Сохраняй отпущенные тебе здоровье и долголетие. Размышления и опыт личной практики - Вячеслав Васильевич Танаков

вечное блаженство или нет». Лично я не верю в «Вечное блаженство там», как и в «спасение» и не нуждаюсь в них. Мне кажется, что я достаточно наполнен жизнедейством, чтобы, оценив его, полагать, что «вечное блаженство» мне не нужно, блаженство от содеянного мне нужно здесь, на земле. За успехи здесь я готов «там» терпеть вечные муки, бестелесности ведь не присуще чувствование. И воскресать из мёртвых в новую телесность совсем не желаю.

И всё же, будучи телесно бренным, я устал жить в борьбе с возрастными немощами и недугами. Но родившись по натуре обязательным субъектом, я несу «Крест» обязательств по самореализции перед собой и миром. Поэтому поставил задачу и стремлюсь предельно выложиться и воплотиться в творчестве, что и даёт мне силы жить дальше. Но менять эту жизнь на блаженство в «той» жизни я не хочу. Движение по проблемам и ступеням познания стало смыслом остатка моей жизни, главным пунктом её предназначения. Всё своё прошлое я уже вобрал в себя и делаю настоящее тоже для себя. В бытии я не просто присутствую, а формирую личные позиции без всяких претензий. Правда, мне очень не хочется, чтобы идеи и мысли, коими полна голова, исчезли с моей смертью.

В принципе человек должен обладать правом добровольно уходить из жизни. Это столь же объективная сущность, как и издержки самой жизни. В нём есть многое, что избывается и расходуется, оставляя после себя немощь и хворь, и главное, вызревает потребность в уходе. Во мне устроилось подсознательное стремление к небытию. Сон для меня — не просто «вкуснейшее из блюд на земном пиру» (выражение заимствовано), а малая частица временного небытия. Утром почти первой приходит сладкая мысль о том, что впереди опять вечер и можно будет уснуть. Видимо, эта радость сублимирует бессознательное стремление к небытию.

В книгах 2 и 3 много говорилось и доказывалось то, что наше общество было и в значительной мере остаётся тотальным. Сейчас нас интересует его запретная сущность. В итоге своей жизни в условиях запретности большинство людей оказываются в чём-то ущербными и бесправными. Говоря в частности о смерти, следует сказать об отсутствии права самостоятельно распоряжаться своей жизнью и смертью в конце. К примеру, в аптеках нельзя свободно купить настоящие снотворные таблетки. Про себя скажу — я уже насытился жизнью, чувствую, как «земля зовёт», надоело ждать смерти. И совсем не зря «феномен старческого суицида в последние сто лет становится всё более распространённым».

Возможно, эти чувства есть антиподы, противоположности, уравновешивающие творческое напряжение. Вот и Чхартишвили Г. говорит: «Творческому человеку идея самоубийства особенно близка. Она всегда витает где-то рядом…Люди творческих профессий относятся к так называемой группе высокого суицидного риска. Это объясняется обнажённостью нервов, особой эмоциональной незащищённостью и ещё — опасной кощунственностью избранного ими ремесла. Человеческое творчество в известном смысле святотатственно; ведь с точки зрения большинства религий Творец только один, а земные творцы — узурпаторы, берущие на себя прерогативу Высшей Силы».

Совсем не зря крайняя форма религии — мракобесие, во-первых, искореняло в людях творческое начало, во-вторых, религия в принципе порицает не только творческое, но и самостоятельное мышление и, в-третьих, её вред в этом отношении очевиден, особенно в сфере созидающей культуры общества. Но энергетика творчества, это знают почти все, омолаживает и оздоравливает весь организм и, следовательно, отодвигает дату смерти, толкает к долголетию. Эликсир долголетия, по Кодзиро, — это отказ от желаний, отказ и есть лекарство. В период обострения болезни человеку отпускается момент особого прозрения и понимания жизни. Известно также, что страдание обостряет мысль. По мере их накопления и синтезирования мыслей, менялось состояние собственной души, постепенно наступало просветление, прежний ералаш в голове укладывался в естественно — логический порядок. Приходило активное равновесие духа, к чему всяк человек и стремится.

19.4.3. Об отсутствии страха смерти

Далеко не все люди боятся смерти, с трепетом ждут её, напрягают свою психику и тем препятствуют своей жизнедеятельности. Бесстрашие освобождает от своего напряжения психическую энергию и может её легко и успешно сублимировать, т. е. направить на леятельность, особенно на творчество. Это состояние условно назывется «Бессмертием» и по мнению З. Фрейда объемлет любовь многих безымянных людей друг к другу. Отсутствие страха смерти достаточно не частый акт бытия, высвечивает его и провоцирует в нём жизнетворение.

Кроме того считается, что отсутствие страха смерти говорит о «внутреннем свете вселюбия», «о психической и нервной прочности». А это в свою очередь увеличивает творческие потенции, ибо ведёт к очищению души. «Когда же придёт последнее мгновенье, мне до того, что будет — дела нет» [Гёте, «Фауст»]. Это не только устраняет все мнимые препятствия для творчества, но именно им требует подтверждения и доказательства.

В «теории управления страхом смерти» Келли М. говорит об интегральной метаморфозе: напоминание о смерти здоровому, энергичному, бойкому человеку на тот момент, поднимает у него настроение, придаёт ощущение уверенности в себе и рождает соблазны: съесть запретное пирожное, выпить лишнюю рюмку, лишний раз затянуться сигаретой. Реклама давно усвоила эту особенность и теперь неизменно «предупреждает» курильщика и пишет на бутылке водки о её вреде для злоровья. «Я принял решение. С этого момента я почувствовал себя неуязвимым» [Хорхе Луис Борхес]. «Жить надо в мире с собой по воможности абстрагируясь от внешних условий» [Из этики Эпикура]. Лично я давно принял решение не баловать запросы своей души и тела и стал «пофигенным». Тем самым освободил для творчества свои душу и тело. И в таких помыслах и действиях я далеко не одинок.

«Священники и монахи делали всё, чтобы внушить страх перед смертью». Но человеческое естество и подсознание сопротивлялись этим угрозам и запугиваниям. Атеизм подтверждение тому. Арьес называет это «дидактическим спектаклем», призванным усиливать христианскую веру. Материализм утверждает, что всё имеет смысл, пока человек жив, с его смертью всё исчезает. «Осторожность — мать безопасности, но судьба улыбается лишь отважным». Страху смерти она, конечно, не улыбается.

«Медики отмечают, что непосредственно перед смертью человек перестаёт нуждаться в обезболивающих лекарствах, а многие умирающие проявляют в этот момент возросшую жизненную силу, охотно едят, их общее состояние словно бы улучшается». «Да, чудные дела творятся, когда человек, приготовившийся к смерти, неожиданно остаётся в этом мире и живёт, полностью отрешившись от эгоистических желаний и низменных чувств». Приходит потребность и желание делать добро. «Приветствую тебя, о смерть, небесный избавитель» [Ламартин].

Не прямой, скрытой, тайной формой отсутствия страха смерти, точнее искусственного его изжития, и безапелляционное к нему отношение, демонстрирует самоубийство, суицид. Потому что самоубийство — это добровольное, сознательное завершение жизни путём