100 великих загадок истории Франции - Николай Николаев

По мнению Вейдера, Монтолон решил следовать в ссылку за императором для того, чтобы избежать исков кредиторов и ареста за большие долги. Ведь он рассчитывал на деньги Наполеона, которых ему так не хватало. И генерал стал единственным наследником императора. Ему достался немалый куш: 2 миллиона золотых наполеоновских франков.

Очевидно, что и лондонский кабинет, и французский двор были заинтересованы в физическом уничтожении Наполеона. Страх перед ним по-прежнему был велик, даже несмотря на то что Наполеон находился в десяти тысячах километров от континента. Убийство императора произошло с их молчаливого согласия или, может быть, с одобрения…

Париж, забывший своего императора

Невероятно, однако в Париже нет ни единой улицы, ни даже самой маленькой площади, названной в честь Наполеона. Только один переулок, расположенный в шестом округе, сохранил память об императоре. Это место называется улицей Бонапарт. Двести других носят названия знаменитых сражений, имена маршалов, генералов, министров и солдат Первой империи. Даже Юлий Цезарь – римский, а не французский император, имеет в Париже «свою» улицу! – утверждает Алексей Зотов, представитель Международного наполеоновского общества в России.

Между тем Наполеон многое сделал в области строительства и архитектуры для улучшения условий жизни парижан. Он хотел сделать Париж самой красивой столицей мира. При помощи лучших архитекторов и инженеров он спроектировал широкие проспекты и ликвидировал зловонные трущобы французской столицы. Среди его достижений в этой области выделяется улица Риволи (названная в честь знаменитой победы времен первой итальянской кампании 1796 г.), проходящая вдоль сада Тюильри, с ее широкими тротуарами и аркадами, и укрывающая прогуливающихся от непогоды. Тот же архитектурный принцип положен в основу при строительстве новых улиц Пирамид и Кастьоне, которые совместно с улицами Риволи и Мира создают великолепный архитектурный ансамбль, центром которого является Вандомская площадь с колонной, воздвигнутой в честь Великой армии.

Вандомская площадь

Мало кто знает, но именно Наполеону мы обязаны табличкам на наших домах с нумерацией четной и нечетной стороны. Эта система была скопирована с французской и теперь существует во всей Европе, и не только в ней.

Именно Наполеон предложил придать полотну дорог несколько бочкообразную форму, с тем чтобы вода стекала к тротуарам и через решетки уходила в ливневую канализацию.

Организация водопровода существенно повлияла на улучшение здоровъя парижан и, в целом, на условия их жизни. В 1800 г. большая часть населения Парижа зависела от дорогостоящих услуг разносчиков воды. Наполеон построил сотни фонтанов, из них многочисленными струйками текла питьевая вода, а в центре возвышались элегантные памятники.

Наполеону мы обязаны украшением Люксембургского дворца и сада, расширением Лувра, перестройкой ратуши, декором Дома инвалидов, строительством залов, крытых рынков и скотобоен, положивших конец практике убийства животных прямо у мясных лавок, на улице; десятью километрами канализационных стоков и шестью километрами одетых в гранит набережных Сены; обустройством больших кладбищ, таких как Пер-Лашез, Монмартр и Монпарнас; строительством мостов Искусств, Сите, Аустерлица и Йены. И, наконец, он систематизировал освещение в столице, и в 1814 г. Париж стал самым освещенным городом мира, получив титул «город света».

В наши дни идея переименования нескольких мест в Париже, с тем чтобы выразить благодарность императору, принадлежит Бену Вейдеру – президенту Международного наполеоновского общества, выдающемуся ученому-историку, специалисту в области исследования жизни и особенно тайны смерти Наполеона. Сейчас, на наш взгляд, два места заслуживают того, чтобы в них была увековечена память Наполеона. Это Вандомская площадь и эспланада перед Домом инвалидов.

Вандомская площадь могла бы называться площадью Императора: статуя Наполеона уже имеется на вершине колонны, которая в день своего торжественного открытия называлась Аустерлицкой, а затем была переименована в колонну Великой армии. На этой площади император был бы у себя дома. Перед его взором расстилается улица Кастильоне, переходящая в улицу Риволи, а за его спиной – улица Мира, до возвращения Людовика XVIII в обозах иностранных армий в 1815-м называемая улицей Наполеона. Что касается Вандома, не умаляя его заслуг, все же следует признать, что его роль в истории несравнима со значением Наполеона для судеб Европы и человечества в целом. За Вандомом сохранились бы названия двора и перехода, а эспланада Дома инвалидов стала бы эспланадой Наполеона. Вспомним завещание Наполеона, которое он написал за несколько дней до смерти на острове Святой Елены: «Я желаю упокоиться на берегах Сены посреди французского народа, который я так любил». Получается, что если пройти от раки Наполеона, установленной в Доме инвалидов, к Сене, обязательно пересечешь эспланаду. Нам думается, что ветераны с удовольствием согласились бы уступить это название самому известному из воинов прошлого. За ними сохранились бы семь других мест в Париже – бульвар, площадь, гостиница, мост, порт, рынок и станция метро.

Президент Франции Шарль де Голль намеревался посвятить лето 1969 г. увековечению памяти Наполеона в связи с празднованием его 200-летнего юбилея. Увы! Де Голль не дожил до этого дня, а проект так и остался проектом. Дело за новым правительством.

Плот «Медузы»

…Тяжелые волны вздымаются к небу, грозя вот-вот опрокинуть утлый плот. Ветер с силою рвет парус, клонит мачту, удерживаемую толстыми канатами. На плоту – изможденные, отчаявшиеся люди. Кто-то потерял рассудок, другие погружены в апатию. Рядом с живыми лежат тела мертвецов. Взгляды тех, кто еще жив, обращены на дальний край плота, где африканец, стоя на шатком бочонке, машет красным платком появившемуся на горизонте кораблю. Но корабль далеко, и там, по-видимому, еще не видят терпящих бедствие… То отчаяние, то надежда наполняют души пассажиров плота, и это состояние отражается на их лицах. Так изобразил эту драму художник Теодор Жерико на своей картине «Плот “Медузы”» (1818–1819, Париж, Лувр).

Сюжетом для картины послужило событие, взволновавшее в ту пору всю Францию. 17 июня 1816 г. небольшая французская эскадра – фрегат «Медуза», корветы «Эхо» и «Луара» и бриг «Аргус» – отправилась из Франции в Сенегал. На борту каждого из кораблей находилось немалое число пассажиров – солдат, чиновников колониальной администрации и членов их семей. В их числе были и губернатор Сенегала Шмальц, и солдаты «африканского батальона» – три роты по 84 человека, набранные из людей разных национальностей, среди которых попадались и бывшие преступники, и разные сорвиголовы. Флагманским кораблем «Медузой» и всей эскадрой командовал Дюруаде Шомарэ, неопытный капитан, получивший эту должность по протекции.

Входившие в состав эскадры корабли обладали разным запасом хода, и тихоходная «Луара» начала отставать от головных. Между тем Шомарэ еще перед отплытием получил инструкцию от виконта дю Бушажа, министра по делам морского флота и колоний, предупреждавшую о том, что Сенегала надо достичь до наступления сезона дождей и штормов. Памятуя об этом, Шомарэ решил позволить «Луаре» плыть в своем темпе, а остальным судам приказал двигаться как можно быстрее. Вскоре отстал и «Аргус». «Медуза» и «Эхо» оторвались от остальных кораблей и ушли далеко вперед.

Плот «Медузы»

«Эхом» командовал капитан Бетанкур, опытный моряк. Однако ему пришлось во всем подчиняться Шомарэ, а между тем с капитаном «Медузы» творилось что-то странное: похоже, он попросту заблудился в море. При очередном определении курса разница между замерами Шомарэ и Бетанкура составила 8' долготы и 16' широты. Бетанкур был уверен в правильности своих результатов, но, соблюдая субординацию, промолчал. Через три дня Шомарэ рассчитывал достичь Мадейры, но этого не произошло: сказалась ошибка при прокладке курса. Но до Канарских островов все-таки добрались благополучно.

Запасшись в Санта-Крусе, столице острова Тенерифе, провизией, корабли продолжили путь. «Медуза» шла впереди «Эха». 1 июля корабли должны были миновать мыс Блан (Белый), но с борта «Медузы» этого мыса с характерной белой скалой так и не увидели. Шомарэ не придал этому значения, а на следующий день, отвечая на недоуменные вопросы офицеров, промямлил, что накануне они вроде бы проплыли что-то похожее на мыс Блан. На самом же деле фрегат ночью отнесло далеко к югу, и курс был выправлен лишь утром 2 июля. «Эхо» всю ночь шло правильным курсом, и к утру далеко обогнало «Медузу», скрывшись за горизонтом. Шомарэ был слегка удивлен исчезновением «Эха», но не попытался выяснить причины этого.