством, якобы долженствующим создать особливую русскую живопись, непохожую ни на какую другую. Выходило нечто, в самом деле ни на что непохожее, свидетельствующее о том, что и с талантом можно забраться в такие дебри бессмыслицы, из которых почти нет средств выбраться на свет божий. В новой картине Васнецова сказывается попытка вернуться на общечеловеческую стезю в искусстве, но до осуществления столь благого намерения еще далеко. Васнецов написал лес, воду и цветы несколько похожими на настоящие, а не на его „Васнецовские“.

Но „серый волк“ все еще претендует по-прежнему на сказочность и вышел совершенно таким, каким мы видим „серых волков“ в окнах меховых магазинов. Прыгает „серый“ через воду, а зритель убежден, что это чучело, только сделано в такой позе, что прыгать никак не может и обречено всю жизнь пребывать с вытянутыми вперед ногами и высунутым языком».

Иное мнение у Саввы Мамонтова: «Твой царевич на волке привел меня в восторг. Я всё кругом забыл, я ушел в этот лес, я надышался этого воздуха, нанюхался этих цветов. Все это мое, родное, хорошее! Я просто ожил! Пусть говорят, что в картине много недостатков, неверностей, я не буду спорить, но пусть кто-нибудь другой так просто и непосредственно повлияет на мою душу, как твоя картина. Вот где поэзия! Молодец!..»

С Мамонтовым вполне согласилась авторитетная среди художников газета «Художественные новости».

«Такого сказочного леса до сих пор не бывало. В сказке – своя логика и своя законообразность: по таким проклятым местам можно скакать только на сером волке. Византийская красота Ивана-царевича и его суженой, смягченная эпическими чертами народной сказки, производит цельное и чрезвычайно приятное впечатление».

Итак, первое серьезное совместительство состоялось. Еще одна «детская» картина Васнецова явилась в мир, чтобы обрадовать главного и постоянного своего зрителя, о котором Васнецов специально не думал, но для которого, но сути дела, и работал всю свою огромную художественную жизнь. Этим зрителем были дети.

Так ли уж это бесспорно, что человеку на жизнь дана одна пара глаз. Так ли это бесспорно? Детские глаза много совершеннее глаз взрослого человека, они чересчур доверчивы, а потому и видят много больше: во-первых, они видят всё множество деталей, мимо которых скользит пресыщенный глаз взрослого, а во-вторых, они видят не смысл картины, до которой спешат докопаться взрослые люди, но мир картины. А это, как понимаете, совсем не одно и то же. Идея-то чаще всего испаряется, иногда до такой степени, что критики начинают приписывать картине совсем противоположные толкования. Мир картины – это не только изображенная объективная реальность, но это еще и чудесное свойство впускать в себя зрителя. Можно и с Аленушкой на сером камне посидеть, можно за витязя решить, куда ему ехать, а потом и отправиться в путь… Тут только одна закавыка: не всякому картина откроется. Взрослому наверняка – нет. Потому что для взрослого сказка – это сказка и картина – это только картина. Дети такого не понимают и не принимают. Они реалисты, и сказка для них – жизнь, и всякая картина, пусть хоть о гибнущей Помпее, – жизнь, совершающаяся сегодня.