Пленники Раздора (СИ) - Екатерина Казакова

Несколько раз он перекидывался человеком. Щупал разверстую воспаленную плоть, с сожалением понимал, что дело, пожалуй, худо. Сама по себе рана была пустяковая, неглубокая. Но нанесла её Осенённая… и это всё меняло.

Он пил из каждого ручья, из каждой лужи и бочаги, попадавшейся на пути. Однако жажда становилась только острее, а рана раскалялась и полыхала, будто под шкуру насыпали углей.

Серой речки беглец достиг совсем обессилевшим. Отыскал отмель и упал в воду. Холодный поток студил рану, отчего плоть горела, словно её прижигали каленым железом. Впереди лежала вторая половина пути, сил на которую у волка уже не осталось. Ну, Лесана, спасибо тебе…

По счастью, кое-где уже полезла первая трава — робко, несмело, будто опасаясь внезапных заморозков, она проклевывалась из чёрной земли, тянулась вверх.

Выбравшись на берег, Лют припал носом к земле и отправился на поиски.

Нужное он нашел не сразу, но нашел! Перекинувшись человеком, осторожно срывал тоненькие, ещё не вошедшие в силу нежные былинки, жадно жевал, выплевывал на ладонь, а потом, извернувшись, закладывал в рану. Стало будто бы легче. Приглушенная боль сделалась терпимой. Он добрел до густого подлеска, забрался в ельник и уснул мертвецким сном.

Проснулся оттого, что проголодался. Потрогал рану. Болит. Но будто бы тише. Снова выкупался, на этот раз не волком, а человеком. Очистил воспаленную плоть, заложил свежепережёванной травяной кашицы. Напился. Хорошо…

Оставшийся путь беглец преодолел за несколько ночей. Торопился, как мог, ибо понимал — ещё немного и трава перестанет помогать. До Переходов он мчался две седмицы и достиг их тощим, со впалыми боками, облезлой шкурой и раной, вспухшей от гноя.

Возле Черты, наведенной Осенёнными, он не столько услышал, сколько почувствовал, что скоро его встретят. Так оно и вышло.

Из-за высоких деревьев выступили двое. Кровососы.

— Стой! — приказал один — крепко сбитый широкоплечий, с грудью выпуклой, словно бочка. — Кто такой?

Лют, собрав остатки сил, перекинулся и поднялся, пошатываясь, на ноги.

— Чего орешь, Велига? Я это.

Велига присвистнул, оглядывая оборотня.

— Тю! Тебя что — собаками травили?

Волколак усмехнулся.

— Травили. Серый-то в Переходах?

Мужчина кивнул:

— Здесь. Только не жди, что он тебе порадуется. Мара бросила стаю, а про тебя говорят, будто ты на побегушках у Охотников.

— Кто говорит? — спросил Лют, хромая вперед по тропе, к пещерам.

— Много кто, — ответил страж Черты ему в спину. — Много кто…

— Ну, пускай в лицо скажут, — небрежно отмахнулся оборотень и добавил: — Если не забоятся.

Велига покачал головой. По чести говоря, забояться Люта в нынешнем его виде мог только едва ставший на лапы щенок. Впрочем, кровосос промолчал. А про себя подумал, что жить волку осталось меньше оборота.

…Темнота и прохлада пещеры после запахов и сумерек освещённого луной леса, показались Люту тоскливыми. Звериные тени выступили из мрака, окружили. Пришлеца обнюхивали жадно, с недоверием. Он стоял, не шевелясь, позволяя волкам разглядеть себя, вобрать все запахи, которые он принес.

Наконец, один из хищников обратился человеком.

— Лют, да ты никак вспомнил, что у тебя есть стая, — насмешливо сказал молодой мужчина с копной спутанных кудрей на голове.

— Я об этом не забывал, Кудлат, — ответил волколак.

Собеседник усмехнулся:

— Вот как? А по лесу ходят слухи, будто ты ездил при обозе, и тощая девка нацепила на тебя ошейник, словно на пса.

Лют смерил оборотня тяжелым взглядом и произнес:

— Девка та была Охотницей, а ошейник наузом — дёрнешься на шаг в сторону, душить начинает. Я не такой отважный, как ты, Кудлат. Мне пожить хотелось.

Кудлат в ответ на это промолчал, только смотрел на пришлеца с насмешливым прищуром.

— Чего? — спросил Лют, когда ему прискучило стоять столбом. — Нравлюсь что ли? Никак не налюбуешься.

В ответ собеседник покачал головой:

— У Серого к тебе будет много вопросов.

— А у меня не меньше ответов. Веди.

Они двинулись вниз по круто уходящей вглубь пещеры каменистой тропе. Лют спиной чувствовал внимательные взгляды хищников, крадущихся следом. Ближняя стая Серого. От них снисхождения не жди и слабины не выказывай, не то сожрут.

Весть о возвращении Мариного брата достигла нижней пещеры прежде него самого. Волки стягивались со всех концов, кто в зверином, кто в человечьем облике. Подходили, принюхивались, тыкались мокрыми носами в руки, в живот, в ноги. Иные брезгливо чихали и сразу же отходили. Этих он запоминал.

— Ишь ты… — послышался спокойный ровный голос. — Кто припожаловал. А чего ободранный такой? Чтоб разжалобить?

— Ага, — ответил Лют. — Две седмицы сюда через чащу нёсся, чтоб ты пожалел.

И он опустился на лежащий рядом валун.

Серый стоял напротив, скрестив руки на груди. Взгляд у него был колючий, изучающий. Но чего Люту скрывать? Он весь тут. Хочется, пускай смотрит.

— Тревожные слухи дошли до Переходов, — тем временем вкрадчиво сказал вожак. — Ты с Охотниками снюхался. Путешествовал с ними аж от самой Крепости. На коротком поводке у девки Осенённой ходил, выводил её на стаи. Поди, и языком мёл так, что до корня его стесал?

Лют насмешливо смотрел на собеседника:

— Ещё бы! Я ей даже обещание дал на тебя вывести. И служить клялся верой и правдой. А перво-наперво рассказал, сколько волков у тебя. Да и сверх того, много чего. Благо — поверили. Из темницы вытащили, накормили.

— Ты расскажи лучше, как ты им попался, — прервал его вожак. — Дюже интересно послушать.

Оборотень пожал плечами, мол, чего мне скрывать?

— Так и попался. В деревеньке той, на которую нас Выжга повел, засидка ждала. Охотница, почитай, всю стаю из лука положила. Я в землю вжался, лежу, а сам думаю — попадет, не попадет? Или, может, повезет — за мертвого примет? Девка, она девка и есть. Но кроме меня ещё трех Выжгиных полудурков стрелы не взяли. Я-то притих, беду не кликаю. А эти мечутся, кидаются. Ума нет. Ну, она и скажи им, мол, коли жить хотите, оборачиваетесь. Я так подумал — живым-то всяко лучше, чем мертвым. Вот и перекинулся. А они нет. Кто знает, отчего им жить наскучило? Из-за дури, небось. Охотница их там же и зарубила. А меня связала и в Крепость потащила.

— Складно, — похвалил Серый. — Дальше что?

Лют горько усмехнулся:

— Дальше? Дальше, Серый, плен был. Посадили, как собаку на цепь, в каменный мешок. Выводили поговорить. Про тебя спрашивали. Про стаю. Я отвечал. Обещал помогать во всём в обмен на жизнь. Только вожак их решил, что толку от рассказов этих немного, а потому приказал своей Охотнице забрать меня и везти по городам — приваживать собак на запах зверя. А я жить хотел. И на свободу хотел. Поэтому выслуживался. Из шкуры вон лез, лишь бы своим посчитали. А ежели не своим, так купленным. Они и посчитали. Девку-то вокруг пальца обвести — особого ума не надо. Тут слово ласковое скажи, там пожалей, тут помоги, там заступись. Дело-то и сделано. А уж после того, как я на их засидки несколько стай вывел… Не пепели глазами-то. Я ж не дурак. Я диких выводил. Да ты знаешь, небось.