Старость аксолотля - Дукай Яцек

Ты смотрел каждый фильм, какой только был в видеотеке Джейка, потому что именно этим, а не реальным миром жил. Но в конце концов и эта коллекция начала истощаться. Поэтому ты потянулся к кассетам, упакованным в картонные коробки, сложенные у стен подвала. Оказалось, на них записана продукция Джейка и компании. Тебе бы очень быстро наскучили эти карикатурные образы потных обнаженных тел, напряженных, извивающихся, эпилептически дрожащих и издающих смешные звуки – если бы ты не обнаружил на значительной части этих фильмов самого себя. Не так ты это помнил. На видео ты был другим. На видео все эти мужчины и женщины были другими. Голос, издаваемый твоим телом с экрана телевизора, не был твоим голосом. Они его подложили. Ты слушал и пародировал самого себя. Но, несмотря на юмористический акцент, на тебя, наконец, напала скука: в таких фильмах просто не было сюжета. Ты просмотрел еще пару, залез в другую коробку; то же самое. Еще в одну; всё так же. И в четвертую; и вроде бы тоже ничего нового, но, прокручивая пленку, ты заметил в конце какую-то потасовку, смазанные в спутанных неестественным темпом перемотки кадрах, горячие красные пятна. Ты вернул обычную скорость. Этого мальчика, главного героя этого фильма, убивали его недавние любовники. Ты отпрянул назад, ты увидели его лицо: он жил здесь с вами несколько месяцев, он был у Милого Джейка еще до того, как тот привез тебя из пустыни от Жакко. Пару недель назад он исчез, но ты предполагал, что у него случился передоз, потому что он был знатный торчок. Его звали Гийо, он был из Бангкока; однажды ты подрался с ним из-за пачки жевательной резинки. Он плохо говорил по-английски. На видео он выкрикивал фальцетом свои истерические мольбы с безупречным акцентом Новой Англии, в то время как смуглая девушка скользила окровавленной бритвой по низу его живота.

Сейчас

Потому что мир жесток, и даже милые семейные фильмы из коллекции Джейка не смогли исказить эту очевидную для Пуньо правду. Это жестокость дикого хищника из лесных дебрей, который появляется на экране на короткое мгновение, чтобы в кровожадном исступлении перебить половину экспедиции, а затем так же неожиданно исчезнуть в чаще: люди будут кричать, плакать и проклинать животное, как бы не понимая, что это просто животное. Оно стало олицетворением зла в силу мастерства режиссера. Жестоким можно быть только в обличье человека, ибо кто еще придумал название жестокости? Пуньо же не уважал никаких законов, кроме законов джунглей, и даже сейчас, заточенный в карцер своего тела, в трясущейся карете скорой помощи, несущейся сквозь ночь, сквозь стихающую грозу, даже сейчас, в полусознательном состоянии, в успокоительном разрыве между вчера и сегодня – он не назовет этих людей жестокими. Фелисита Алонсо, Девка – она то ли его враг, то ли друг, то ли мать, которой у него никогда не было, – но все это возможно, все это временами и не по-настоящему. Ненавидеть Пуньо умел превосходно, но судить просто не умел. Проститутки на площади Генерала не рассказывали вам о справедливости, потому что их бы высмеяли. Проститутки на площади Генерала рассказывали им о Боге, потому что Бог всемогущ, а это что-то значит. Бог также добрый, но это значит гораздо меньше. Только справедливость ничего не значит, это пустое слово, как взгляд Пуньо, и хотя он легко переводит его на пять других языков, в каждом из них оно звучит одинаково нелепо. Это мой нож, говорил Хуан, а это его нож, но если бы у меня был ствол, это было бы справедливо, потому что я бы выстрелил ему прямо в рыло – и дело с концом. Ха, такую справедливость Пуньо понимал. А ведь он чувствовал сожаление, чувствовал горечь, чувствовал гнев и злость; конечно, чувствовал. Если бы увидел этого двухметрового охранника, сидящего в ногах носилок и с трудом притворяющегося, будто читает, – если бы увидел этот почти символический образ, возможно, он смог бы ясно и понятно для других объяснить свою позицию: у них есть стволы. Но он не увидит. Они едут. Им пришлось притормозить, потому что на шоссе случилась авария, восемнадцатиколесная фура, набитая отправленными на скотобойню лошадьми, не удержалась на скользкой трассе и въехала в припаркованный не по правилам «бьюик». Обочина и поле за дорогой завалены телами лошадей с темной и блестящей под дождем шерстью, лошадей мертвых и еще живых. Движение перекрыто, сотрудники дорожной полиции в дождевых плащах, с фонарями и рациями в руках, бегают кругом. Проблесковые маячки стоящей в глине на обочине скорой помощи вспыхивают желтым и красным светом; к счастью, санитарные машины для перевозки трупов не имеют опознавательных знаков, поэтому их никто не останавливает, чтобы вынудить оказать помощь. Гроза стихает, не видно больше разрядов, молнии и гром ушли; и все же каждый миг гремит снаружи то один, то другой выстрел – это люди, те самые люди, как тени под дождем, бредут в грязи и крови и добивают умирающих животных. Пуньо слышит хлопки, хотя не знает, что они означают. Он догадывается. На данный момент весь мир для него – одна догадка. Пуньо всегда жил среди тайн.

Тайна

Он был похож на пылающего ангела. Ты увидел его из окна туалета, как он бежит через парк, к внутренней стене и спрятанной за ней запретной зоне. Он бежит, и от сияния, исходящего от его белоснежных крыльев, в ночных зарослях высоких деревьев возникают быстро проплывающие глубокие тени.

Это был всего лишь твой первый месяц в Школе, ты все еще считал ее какой-то современной продвинутой колонией. Тебя разбудил среди ночи плач Рика; ты обматерил его и пошел отлить. А там под окном туалета шла охота на пылающего ангела.

Но ты внезапно понял, что это никакой не ангел. Он был намного ниже мужчин в форме, которые преследовали его; он был ребенком. Ты прижался лицом к зарешеченному снаружи ледяному стеклу. Ведь он не мог быть тоже ребенком. Он двигал своими крыльями, и светился, и бежал как-то не по-детски, не по-человечески. Мелькнул один и второй раз бледный овал лица. Это было не лицо. Что-то сжалось у тебя в животе. Не страх, что-то более тонкое, что намного труднее описать.

А тот все еще пытался убежать, хотя они уже окружили его, отрезали от темных зарослей парка и внутренней пограничной стены. Вдруг он вскрикнул – ты услышал этот крик сквозь плотно закрытое окно, сквозь толстые каменные стены: высокий, отчаянный, птичий вопль, жестоко дребезжащий на восходящей ноте. Он замолчал внезапно и неожиданно – тогда ты этого не понял, ты понял много позже: крик преследуемого перешел в ультразвук, и именно поэтому яростно заскулили гончие на псарне. Возможно, это был не ангел, но, конечно, это был не человек.

В ту ночь трудно было снова заснуть, хотя Рик, напившись своими слезами, уже погрузился в мучительный сон и не нарушал тишины. Пылающий ангел. С тех пор твое отношение к Школе стало меняться. Это ночное явление раскрыло тебе глаза на необычность ситуации, которую ты, не имея шкалы сравнения, мог бы еще долго не замечать. Но теперь ты знал – герои триллеров из видеотеки Джейка дали тебе подсказку, священная тишина огромного темного здания шепнула – в Школе есть какая-то Тайна.

Начальное обучение

Здесь придавали большое значение языкам. Английский, но еще и португальский, на котором ты не умел ни читать, ни писать, ни даже правильно говорить; а также искусственные языки, и кодовые, и компьютерные, начиная с языков высшего порядка и заканчивая машинными, основанными на записи только единиц и нулей. Поэтому переход к математике произошел очень плавно, почти незаметно. И по правде говоря, ты не видел в этом ничего ненормального (и вообще какова была эта твоя норма?), ты не протестовал против учебной программы, которая не соответствовала уровню твоего прежнего образования и воспитания, твоему происхождению и возрасту. Это было не то место, где можно было свободно протестовать, это были не те люди, которые терпели бы подобные протесты, да и тебе самому непривычен был образ мышления, допускавший бунт, направленный против реальности. Либо ты принимаешь реальность, либо реальность не принимает тебя, и тогда для тебя всё действительно плохо. Поэтому ты усердно учился. И совсем не сразу догадался, что твой интеллект оценивают высоко. Но наконец понял: они не привезли бы тебя сюда, если бы не были уверены, что ты справишься. Это всё тесты, те тесты, которые ты проходил еще в полиции и в домах опеки. Ты был избран.