Болотник - Андрей Алексеевич Панченко

и еще с десантом и эвакуацией на вертолёте? Ясно, что всё дело в немецких диверсантах, больше вариантов нет. Но на болоте нет, никаких военных объектов, да тут вообще, ничего нет, кроме острова сектантов. Точно! Остров сектантов! А если они его обнаружили? Если нашли мой схрон?! Мне срочно нужно наведаться туда! С этими мыслями я загнал Батона в лодку и, несмотря на то, что скоро должна была наступить ночь, погнал аэролодку на проклятый остров.

По дороге в голове роились не хорошие мысли. Если они найдут золото и иконы, мне может серьёзно не поздоровится. Всё же сейчас, все найденные клады, впрочем, как и в современной мне России, являются собственностью государства. Чем мне это может грозить? Да всякими разными неприятностями. Как опытный адвокат, я сходу могу назвать полдесятка статей, которые можно повышать на меня и Андрюху. Да тоже недонесение о преступлении, если они выяснят, что на острове были именно мы. А это не так уж и сложно, никто кроме нас там побывать не мог.

Каждый, кто застал советский строй в сознательном возрасте, наверняка хоть раз, да слышал про установленные законом двадцать пять процентов вознаграждения каждому, кто нашел и добровольно сдал государству клад. Но, мало кто знает, что за утаивание и сокрытие клада и (или) попытку самостоятельной продажи драгоценных предметов из клада в СССР применялась уголовная статья — хищение социалистической собственности. И, в этом случае, гражданин утаивший клад мог получить от двух лет уголовного срока, до высшей меры наказания — расстрел. Суровость наказания завесила от размера стоимости утаенного клада. До 1991 года действовала следующая система определения размера ущерба. Хищения до пятидесяти рублей — это мелкий размер, наказание до двух лет уголовного наказания. Но, чаще всего, обходилось общественным порицанием или условным сроком. Хищения на сумму от двух с половиной до десяти тысяч рублей считалось крупным размером и наказывалось исключительно уголовными сроками от двух до восьми лет. Хищения свыше десяти тысяч рублей — это уже особо крупный размер и в этом случае уголовное наказание до пятнадцати лет заключения, либо в случае выявления большой общественной опасности преступления, применялась высшая мера наказания — расстрел. Клад, который мы нашли на острове, по стоимости явно превышал этот придельный рубеж. С другой стороны, по закону, в СССР кладом считались деньги или ценные предметы, сокрытые до 1917 года. Деньги или ценные предметы, утерянные после 1917 года, считались находкой. И, если милиция не могла установить собственника данных ценностей, то правообладателем, в полном объёме, становился гражданин нашедший данные ценности. Тут есть, о чем спорить, и есть возможность на защиту, поди ещё докажи, когда эти ценности были утеряны или спрятаны — до 1917 года или после, но что-то мне подсказывало, что этим никто заморачиваться не будет и, если мы попадёмся, сурового наказания нам не избежать. Однако и тут есть ещё один нюанс, согласно закону, граждане СССР при обнаружении клада, в тот же день должны были сдать его в органы милиции по месту проживания. Если клад сдавали позже и на это были свидетели, то гражданин мог получить уголовную статью. То есть наши возможности по защите своих прав, даже если мы докажем, что всё найденное было оставлено на острове после 1917 года, серьёзно снижаются.

С этими мыслями я гнал аэролодку в свете фар по ночному болоту. Можно конечно всё отложить, можно остановится и переночевать, но я не смогу заснуть, пока мои домыслы не подтвердятся или не будут опровергнуты. Что делать, ели они всё-таки побывали на острове сектантов? Об этом думать буду после, сейчас мне нужно точно знать.

Спешка никогда не доводить до добра, тем более в столь опасном месте как болото. Обломки вертолёта появились передо мною внезапно. Темно-зеленая стена с зияющими отверстиями разбитых иллюминаторов выросла перед лодкой словно из неоткуда, и предпринять я уже почти ничего не успевал. В последний момент, перед столкновением, я резко вывернул руль в лево, стараясь развернутся на месте, но инерция была слишком большая. Перед глазами промелькнули обломки лопастей и разорванное в клочья колесо шасси. Лодка на полной скорости, под небольшим углом, воткнулась в потерпевший крушение вертолёт. Удар, и я лечу головой вперед, успевая услышать визг Батона и заметить, что правый борт моего судна превращается в лохмотья прорезиненной ткани, столкнувшись с разорванным металлом. Потом меня поглотила темнота.

Очнулся я от того, что стал захлёбываться в грязи, легкие срочно требовали кислорода. Отчаянным усилием, не обращая внимания на боль во всём теле, я сделал рывок наверх, пытаясь сделать хотя бы глоток воздуха, что мне довольно быстро и удалось сделать. Немного побарахтавшись, я понял, что место, куда я упал, было не очень глубоким, на ноги я встал практически без всяких усилий. Жидкая грязь, вперемешку с болотной растительностью, доходили мне только до пояса. Но осмотреться, я пока не мог, глаза нестерпимо жгло, видимо грязь попала, по лицу текло что-то тёплое и соленное на вкус. С трудом протерев лицо, и открыв жутко слезящиеся глаза, я понял, что на болоте всё еще ночь. Где-то невдалеке, что-то потрескивало и скрипело.

Что бы разобраться с ситуацией и понять в какой же жопе я оказался, мне потребовалось всего около минуты. Ну что же, поздравляю тебя Кирилл, похоже ты нашёл ту группу, что высаживалась на острове диверсантов. Стараясь не делать резких движений, аккуратно ставя ноги и прощупывая перед собой дно, я двинулся к обломкам, которые так внезапно прервали мой путь.

Когда-то это был вертолет МИ-8, транспортная версия, о чем свидетельствовали отрытые и покорёженные грузовые створки. Вертолет после падения перевернулся, и не один раз. Весь покрытый вмятинами и проломами бортов, иллюминаторы выбиты, кабина пилотов всмятку, лопасти сломаны, сдвижная дверь загнута под неестественным углом, хвоста нет. Сейчас вертолёт стаял на днище из-под которого торчали обломки шасси. Возле левого борта вертолета, покосившись, стояла аэролодка с разорванным правым баллоном. К моей неописуемой радости, на носу лодки, лежал и жалобно скулил, очень грязный Батон.

С трудом переставляя ноги, я добрался до аэролодки и цепляясь за раму мотора влез на неё. Попытки найти ручной фонарь, ни к чему не привели, часть груза лежит за бортом, тот что остался в лодке, весь сбился в одну большую кучу, разделяя меня и Батона непреодолимой баррикадой. Бензиновая зажигалка, которая всегда лежит у меня в кармане, загорелось с третьей попытки и в свете тусклого огня я осмотрел своё плавсредство. Повреждения просто огромны. Кроме разорванного