Свидание на Аламуте - Игорь Резун

— Согласно мандату нашей инспекции, господин аль-Йакуби, во время процедуры забора проб все сотрудники должны находиться в своих жилых помещениях. Вам надо оставить самый минимум…

— Сотрудники остались только в Центре контроля и Главном зале, — с готовностью доложил хозяин Центра, — все остальные отпущены в жилой корпус.

— Хорошо. И еще, я должен вам напомнить, что по условиям проведения инспекции ваша радиостанция не имеет права посылать никаких сообщений… Это решено?

— Да, господин Махаб. Связь военной РЛС выведена на центральный динамик.

— Очень хорошо.

— Я прилагаю все усилия, — вдруг с необычайным пафосом проговорил сириец, — чтобы вы, господин Махаб, и ваши коллеги убедились в том, что Иран заинтересован исключительно в мирном атоме. И не более того. Мы можем начинать, господин Махаб…

Махаб аль-Талир, улыбнувшись своим располагающим, смуглым и благородным лицом, только кивнул.

…Поляков Махаб, видимо, взял в инспекцию исключительно для хозяйственных работ: к моменту спуска их на первых этаж Главного операционного зала все польские сотрудники куда-то подевались. Некоторые из них, как знала Майя, монтировали у белой пирамиды, над корпусом экспериментального реактора, красный цилиндр с устрашающими надписями и эмблемами радиационной опасности. Американцев Махаб тоже куда-то отослал: вероятно, бродить с дозиметрами по территории. Оставались только Майя, задумчивая Кириаки, Махаб и рослые, белокурые шведы — человек десять мужчин и две женщины с лицами суровых валькирий. Они сразу же закатали рукава своих белых халатов, и на фоне этой белизны заметны были густые рыжие волосы на мускулистых руках. Какую функцию были призваны выполнять эти создания, Майе было совершенно неясно.

Они двигались по коридору к Главному операционному залу, как процессия индийского набоба. Впереди вышагивал низкорослый сириец, блестя своими очками. Затем важно, высоко подняв голову в платке шейха, плыл Махаб аль-Талир — как черный лимузин в своем безукоризненном костюме. Потом следовали Майя и Кириаки, а уже за ними шли шведы своей железной, дисциплинированной когортой. Свинцовые тени, отбрасываемые лампами дневного света на низком потолке, перебегали по их лицам, по белым халатам, как клубы дыма.

Кириаки тоже была в таком же светло-сером брючном костюме, как и Майя. Но в отличие от девушки, обутой в свои кокетливые остроносые туфельки, на крохотных ступнях француженки красовались огромные, тракторного вида кроссовки с толстенной подошвой. «У нас в таких только гопники рассекают!» — подумала Майя, мельком глянув на обувь женщины, но, увидев ее лицо, не стала и пытаться шутить. Кириаки шла, закусив бледную тонкую губу.

Улучив момент, Майя склонилась к ее уху и прошептала по-английски:

— Кири, что случилось? Почему вы такая? Махаб обидел?!

Та сначала не ответила. Майя уже хотела повторить попытку, но в этот момент Кириаки скосила серые глаза на широкую спину араба и едва слышно, так же шепотом, ответила:

— Ты видела ЖЕНЩИНУ ВНИЗУ?

Майя вздрогнула. В мертвой тишине Центра звук их шагов — постукивание каблуков, шарканье туфель и кроссовок — был особенно слышен. Он был пугающе равномерен, неумолим.

— Да… на лестнице!

— Мне снилось, что ее убили. А меня… принесли в жертву! — выпалила Кириаки, сбиваясь с шага.

Майя даже не стала спрашивать, когда та успела поспать. Наверно, ее сморил сон одновременно с Майей. Интересно, а она тоже спала на полу своей комнатки?

Вот процессия спустилась по металлической лестнице в круглый зал, потолок которого был выложен матовыми светящимися плитками. За подковообразным столом с возвышающимися рядами металлических шкафов и хитрой аппаратурой сидело человек пять, еще двое изучали бумажные ленты, неторопливо ползущие из самописцев. Тут был уже самый разнообразный состав: арабы, негр, две сосредоточенные китаянки, курчавый человек, по виду испанец, какие-то совершенно русского вида парни за мониторами. Никто не обратил внимания на комиссию — вероятно, так и должно было быть.

— Ну, что ж, дорогой наш аль-Йакуби, давайте запускать процесс. Мадемуазель Кириаки, садитесь вот за эту станцию, засеките время начала. Все, пожалуйста, под запись… весь хронометраж.

Кириаки уселась за компьютер, шведы рассредоточились по периметру зала, стоя за спинами сотрудников. Гудели машины, негромко, но на одной ноте, будто в зале поселился рой невидимых трудолюбивых пчел.

Майя уже немного разбиралась в том, что будет происходить: сейчас они запустят контрольную фазу обогащения урана, потом полученное топливо отберут в специальные контейнеры, которые доставят на анализатор — не зря Махаб вез сюда эту чертову красную трубу! — потом составят акт и… В принципе, ее дело — только слушать.

Внезапно ей захотелось в туалет. Мочевой пузырь моментально испытал неожиданное давление, и Майя закрутилась на месте. Потом бочком, пятясь, выскочила из зала; на нее даже не оглянулись. Она побежала по покрытому ковром полу — сейчас ковер уже не казался ей мягким и добрым, он яростно цеплялся за каблуки, как болотная тина. На дверях она искала табличку WC или на худой конец два ноля — международное обозначение отхожих мест. Резко завернув за угол, она вдруг чуть не налетела на шведа — того же самого, белокурого, с детскими пухлыми щеками. Теперь он, уже в синей форме с эмблемами Центра, увлеченно копался в большом электрическом щите, открытом настежь, в медных сочленениях блоков и переплетениях проводов.

— Ой!

Он резко обернулся и увидел девушку. По этому пухлому лицу лишь на доли секунды промелькнула странная, пугающая тень ненависти и досады; и тут же лицо растянулось в привычной улыбке.

— Сорри, мисс…

Он снова принялся насвистывать этот дурацкий мотив.

Не успев удивиться, Майя побежала дальше. Наконец в конце коридора ей удалось найти заветную дверь: к ее удивлению, пиктограмма на пластиковой створке выглядела почти по-европейски — изображение фигуры в юбке. Майя резко толкнула дверь и снова наткнулась на человека. На этот раз им оказалась одна из сотрудниц Центра — видимо, одна их тех, кто разносил подносы с ароматным кофе. Она стояла спиной к Майе, в своем длинном одеянии, и что-то поправляла под ним. Главное — она загораживала дорогу…

— Позвольте, мисс…

Едва она произнесла это, как девушка — или женщина? — в чадре обернулась. Черные блестящие глаза… Она отпрыгнула на несколько шагов, и, прежде чем Майя успела заметить, что она боса, в отличие от всех, кто ей тут встречался, голая розовая, каменной крепости пятка выпрыгнула вперед и вонзилась прямо в пах Майи.

От дикой боли девушка даже не вскрикнула, а только пискнула; мочевой пузырь, казалось, взорвался в теле. Деревенея от этой боли, Майя повалилась на пол — тут он был жестким, кафельным — ударилась головой и только заметила, как эти острые пятки перешагнули через нее и исчезли в коридоре под развевающимся арабским халатом.

Боль чуточку стихла; ее пробили слезы. Всхлипывая и с трудом сдерживаясь от того, чтобы не зареветь в голос, Майя кое-как доползла до унитаза. Только сделав свои дела, она с ужасом увидела, что на белом фаянсе — розовые следы: в моче появилась кровь. Господи Боже! Что это было? Кто?! И за что та, в чадре, ее ударила?

Тихонько поскуливая, Майя выбралась из туалета, шатаясь и держась за стенку, как ходят молодые мамы в роддоме в первые часы после операции, пошла обратно. Щит был уже прикрыт, «электрика» и след простыл. Девушка, морщась, вернулась в зал, наполненный гудением, и сползла по лестнице. Махаб аль-Талир резанул ее суровым взглядом и заметил:

— Больше не отлучайтесь без разрешения, мисс Майя!

Она нашла в себе силы только на покорный кивок.

Процесс обогащения опытной партии урана — или что-то в подобном духе, в этом Майя так ничего и не поняла — шел своим чередом. Самописцы сыто отрыгивали бумагу. По экранам компьютеров пробегали строчки, по рядам лампочек — перемигивание. Кириаки время от времени глухим голосом бросала в пространства пригоршни цифр. Щелкали кнопки клавиатур.

Сириец довольным взглядом окидывал помещение; вот он что-то посмотрел на одном компьютере, на другом, потер смуглые ладони и сказал с акцентом:

— Отлично, мистер Махаб! Как видите, первая партия готова. Сейчас вы приступите к анализам!

— Отбор образцов в контейнеры закончен. Начинаем передачу… — раздался бесстрастный английский одного из операторов.

Майя смотрела на мониторы, установленные под потолком, — на них транслировалась съемка камерами слежения на самом верху купола главного здания. Камера объезжала территорию скалы кругом: вот флаги и локатор на крыше РЛС, вот куб корпуса реактора, вот плоские конфетные коробки общежитий, и вот она — станция канатной дороги с рыже-бурой сигарой вагона.