Галльские ведьмы - Пол Андерсон

Стойте. Он плохо знал свою старшую дочь. Ее никто не знал. Она при желании легко могла смешаться с толпой, но даже в ней никто не нарушал ее одиночества. Однако… вряд ли она направилась к Шкиперскому рынку или на дорогу Лера, а не свернула на запутанные старые улицы. Страдая, она ищет уединения. Грациллоний свернул направо.

За городской стеной спустилась темнота. В воздухе витал смрадный запах морских отложений. Под подвесным мостом Грациллоний увидел недостроенные суда, тихо стоявшие на верфи. Их не обшитые деревом бока напоминали скелеты китов. Он снова свернул направо и поднялся по ступенькам на крепостной вал.

Его сердце забилось. Догадка оказалась верна. Она была там.

Под башней Ворон она казалась совсем крошечной. Наверху, укутанные туманом, возвышались бойницы. Ниже, в закатном свете солнца, мерцали каменные степы. Ветер стих до шепота, но был по-прежнему пронизывающе холодным. Катил свои воды темно-багровый океан. Мутно белели в дымке берега, по земле стелился туман. Иногда сквозь него пробивались лучи заходящего солнца, и воздух становился янтарно-золотым, сернистым, и по воде пробегали длинные беспокойные тени.

Дахут стояла между зубцами и, наклонившись, смотрела на разъяренные волны, бьющиеся между стеной и выступом мыса Pax.

Она услышала шаги Грациллония и обернулась. Ее глаза расширились. О, Митра, как она похожа на Дахилис. Он остановился рядом с ней и, с трудом подбирая слова, произнес:

— Я хочу тебе помочь. Пожалуйста, позволь мне попытаться.

Ее губы дрогнули. Наконец она сказала:

— Ты не сможешь. Никто не сможет. — Из-за грохота моря он едва ее расслышал.

— Ты в этом уверена? — Он улыбнулся и, стараясь говорить как можно убедительнее, сказал: — Не забывай, я твой старый папа. Твой лучший друг, который… — Его голос дрогнул. — …который тебя любит.

Она скользнула по нему взглядом и снова отвернулась к неистовствовавшему морю.

Он почувствовал, как нарастает раздражение. Ему было известно, что он бессилен его подавить, но позволил себе лишь добавить металла в голосе, будто он, центурион, разговаривал с провинившимся солдатом.

— Дахут. Послушай меня. Ты должна мне ответить. Что случилось? Вы с твоим товарищем опоздали на праздник. Его расспрашивали, но он только угрюмо молчал. Он что-то позволил в отношении тебя, когда вы были одни?

Она не ответила, и Грациллоний добавил:

— Если мне придется его связать, чтобы добиться правды, пусть так и будет. Я сделаю все, что сочту нужным. Поскольку я король Иса.

Она обернулась к нему. В ее глазах он увидел ужас.

— Нет, о нет, отец! Карса был учтив, внимателен… Он ничего не знает, клянусь, он ничего не знает!

— Я удивлен. Очень удивлен. Он моряк и не мог допустить такую глупую ошибку, управляя кораблем. И вряд ли он потрясен лишь из-за того, что у тебя испортилось настроение. Да, я лучше поговорю с Карса.

— Отец… — Она с трудом сдерживала рыдания. — Сдержи свой гнев. Клянусь тебе — именем матери, — ничего противозаконного не случилось. Клянусь.

Он смягчился.

— Я тебе верю, дорогая. Но ты чем-то расстроена. Не оставляй меня в неведении. Я — король Иса, и в тебе, говорят, заключена наша судьба; но для меня уже довольно того, что ты дочь Дахилис, Дахилис, которую я любил больше всего на свете, и теперь люблю.

Он протянул к ней руки. Она бросилась к нему в объятия. Он крепко ее обнял. Она прижалась к его груди. Его рука гладила ее хрупкую фигурку. Он что-то бормотал, стараясь унять ее дрожь.

— Идем, — сказал он наконец, — давай уйдем туда, где нам никто не помешает.

Вдоль стены прогуливались люди, у башни стояли моряки. Никто не отважился к ним подойти, Грациллоний с Дахут не обращали ни на кого внимания, но он знал, сквозь туман их пронзают настороженные взгляды. Он взял ее за руку — она прижалась к нему, как усталая птичка, они прошли мимо стражников, мимо зачехленных орудий прямо к морским воротам.

Там им пришлось остановиться, чтобы их не заметили караульные. Сгустился туман, на расстоянии нескольких шагов ничего не было видно. На западе, где солнце дарило последние яркие лучи, он стал желтым, как пламя; дул резкий холодный ветер. Позади тускло мерцала гавань. О берег, вспениваясь, разбивались волны. Шумно всхлипывая, вода протискивалась сквозь двери и, шипя, возвращалась обратно.

Дахут посмотрела вдаль.

— Сен совсем не видно, — с грустью сказала она.

— Конечно нет. — Он подбирал слова. — Ты хочешь туда?

Она кивнула.

— Я… там родилась, и… мама…

— Я тебе и раньше это говорил и скажу снова: никогда ни в чем не вини себя, дорогая. Она умерла, благословляя тебя. Я в этом уверен. Она тебя благословила, и с тех пор я благословляю тебя.

— Я знаю. Знаю. Но сегодня… — Он ждал.

Она посмотрела на него.

— Куда уходят мертвые после того, как покинут нас?

— Что? — удивился он. — Есть много разных поверий. Ты весталка и должна лучше меня знать, что думают об этом мудрейшие.

Она покачала головой.

— Мне только говорили, что судьбами распоряжаются боги. Но я не это имею в виду. Отец, иногда мертвые возвращаются. Они рождаются снова и могут… нас видеть… Но что с ними происходит, когда они снова умирают?

Он вспомнил зловещие слухи, которые годами доходили до него. У него похолодела спина и кончики пальцев.

— К тебе снова приплывал тюлень…

— Она умерла. Ее убило чудовище.

— Как ты узнала? — пробормотал он.

— Она знала. И сказала мне. Мне кажется, боги видели… если она осталась… она меня удержит от… от… Я не знаю, от чего. Может, они захотят призвать меня… О, отец, где она сейчас?

Дахут бросилась в объятия Грациллония. Она не скрывала слез. Вцепившись в него пальцами, она закричала.

Он крепко обнял ее.

Наконец животная боль и страх ушли, и Дахут взмолилась:

— Помоги мне, отец. Не покидай меня. Будь со мной всегда.

— Буду… дочь Дахилис.

Он не посмел ее больше ни о чем расспрашивать. Скорее всего, она больше ничего ему не сказала бы. Он почувствовал, что обрел уверенность.

— Обещай!

— Обещаю.

Грациллоний посмотрел поверх ее взъерошенных волос. Солнце уже скрылось, сгустился туман. Дул ветер, но он заметил, что под хмурыми небесами отчетливо видны бойницы башни Ворон, охваченные огнем последнего сияния Непокоренного. Под ним в склепе лежит святая святых. Словно бросая дерзкий вызов жестоким богам Иса, он решительно повторил:

— Обещаю. Я никогда не покину тебя, Дахут, никогда не отвергну. Клянусь Митрой.

Они направились домой.