Под напряжением - Джеффри Дивер

После завершения разговора с Луной Райм набрал номер телефона Кэтрин Дэнс в Калифорнии и сообщил о поимке Ричарда Логана. Беседа была очень короткой. И не потому, что Линкольн не был склонен к общению. Напротив, он пребывал в приподнятом настроении, радуясь своей победе.

Но начали проявляться последствия приступа дисрефлексии — он покрылся по́том словно холодной росой. Райм передал трубку Сакс, и Амелия завела с Кэтрин чисто женский разговор, а Линкольн тем временем попросил Тома принести ему виски «Гленморанж».

— Будь так добр. Пожалуйста. И спасибо.

Том налил в бокал приличную порцию и закрепил его в специальном держателе рядом со ртом своего босса. Райм пил через соломинку. Он несколько мгновений смаковал привкус дыма в виски и только потом делал глоток. Линкольн чувствовал тепло, удовольствие, хотя из-за них усиливалось и то проклятое ощущение страшной усталости, которое он испытывал на протяжении последней недели. Но Райм заставлял себя не думать об этом.

Когда Амелия закончила разговор, он спросил:

— Ты ко мне присоединишься, Сакс?

— Спрашиваешь!

— Мне хочется музыки.

— Джаза?

— Конечно.

Она взяла запись Дейва Брубека, сделанную на концерте в шестидесятые. Зазвучала «Тейк файф», волнующая и заразительная.

Сакс налила себе виски и села рядом с Линкольном. Ее взгляд продолжали притягивать доски с материалами следствия.

— Мы забыли кое о чем, Райм.

— О чем?

— О террористической группе. «Справедливость для Земли».

— Теперь это дело Макдэниела. Если бы мы нашли хоть какие-то улики, меня бы она заботила. Но… у нас ведь ничего нет. — Райм сделал еще один глоток виски и почувствовал, как нестерпимая усталость еще больше сковывает его тело и мысли. Однако еще на одну остроту он оказался способен. — Лично я думаю, что в своей «облачной зоне» они попали не на то облако.

82

Торжества по поводу Дня Земли в Центральном парке были в полном разгаре.

Приятным прохладным, хотя и немного пасмурным, вечером, в 18:20, агент ФБР стоял на самом краю Овечьей лужайки, оглядывая толпу, большую часть которой составляли протестующие по разным поводам, меньшую — отдыхающие и туристы. Толпа примерно из шестидесяти тысяч человек была одержима той или иной из нескольких модных проблем современности: глобальным потеплением, нефтью, крупным бизнесом, углекислым газом, парниковым эффектом.

И метаном…

У особого агента Тимоти Конрада глаза на лоб полезли, когда он увидел группу протестующих против выделения парнокопытными слишком большого количества кишечных газов. Метан от крупного рогатого скота, по их мнению, также пробивал дыры в озоновом слое.

До чего же дошел этот безумный мир!

На Конраде были джинсы и широкая рубашка, под которой он успешно прятал рацию и оружие. Завершали образ приклеенные усы. Жена Конрада вчера вечером решительно воспротивилась его идее провести ночь в верхней одежде, чтобы выглядеть более естественно на сходке протестующих. Она просто сделала ему искусственные складки на одежде с помощью утюга.

Тимоти не любил психически неуравновешенных либералов и людей, готовых родину продать во имя… одному Богу известно чего: спокойствия, Европы, глобализма, социализма, трусости.

И только одно объединяло его с этими людьми — озабоченность состоянием окружающей среды. Конрад обожал охоту, рыбную ловлю, пешие путешествия.

Он внимательно всматривался в толпу, поскольку, несмотря на то что преступника по кличке Часовщик задержали, Такер Макдэниел был убежден, что тайная группировка «Справедливость для Земли» продолжает замышлять что-то страшное. Совпадения по «Сигинт» были слишком убедительны, чего не мог не признать даже почти не разбиравшийся в технике Конрад. «СДЗ».

Группы агентов ФБР и полицейских были расставлены по всему городу, особенно в местах большого скопления народа: в конференц-центре на Гудзоне, в Бэттери-Парк, и здесь, в Центральном парке.

Гипотеза Макдэниела состояла в том, что предположение о связи между Ричардом Логаном, «Алгонкин» и «Справедливостью для Земли» было неправильным, но это на самом деле вовсе не исключало того, что данная группировка могла быть связана с какой-нибудь исламской фундаменталистской организацией.

Симбиотический конструкт.

Словосочетание, над которой агенты еще несколько следующих месяцев будут посмеиваться в барах.

Личная точка зрения Конрада сводилась к тому, что «СДЗ», возможно, и существовала, но являлась не более чем обычным сборищем придурков, не представлявших ни для кого реальной опасности. Он прогуливался по лужайке, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, но при этом постоянно присматривался к толпе в поиске людей, отвечавших характеристикам возможных участников подпольной группы. Кроме того, он следил за всеми необычными движениями рук присутствующих, высматривал рюкзаки особого образца, обращал внимание на своеобразную походку, которая могла быть следствием наличия оружия или самодельного взрывного устройства. Он выискивал бледные подбородки, свидетельствовавшие о недавно сбритой бороде, или необычное прикосновение женщины к волосам, возможно, указывавшее на то, что она впервые с детских лет сняла хиджаб.

И всякий раз он вглядывался в глаза людей в толпе.

До сих пор Конрад замечал во взглядах только благоговение, рассеянность и любопытство.

Но ничего такого, что свидетельствовало бы о намерении того или иного мужчины или женщины уничтожить большое количество людей во имя поклонения какому-то божеству. Или во имя китов, деревьев или пятнистых сов. Некоторое время он прохаживался там и сям, потом наконец остановился рядом с одной своей коллегой, мрачноватой тридцатипятилетней женщиной в длинной крестьянской юбке и широкой блузе, под которой, так же как и под рубашкой Конрада, можно было очень многое спрятать.

— Есть что-нибудь?

Вопрос совершенно бессмысленный, так как если бы она что-то заметила, то тут же позвала бы его или кого-то другого из множества дежуривших здесь представителей органов правопорядка.

Женщина отрицательно покачала головой.

Бессмысленные вопросы не заслуживали того, чтобы ответами на них сотрясать воздух, полагала Барб.

Бар-ба-ра, поправил себя Конрад. Как однажды поправила его она сама, когда они только начинали работать вместе.

— Они уже здесь? — Конрад кивнул в сторону сцены, сооруженной на южном конце Овечьей лужайки.

Он имел в виду выступления двух сенаторов, прилетевших из Вашингтона, намеченные на 18:30. Сенаторы вместе с президентом работали над проблемами охраны окружающей среды, проталкивали законопроекты, поддерживаемые «зеленым» лобби и довольно многочисленными бизнесменами, которые были готовы ввязаться в авантюры с возобновляемыми источниками энергии.

Затем должен был состояться концерт. И Конрад не мог понять, ради чего собралась здесь большая часть народа — ради речей или ради музыки. Возможно, что почитателей того или другого было примерно поровну.

— Только что прибыли, — сказала Барбара.

Они еще несколько мгновений оглядывали толпу.

— Все-таки какой-то странный акроним, — заметил Конрад. — «СДЗ».

— «СДЗ» не акроним.

— Почему?

— В акрониме все буквы должны складываться в слово, — объяснила она.

— По-английски?

Она издала снисходительный вздох.

— Если мы находимся в англоговорящей стране, то, очевидно, по-английски.

Несколько минут еще они болтали об акронимах, перечисляя известные им сокращения и пытаясь выяснить, подходят ли они под определение акронима.

И вдруг у того и у другой одновременно ожили рации, и они оба насторожились.

— Внимание, гости на сцене. Повторяю, гости на сцене.

«Гости» — эвфемизм слова «сенаторы».

Старший отдал приказ Барбаре и Конраду занять позицию у западного края сценической площадки. И они сразу же направились туда.

— А ты знаешь, ведь здесь когда-то на самом деле было пастбище для овец, — заметил Конрад. — Городские власти разрешали им тут щипать травку до тридцатых годов двадцатого века. А потом они перебрались в парк Проспект. В Бруклине. Я имею в виду овец, конечно.

Барбара посмотрела на него скучающим взглядом, словно хотела сказать: «А какое все это имеет значение?»

Конрад пропустил ее вперед на узкой тропинке.

Послышался взрыв аплодисментов, затем какие-то выкрики.

И вот оба сенатора появились на возвышении. Первый из них наклонился к микрофону и начал свою речь низким звучным голосом, разносившимся по всей Овечьей лужайке. Толпа вскоре охрипла от криков через каждые две минуты в ответ на глупые банальности, изрекаемые сенаторами.

Их речи напоминали проповеди перед сонмом верующих.