Путешествия и исследования в Африке - Чарльз Ливингстон

На нашем пути к Санзе через прекрасную, плодородную и хорошо населенную страну мы снова соприкоснулись с р. Квизе, и здесь мы имели удовольствие видеть поле роскошной пшеницы, растущей без искусственного орошения. Ее колосья были почти 4 дюймов [10 см] длиной. Они вызывали большое любопытство у моих спутников, которые отведали моего хлеба в Линьянти, но никогда не видели прежде пшеницы на корню. Это небольшое поле было обработано португальским торговцем Миландом. Его поле было интересным как показатель того, что могла производить земля на этом возвышении; на поле, кроме пшеницы, мы видели великолепные европейские овощи; после мы узнали, что в некоторых местах этой области распространялось само по себе кофейное дерево. Его можно видеть на возвышенностях Тала Мунгонго, т. е. почти в 33 милях от западного берега, где оно было введено впервые миссионерами-иезуитами.

Воскресенье 30 апреля мы провели в Нгио, близ переправы через р. Квизе, так как она пересекает нашу дорогу до своего впадения в Коанзу. Страна делается все более и более открытой, но все еще обладает необычайным плодородием, она покрыта густой, сочной травой от 2 до 3футов [60–90 см] вышиной. В ней много деревьев, и она хорошо орошается. Ландшафт усеян деревнями басонго, и нередко рядом с ними стоит прямоугольная мазанка, принадлежащая какому-нибудь туземцу португальской крови, занимающемуся торговлей. Здесь у людей есть коровы и свиньи. Через каждые восемь или десять миль на нашем пути встречается группа шалашей, сделанных из палок и травы. Это – места для ночлега путников. По дороге непрерывным потоком идут люди, одни к берегу, другие – оттуда. Они носят товары в особого рода корзине, прикрепленной к концам двух палок длиной до 5–6 футов [от 1,5 до 1,8 м], называемых мотете; корзину ставят или на голову, или на одно плечо. Когда корзина помещается на голове, палки выступают вперед горизонтально, и когда носильщик хочет отдохнуть, он ставит палки на землю, а груз прислоняет к дереву, так что ему не нужно поднимать его снова с земли на голову. Груз стоит прислоненный к дереву, подпираемый на этом уровне палками. Часто носильщик просто ставит палки на землю и стоит, придерживая груз, пока не отдышится, избегая таким образом труда опускания корзины на землю и поднятия ее снова на голову.

Когда компания таких носильщиков или наша собственная партия доходит до одного из упомянутых мест ночлега, она немедленно завладевает шалашами. Те, кто приходит позже и находит все занятым, должны тогда сооружать для себя другие шалаши, а это нетрудно, потому что здесь нет недостатка в длинной траве. Как только на месте ночлега покажутся какие-нибудь прохожие, то из деревень сейчас же появляются женщины с корзинами маниоковой муки, корнями маниока, земляными орехами, мясом, перцем и чесноком на продажу.

Миткаль, которого мы захватили немного с собой из Кассандже, является главным средством обмена. Женщины все очень учтивы; по их словоохотливости и смеху, с которым они торговались, было видно, что они наслаждаются своим занятием. Для того чтобы быть в состоянии удовлетворить спрос прохожих на продукты, они должны усиленно заниматься возделыванием земли. Те, которые живут поблизости к большой дороге, покупают ради барыша много продуктов в более отдаленных деревнях.

У Пицане и других моих людей были жестокие приступы лихорадки, и в этом не было ничего удивительного, потому что было очень сыро и от земли шло сильное испарение. Когда я пытался иногда делать наблюдение над какой-нибудь звездой и желоб с ртутью ставил на землю, то на стеклянной крышке, находящейся над ртутью, скапливалось внутри так много влаги, что отражение звезды можно было увидеть лишь с большим трудом. Когда желоб ставился на ящик для того, чтобы влага не проникала в него снизу, то он покрывался росой снаружи, и скоро становилось необходимым вытирать стекло, чтобы отчетливо видеть. Это не имело бы большого значения само по себе, но, подвергаясь самому непродолжительному охлаждающему действию росы, можно было с такой уверенностью ждать возобновления лихорадки, что я был вынужден совсем отказаться от ночных наблюдений. Внутри единственного убежища, которое у меня было для ночлега, я не чувствовал себя лучше, но под одеялом дрожь пробирала все-таки не так, как на росе.

По прибытии в область, называемую Амбака, мы увидели, что ландшафт здесь сильно оживлялся зрелищем высоких гор вдали. Трава была сравнительно низкая, а вся страна в целом имела очень веселый вид. Слева от себя мы увидели скалы, одинаковые со скалами Пунго Андонго, которые близко напоминают группу Стоунхендже на Салисберийской равнине, только скалы здесь имеют гигантскую величину. Вся эта удивительно плодородная местность славится скотоводством и дешевизной сельскохозяйственных продуктов. В почве так много железа, что она почти всюду имеет красный оттенок. Она орошается множеством мелких потоков, которые соединяются в р. Лукаллу. Эта река является водостоком области Амбака и затем впадает на юго-западе у Массангано в Коанзу. Мы переехали через р. Лукаллу на больших челноках. За Лукаллой в нескольких милях находилась деревня Амбака, которая в прежние времена была важным местом, но теперь это маленькая деревушка, красиво расположенная на небольшом возвышении на площади, окруженной со всех сторон высокими горами.

Мы были чрезвычайно любезно приняты комендантом Амбаки, Арсенио де Карпо, который немного говорил по-английски. Когда я спал в его доме, меня укусило в ногу насекомое, хорошо известное в южной стране под названием тампан. Это род клеща. Излюбленным местом, избираемым им для укуса, являются складки между пальцами рук и ног. Он бывает величиной от булавочной головки до горошины и обычно встречается во всех туземных хижинах той страны. Тампан сосет кровь, пока не наполнится ею, и делается тогда темно-синим, а кожа его становится такой упругой, что его совершенно невозможно бывает раздавить пальцами. В прежние годы я испытал последствия его укуса и после этого всегда избегал туземных хижин, но так как теперь я подвергся его укусу в европейском доме, я опишу подробно его последствия. Сначала на месте укуса наступает зудящее ощущение с болью, которая вместе с воспринятым ядом постепенно начинает распространяться выше, пока не дойдет до живота, вызывая жестокую рвоту и послабление. Там, где не бывает таких последствий, наступает лихорадка; один интеллигентный португалец уверял меня, что такая лихорадка причиняет иногда смерть. Беспокойство моих друзей в Тете, старавшихся не допустить, чтобы мои люди могли соприкоснуться в деревне с тампанами, делало очевидным, что они имели причину страшиться этого ничтожного насекомого. Единственная неприятность, которую я испытал теперь после укуса, заключалась в зуде на укушенном месте, продолжавшемся около недели.