Двести лет вместе. Часть вторая - Александр Солженицын

И вот «в 1961 началась кампания борьбы с «хищениями социалистической собственности», носившая откровенно антисемитский характер»[1289]. С 1961 последовали карающие указы Верховного Совета – сперва против «спекуляции валютой», потом – против взяток, а затем – о применении смертной казни за них, беззаконно относя эту кару также и к преступлениям, совершённым до этих указов (например, в деле Я. Рокотова – В. Файбишенко). И в первый же год начались казни. Из первых девяти судебных процессов было приговорено к смертной казни 11 человек, среди них, «может быть, 6 евреев»[1290]. Еврейская энциклопедия – более определённо: «В 1961-64 за экономические преступления было казнено в РСФСР – 39 евреев, на Украине 79» и по другим республикам 43[1291]. По этим процессам «подавляющее большинство подсудимых были евреями». (При этом публичность состояла в том, что в судебных сообщениях указывались имена-отчества подсудимых, – это и нормальный порядок судоговорения, а вот становилось «совершенно ясно, что это евреи»[1292].)

Дальше, в большом фрунзенском процессе 1962 года, из 46 обвиняемых было, видимо, 19 евреев. «Нет никаких оснований думать, что эта новая политика задумана была как система антиеврейских мероприятий. Но с самого начала применения нового законодательства ему был придан антиеврейский характер» – имеется в виду, очевидно, публикация полных имён, в том числе еврейских, поскольку никаких прямых нападок и обобщений ни суд, ни власти, ни пресса себе не разрешили. А если написала «Советская Киргизия»: «они занимали разные посты, но тесно были связаны между собой», – то настороженность диктует: «но чем они «были связаны»… – этого газета не касается ни одним словом, предоставляя читателю догадываться и прямо толкая его к мысли, что основное ядро преступной организации составляли люди, «тесно связанные между собой» – чем? еврейством», «выпятить роль в этом деле евреев»[1293]. Но «тесно связаны между собой» могли быть – сделками, корыстью, расчётами, махинациями. И вот, удивительно, никто не аргументирует, что эти лица были невиновны (хотя и могли быть). А называть их – травля евреев.

Дальше – вильнюсское дело валютчиков в январе 1962. Там все 8 подсудимых оказались евреями (и по ходу процесса были прикрыты имена не-еврейской номенклатуры, – это постоянный советский приём). На этот раз в обвинении звучал и прямой антиеврейский акцент: «сделки заключались в синагоге, споры разрешались раввином»[1294].

С. Шварц со всей убеждённостью видит в этих судебно-экономических преследованиях – только разгул антисемитизма, уже и вовсе не оборачиваясь на «тенденцию концентрации евреев в специфических отраслях экономической жизни». – Также и всей западной прессой это было истолковано как жестокая кампания против евреев, унижение и изоляция целого народа, и Бертран Рассел протестовал в письме Хрущёву – и Хрущёв ему ответил лично[1295]. Но после этого советские власти, кажется, сильно поостереглись трогать евреев.

На Западе официальный антисемитизм стали называть «самым острым вопросом» в СССР (не видя в стране других, острее) или «самой запретной темой». (Хотя и запретных была – тьма, включая грандиозное раскулачивание, или трёхмиллионную сдачу красноармейцев в плен в одном 1941 году, или на Тоцком полигоне в 1954 уничтожительный атомный «эксперимент» над собственными войсками.) Конечно, открытых высказываний против евреев компартия после Сталина не допускала. Возможно, применялся метод подстрекательных «закрытых лекций» и «инструктажей», – это вполне в советском стиле. Да верный заключительный вывод делает Соломон Шварц: «Достаточного рационального основания антиеврейская советская политика вообще не имеет», удушение еврейской культурной жизни «может казаться загадочным. Как объяснить эту дикую политику?»[1296]

Отчасти: если внутри страны душилось вообще всё живое – то как ожидать, что не будут душить и столь живой, подвижный народ? А в 60-е годы ещё добавились международные расчёты СССР: требовалась кампания против Израиля. Был найден удобный, двусмысленный и неопределённый термин «антисионизм» – и «он был дамокловым мечом, занесенным над всем еврейским населением страны»[1297]. Газетная кампания против «сионизма» как будто становилась неуязвимой ширмой, не докажешь, что это – просто антисемитизм. А вместе с тем грозно, опасно: «сионизм – орудие американского империализма». Евреям «косвенно или прямо приходилось доказывать свою лояльность, так или иначе убеждать своё окружение, что они не имеют никакого отношения к собственному еврейству и тем более к сионизму»[1298].

Ощущения рядового еврея в СССР становились действительно пригнетёнными, это выпукло выражено одним из них: «За годы преследований и оскорблений у евреев выработался определённый психический комплекс подозрительности ко всякому к ним обращению, исходящему от не-евреев. Во всём они готовы предусмотреть скрытый или явный намёк на их национальность… Евреи никогда не могут публично заявлять о своём еврействе, и официально принято, что об этом нужно молчать, как будто это некий порок, как будто это криминальное прошлое»[1299].

Большое впечатление произвёл в октябре 1959 случай в Малаховке – посёлке «в получасе езды от Москвы… с 30 тысячами жителей, из которых около 10% составляют евреи… В ночь на 4-е октября загорелась крыша малаховской синагоги и… домик смотрителя еврейского кладбища… в огне погибла жена смотрителя. В ту же ночь в Малаховке были расклеены и разбросаны листовки: «Долой жидов из торговли… Мы спасли их от немцев… они так быстро обнаглели, что русский народ не понимает… кто же на чьей земле»[1300].

И нарастающее угнетённое состояние доводило даже до такого синдрома, о котором пишет Д. Штурман: часть «еврейских обывателей доходит до ненависти к Израилю, считая его генератором антисемитизма в советской политике. Помню фразу одной преуспевающей учительницы-еврейки: «Бросить бы одну хорошую бомбу на весь этот Израиль, и нам было бы легче жить»[1301].

Но всё же – это было уродливое исключение. В основном, от разгула антисионистской кампании происходило «усиление сознания своего еврейства и рост симпатий к Израилю как форпосту еврейства в целом»[1302].

Предлагают нам и такое объяснение тогдашней общественной ситуации: да, при Хрущёве «опасения за жизнь отошли для еврейского населения в прошлое», но «был заложен фундамент нового антисемитизма»: молодое поколение номенклатуры, борясь за кастовые привилегии, «стремилось занять ведущие позиции в культуре, науке, торговле, финансах и т д. Здесь-то и произошло «знакомство» новоиспеченной советской аристократии с евреями, удельный вес которых в этих областях был традиционно велик». И «социальная структура еврейского населения, сосредоточенного главным образом в основных центрах страны, напоминала правящей верхушке структуру её собственного класса»[1303].

Такая встреча – несомненно состоялась, это была историческая «смена вахт» на советских верхах, с еврейской на русскую. И антагонизм при этом возник несомненно, отчего, помню, в хрущёвское время в разговорах в еврейской среде звучали не только насмешки, но и сильная обида на выходцев из деревни, «мужиков», проникших в верхи.

А в общем, при натяжении разных влияний, но и при большой осмотрительности советских властей, – к 1965 году «распространённость и острота современного советского антисемитизма далеко уступают» тому, что наблюдалось «в годы войны и в первые годы после войны», и происходит, «кажется, заметное ослабление, может быть, начавшееся отмирание «процентной нормы»[1304]. – И в целом еврейское ощущение в 60-х годах держалось в диапазоне благополучия, это слышим от разных авторов. (Противовес только что прочтённому нами: «новый антисемитизм набирал силу» в 60-х годах.) – И спустя 20 лет высказывается то же впечатление: «для „евреев вообще“ хрущёвский период был одним из самых спокойных во всей их советской истории»[1305].

«В 1956-57 возникло много новых сионистских кружков, в которых участвовали молодые евреи, ранее не проявлявшие особого интереса к еврейским национальным проблемам и сионизму. Важным толчком к пробуждению национального сознания евреев СССР и ощущению ими солидарности с государством Израиль стала Синайская кампания [1956]»; а затем «катализатором процесса возрождения сионистского движения в СССР для многих евреев стал Международный фестиваль молодёжи и студентов [Москва, 1957]… В период между фестивалем и Шестидневной войной [1967] сионистская деятельность в СССР постепенно приобретала всё более широкие масштабы. Связи советских евреев с израильским посольством участились, контакты стали менее опасными», «резко возросло значение еврейского самиздата»[1306].