Возвращенный оккультизм, или Повесть о тонкой семерке - Авессалом Подводный

Свинья на подплане аджны это искушение халтуры при синтезе различных форм: последние кажутся настолько освоенными, а сама синтезирующая идея настолько мощной, что небольшие небрежности, по мнению свиньи, ничего не меняют. Это так и есть, но до определенной грани, за которой дом (манипура-манипура-аджна) может все-таки рассыпаться, а обед (свадхистхана-анахата-аджна) окончиться поносом; при этом падает не только подплан, с аджны на свадхистхану, но порой и план, и даже уровень: в наших примерах развалины бывшего дома как груда отчасти полезных предметов имеют уровень муладхара-муладхара-свадхистхана, а человек со слегка расстроенным желудком на эфирном теле опускается до свадхистханы-муладхары-свадхистханы.

На саттвической фазе проработки аджновского подплана свинья акцентирует в человеке лень и нежелание делать что-либо сверх уже имеющегося; на тамасической фазе это уже описанная халтура, а на раджасической, когда синтез уже достигнут — нежелание его осознать, т. е. реально рассмотреть полученные результаты и подготовиться к их практическому испытанию. Так хозяйка, изготовив праздничный обед чувствует вдруг неимоверную усталость и, кажется, не в силах накрыть на стол и позвать семью.

Дракон на уровне сахасрары мешает человеку удерживать точку сборки в состоянии внимания ко всем вибрациям пространства без исключения, отвлекая его на себя. На уровне сахасрары много самомнения не надо: минимальная задержка внимания на эгоцентрической мысли или чувстве ведет к провалу на аджну или ниже: человек отделяет себя от мира, и этого достаточно. Для того, чтобы победить уровневого дракона, нужно полностью освоить, например, принципы "Подавая милостыню одной рукой, другой ты ее принимаешь" или "Видимое зло внешнего мира всегда есть отражение внутреннего зла человека", подняв их до уровня буддхиального, а затем атманического тел.

Дракон по самой своей идее склонен противопоставлять себя окружающему миру, поскольку его самоутверждение и самоуничтожение идет за счет окружающей среды. Можно себе представить, какой важности исполняется дракон, когда его хозяин осваивает вишудху и превосходит аджну. Однако на сахасраре он оказывается врагом просветления, граничным условием которого является полный отказ от своей социальной личности и, следовательно, полный разрыв с драконом.

Для этого человек должен найти афоризм (или коан), согласованный со своей миссией, т. е. имеющий отзвук на своем атманическом теле, наделенный общим смыслом безличного растворения человека в пространстве, проявить его там (т. е. вдохновиться им) и затем опустить последовательно на все низшие тела: буддхиальное, как жизненную позицию, которая отследит все его события (каузальное), окрасит все его мысли и чувства и дойдет в конце концов до жестов физического тела.

Искушения уровневого дракона могут быть очень тонкими: как заметил Будда, неправильно говорить: "Я гуляю", а можно лишь так: "Происходит прогулка". На сахасраре происходит утеря личности и замена ее чисто творческим началом высшего "я", которое, подобно Абсолюту, непостижимо онтологически, т. е. само по себе, и проявляется лишь в своем творчестве ("творактах", говоря на современном автору языке).

Дракон на плане сахасрары, чувствуя, что практическое приложение разработанных его хозяином синтетических проектов опасно для его самолюбия, всячески ему препятствует и стремится в этом ограничить. Самое естественное, с точки зрения дракона, поведение человека на сахасрарном плане это самолюбование, поскольку действительно есть чем гордиться: пройден огромный путь проработки и освоения целого уровня. Здесь, однако, дракон чуть-чуть лицемерит: путь пройден не до конца, и последний его отрезок (собственно сахасрарный план) таит в себе немало трудностей, а главное, нестерпимых для дракона разочарований в себе и своем труде, поскольку на практике выявляются как скрытые недостатки, что чревато откатом назад, на доработку, так и лишние труды и старания, грубые ошибки, которые казались попаданием в десятку, и многое другое, что сильно добавляет человеку смирения и скромности, но дешево они не достаются.

Например, на манипуре-сахасраре человек оценивает на практике качество своего выстроенного с помощью различных приспособлений и инструментов внутреннего мира и проверяет, насколько он устойчив, а найденные техники владения собой эффективны в конкретных жизненных ситуациях. И здесь дракон изо всех сил закрывает человеку глаза на его поражения, зато старательно приписывает себе все успехи, гипертрофируя их насколько возможно. Например, буддхиальная манипура-сахасрара может дать психолога-практика, и дракон будет постоянно ставить перед ним искушение идти проторенным путем раскладывания психики клиента по набору хорошо известных схем, гарантирующих если не успех, то отчетливо видимое обоим (психологу и клиенту) продвижение… однако проработка сахасрары это всегда исследование новых, дотоле неизвестных областей пространства, в данном случае испытывающих инструменты манипуры, с непредсказуемым заранее для них результатом.

Дракон на сахасрарном подплане свысока смотрит на все предшествующие подпланы, презирая муладхару за грубость, неопытность и наивность, свадхистхану — за бессмысленность, жадность и хаотичность, манипуру — за жесткость и бездушие, анахату — за неоформленность, вишудху — за односторонность, аджну — за теоретизирование и отрыв от жизни. При этом по отношению к себе дракон далек от объективности; он стремится создать человеку иллюзию, что сахасрара у него не подплан, а план или даже уровень, например, выдавая манипуру-анахату-сахасрару за манипуру-сахасрару-анахату или даже за сахасрару-анахату-манипуру, что уже ни в какие ворота не лезет, но дракона нисколько не смущает:

— А чего тушеваться? — говорит он хозяину, — я — это и есть мир, почитай, если не веришь, Веданту.

Реально сахасрара проверяет на практике обретенный на аджне синтез и тестирует совершенство отработанных на вишудхе форм и истинность обретенной на анахате любви — оставаясь в пространстве, человек должен увидеть те же качества в нем и, обнаружив единство, в нем раствориться. Если же этого почему-либо не получается, понять, где именно он недоработал — а дракон изо всех сил стремится доказать человеку, что с ним-то как раз все в порядке, и во всем виновато пространство, т. е. все остальные, но не он. На сахасраре прорабатывается темп приспособления и соответствия, чему дракон противится принципиально, считая то и другое ниже своего достоинства.

— Пусть они приспосабливаются ко мне, — горделиво распрямляет он грудь и выгибает шею, — или катятся во все четыре стороны. Скатертью дорожка, господа!

После этого краткого вступления читатель, вероятно, ждет от автора подробного описания поведения троек тонких фигур, соответствующих каждому уточненному уровню каждого тела, однако автор, по своему обыкновению, постарается увильнуть от столь обширной темы и ограничится несколькими общими замечаниями и примерами.

Прежде всего, самому человеку легче всего заметить свою плановую тонкую фигуру; это, однако, вовсе не означает, что они сами плохо видны друг другу.

Более того, одноименные фигуры, относящиеся к уровню и плану, плану и подплану и даже уровню и подплану легко инвольтируют друг друга. Рассмотрим, например, человека уровня манипура-анахата-манипура; это может быть, например, гуманитарный интеллигент, с хорошими способностями структурирования и твердыми манерами. Его естественно сопровождает троица: (уровневый) черный, (плановый) желтый и (подплановый) черный. Однако оба черных человеку видны плохо — уровневый как бы растворен в жестковатом по ощущению окружающем пространстве, подплановый же суетлив, быстр и ловок и умеет, метко швырнув камешком, тут же без следа исчезнуть; в то же время планового желтого человек ощущает отлично: основное его занятие все время ощущается как доброе и по возможности вечное (хотя бы не сразу вянущее), но не вполне понятно, что из всего этого вырастает и получается. Минутой такой неуверенности может воспользоваться уровневый черный: резко инвольтировав подпланового черного, он может сразу его усилить, и человек почувствует вдруг свою доброту как расхлябанность и недостаточную определенность, и скажет себе: "Зло существует, чтобы с ним бороться, а не взвешивать в коромысле", — и моментально соскользнет на уровень манипура-манипура-анахата (став на мгновение манипурно-манипурно жестким, он все же сохранит вежливые анахатные манеры). Конечно, долго на двойной манипуре он не выдержит (скажет себе: "Охрана порядка — все-таки не мое"), но его кратковременное соскальзывание на план — уже успех гагтунгровой команды.

Проблемы стиля, т. е. подплана, человек чаще всего не считает особо трудными, но реально подплановая тонкая фигура имеет над ним большую власть, отождествляясь им со своей "личностью" или, хуже, "индивидуальностью", которую общественное подсознание приравнивает приблизительно к высшему "я".