Бремя живых - Василий Звягинцев

На самом деле — через решетки, иногда маленькие, в половину газетного листа, иногда чуть ли ни метр на метр, расположенные то прямо «на полу», то в боковых стенках или на торцах боковых ответвлений, Уваров видел и слышал все. Большинство помещений в данный момент были темны и пусты. Но иногда взгляду открывались любопытные и полезные для разведчика картины. Вроде как в романе Лесажа «Хромой бес», где демон поднимает крыши и герой может наблюдать все, что происходит внутри.

Здесь и без помощи демона жизнь штаба мятежников была как на ладони. По преимуществу — вполне обычная, соответствующая моменту. Пробегающие коридорами порученцы. Посты охраны на лестничных площадках. Комнаты, где заседали, орали по телефонам, выпивали и закусывали, чистили оружие всевозможного вида люди. Было их здесь, по самой предварительной прикидке, человек пятьсот. Если распространить количество непосредственно увиденных на всю площадь дворца.

Попадались и пикантные сценки. Один раз внизу оказался обширный дамский туалет, где до десятка одетых в полувоенную форму паненок занимались своими делами. Курили, болтали, сидя на подоконниках, чистили зубы и умывались (утро ведь уже наступило), пользовались биде, облегчались в кабинках. Чуть позже, в музейного вида комнате, парень с подружкой, возможно, сменившись с караула, разбросав по ковру штаны, ботинки и автоматы, самозабвенно, будто в последний раз в жизни, занимались любовью на просторном диване XVIII века. Уваров взглянул мельком и пополз дальше, а Константинов подзадержался у решетки, по молодости лет.

Значит, и сотню, и две сотни лет назад знающие люди могли держать под контролем абсолютно все аспекты жизни дворца и его обитателей. Неужели даже высочайшие особы об этом не догадывались? Хотя поговорка «И стены имеют уши» восходила, наверное, к временам фараонов.

Локти и колени уже болели, пыль, несмотря на тягу, оседавшая на стенах, поднимавшаяся в воздух при неосторожном движении, лезла в глаза, нос и глотку. Чихать хотелось неимоверно. Диггер сообразил первым, разодрал индивидуальный перевязочный пакет, замотал лицо до глаз, жестом предложил спутникам сделать то же. Ползать здесь можно было бесконечно, и заблудиться, как и в подземельях канализации, правда, и выйти на свободу тоже можно в любой момент. Выломай решетку и прыгай вниз.

Уваров, начавший было отчаиваться, примерно так и собирался поступить. Если ничего не выйдет, ровно в восемь часов спуститься вниз в подходящем месте и завязать бой. Но, руководствуясь планом, Ресовский все же вывел их точно на цель.

Остановился вдруг столь внезапно, что поручик ткнулся лбом в грязные, шипастые подошвы его ботинок. Диггер едва слышно прошипел: «Т-с-с…» — и прополз немного дальше, указав пальцем на решетку в правой стенке.

Да уж, ничего не скажешь…

Это было совершенно то, что Уваров мечтал, но не надеялся увидеть. Самый натуральный Верховный штаб восстания. Никаких сомнений. Об этом говорило и место, где они заседали, и внешность участников. Не какие-то там боевики в камуфляжах, обвешанные оружием в вызывающих смех количествах. Вполне респектабельные господа, возрастом вокруг сорока лет, плюс-минус пять. Жаль, что фото- или видеокамеры с собой нет. Снять бы для учебника истории. «Последнее заседание военно-революционного комитета». А так живописцам придется напрягать творческую фантазию, и нарисуют, как всегда, ерунду…

Кабинет не иначе как самого генерал-губернатора. Страдавшего, наверное, манией гигантизма. Почти в половину спортзала огромный письменный стол у балконной двери. Еще более огромный, как перрон провинциального вокзала, стол для заседаний. Книжные шкафы до потолка. Слоновьих размеров кресла и диваны. Ковры на полу. Картины на стенах. Пальма в кадке, словно привезенная непосредственно из аравийского оазиса. Среди этого маниакального великолепия почти терялись полтора десятка человек, собравшихся здесь.

Отчего всяческого рода революционеры обожают заседать круглые сутки? Нормальные правители работают по утрам, остальное время отдыхают и развлекаются, а такие вот — по крайней мере, с времен французского Конвента функционируют круглые сутки. У нас тоже, помнится, большевики Зимний дворец занимали в полночь, Всероссийский съезд Советов собрался в четыре утра и так далее.

Эти тоже, не зная еще, что контрнаступление русских войск вот-вот начнется (Уваров глянул на часы. Да, через сорок минут), обсуждают какие-то декреты, декларации, обращения «Urbi et orbi»[149].

На председательском месте, во главе стола, рубит воздух взмахами руки мужчина с пышной шевелюрой и резкими чертами лица. Во внешности, несмотря на всю европеоидность, отчетливо чувствуется нечто восточное. Остальные внимают, лишь один, по левую руку, время от времени пытается то ли возражать, то ли просто комментирует речь. До Уварова доносились только обрывки фраз. Да оно ему и не нужно. Все понятно и так. Оратор, судя по всему, вот-вот собирается покинуть собрание и раздает последние руководящие указания: «Из Берлина я немедленно…», «Стойкость, стойкость и решительность…», «Что сегодня рано, завтра будет поздно…», «Только немедленная и всеобщая мобилизация позволит…».

Что ж, господа, дозаседались вы, похоже. До самого упора. И стойкость, и решительность, и мобилизация — это все правильно, конечно. Но уже — без вас.

Ни в чем не ошиблись операторы Бубнова, писавшие резюме по личности поручика Уварова. Способен он был к самостоятельным действиям в условиях дефицита информации, умел принимать нестандартные, кратчайшим путем ведущие к успеху решения. Не любил и не умел перекладывать ответственность на чужие плечи.

Валерий, изогнувшись, вытащил из сумки на пояснице четыре гранаты. Жестом показал Ресовскому: давай, мол, и твои. Те, что у Константинова, пусть будут в резерве. Половину взрывателей он поставил «на удар», остальные — на стандартное, четырехсекундное замедление. Аккуратно, чтобы не скрипнуло, не лязгнуло, начал отгибать ножом железные, по счастью, мягкие лапки, держащие раму решетки. Получилось легко и быстро.

В угол под потолком, где размещалось вентиляционное окно, смотрел только один из сидевших за столом. Да и тот — без всякой цели, от нечего делать. Уваров все равно, на всякий случай, слегка отодвинулся. Неприятно встречаться взглядом с человеком, которого сейчас убьешь. Дождался, когда и он опустил глаза на лежавший перед ним лист бумаги, выдернул решетку из проема и с мстительным удовольствием швырнул четыре гранаты, целясь в середину стола. Места для замаха не было, он бросал их от груди, как шары кегельбана. Первая громко стукнула о полированную доску, еще не успев взорваться, и остальные были в полете, а он уже отсунулся назад, пряча голову за край проема.

Взрывы прозвучали, как очередь «василька»[150], легшая в одно место. Волна горячего воздуха хлестнула вдоль трубы. Шлепнул над ухом об стену шальной осколок. «Нашел же дырку… Так вот и убивает ни с того ни с сего», — мельком подумал поручик.

На секунду выглянул, чтобы убедиться. А в чем убеждаться? Разбросало вождей восстания по всему кабинету. Крышка стола топорщилась вывернутыми, размочаленными обломками досок, тротиловый дым расползался слоями, продолжали рушиться витринные стекла из громадных окон. Кровь, крики, стоны пока еще не до смерти убитых.

Любое дело следует доводить до конца. Остальные гранаты Уваров выбросил в кабинет широким веером. Пока они не успели сработать, вставил решетку на место.

Опять рвануло серией. В вентиляцию бросило новую порцию воняющего горящей кинопленкой горячего дыма. Крики внизу стихли, от тишины и контузии заложило уши.

Сейчас сюда хлынет толпа охранников, соратников, просто любопытных. Не нужно облегчать им стандартную детективную загадку — «Смерть в запертой комнате». Да какая тут загадка? Стекла в окнах и балконной двери вынесло напрочь, вот и сообразят, что артиллерийский снаряд залетел… Или один из участников совещания принес с собой бомбу в портфеле.

То, что будет внизу сейчас и дальше, Уварова не интересовало. Паника начнется точно, и полная потеря управляемости. Самое время его парням, увидев и услышав взрыв, вступать в бой.

Он велел Ресовскому двигаться вперед. До первого подходящего укромного места, где можно будет выбраться наружу, хотя бы того же дамского туалета, связаться с отрядом и начать опустошительный рейд по тылам деморализованного противника.

…Как жаль, что только в фантастических романах, вроде известного «Патруля времени» Пола Андерсона, герои имеют возможность изучать и анализировать результаты своих сиюминутных поступков в масштабе исторического процесса. Поручик же Уваров так никогда и не узнал, каким образом повлияла его безупречная с чисто военной точки зрения акция на судьбы России, Европы и мира. Что могло случиться, останься в живых Фарид-бек Насибов, пан Станислав, члены комитета «Свободная Польша». Какие новые интриги и остроумные стратегические концепции завертел бы через них и с их помощью генерал Чекменев? Пожалел ли генерал о том, что появились в рядах Гвардии такие вот, чересчур самостоятельные поручики?