Презерватив для убийства - Андрей Воробьев

всегда раздражают. Однако дурное настроение Петра разошлось уже в дороге, когда он увидел объект предстоящей работы. Когда они вышли на бензоколонке, Толька толкнул друга в бок и шепнул:

— Такую куколку я готов охранять как пионер, на общественных началах. Даже зарплату могут не платить.

Петр согласно кивнул. Девушка по имени Нина была и вправду хороша. Петру всегда нравились девчонки, которые не лезут из кожи вон, чтобы заставить парней глазеть на них при каждом удобном случае. Эта была одной из них.

Место, куда они прибыли, напомнило Лопатину забытую с детства сказку про затерянный домик в лесной чаще, где живет принцесса, сбежавшая от тирана-отца. Сосняк подступал к домику со всех сторон — величественные стволы, без всяких лесных сорняков среди них. Между деревьями и стенами дома раскинулся небольшой, но ухоженный садик, а лучше сказать, мощный цветник. Правда, сейчас все клумбы были заботливо укрыты еловыми лапами.

Даже невысокий железный забор, увитый увядшим хмелем, напоминал особое садовое украшение. Почти рядом с домом, на стволах сосен, сидела пара дятлов и о чем-то информировала друг друга отрывистым перестуком, а на вершине другой сосны копошилась белка, не ассоциировавшая людей с какой-нибудь опасностью.

Внутри дом напоминал четырехзвездочный отель: роскошная ванна, модная дачная финская мебель, телевизоры почти в каждой комнате, принимавшие, как объяснила Нина, двадцать программ. Девушка сразу заявила обоим охранника — вы мои гости, поэтому чувствуйте себя, как дома. В холодильных камерах нашелся богатый запас разнообразных продуктов, и хозяйка за полчаса приготовила ужин, который казался особо восхитительным после гамбургеров, поглощаемых охранниками на скорую руку весь день.

Девушка предложила гостям и коньячку из буфета, но Анатолий отказался и не дал угоститься Петру. Ужин запили брусничной водой. Нина все время горестно вздыхала: какой дурак Алешка, какого удовольствия лишился! Ребята жевали и поддакивали.

Согласно инструкции, оставленной Алексеем, спали поочередно. Это выражалось в том, что один спал в кровати, а другой — развалившись в кресле перед телевизором с круглосуточной немецкой музыкальной программой «Viva», благо третьего охранника, чтобы проверить караульного, не было. Раз в час надо было осматривать территорию. Но Петр, по крайней мере, ограничивался тем, что обходил весь первый этаж и выглядывал из окон. Несколько фонарей, возвышавшихся над розовыми кустами, освещали окрестность. К тому же, перед крыльцом дремал Джек — старый, но по-прежнему свирепый немецкий овчар. Нина и сторож-смотритель дадя Коля долго объясняли псу, что двое новых людей, появившихся на вверенном ему объекте — свои. Но все равно, каждый раз при виде их он скалил зубы и тихо заводил свою рычальную машину. С таким охранником никто бы незаметно к дому не подошел.

Часам к десяти утра все были на ногах. Нина заварила кофе в специальном аппарате, о котором офис Арчи только мечтал. Как раз за кофе ей и пришла в голову идея; никто не приказывал сидеть, заперевшись в доме. Надо съездить на Оленье озеро, посмотреть, не соскучилось ли оно без нее. Ребята же, раз они получили приказ от нее не отходить, пусть его исполнят. Поедут с ней и, если хотят, порыбачат.

Идея понравилась всем. Но телефон не должен был остаться без присмотра. Роль оператора мог бы исполнить дядя Коля. Обычно, в это время он уже приходил в дом (сторож ночевал в домишке, шагов за триста от дачи). На этот раз он не появлялся. Нина вспомнила, какой вчера привезла ему презент: литровую бутыль «Петра Великого».

— Чудный дядька, — сказала она. — Но надо было дарить по стакану в день.

Анатолий приказал напарнику сбегать за дядей Колей, разбудить и привести в дом.

Петр вышел на крыльцо. Джек тихо рыкнул и снова опустил веки. Надо было свернуть за угол и, лавируя среди клумб, укрытых лапником, выйти на маленькую тропинку, покрытую плиткой.

«Кто мог бы подумать, что радом с этим цветником глухое комариное болото?» — думал Петр. Действительно, несмотря на то, что кроны сосен возвышались почти над розами, цветник имел свой микроклимат. Казалось, что вот-вот над уснувшими цветами закружатся пчелы. От самой земли, поднимался медвяный запах.

Петр вышел из сада. Теперь вокруг была благодать сосен. Уже сейчас было не холодно, и нетрудно представить, как прогреется к полудню. Тогда — хоть куртку на гвоздь.

Домик сторожа стоял в конце огороженного участка, в маленькой низинке, поэтому со второго этажа дачи была видна лишь крыша, да и то еле просвечивавшая среди деревьев. «Все еще спит, старый хрен», — незлобно подумал Лопатин. Он был рад, что совершил эту небольшую утреннюю прогулку.

Жилище дяди Коли напоминало добротный домик из благополучного садоводства. Чтобы привлечь внимание спящего сторожа, Петр издали запустил в окошко сосновой шишкой. Видимо, белки часто швыряли шишки, потому что дядю Колю это не разбудило.

Дверь в домик была открыта. Петр вошел вовнутрь с обычной застенчивой брезгливостью, когда, заходя в чужое жилье, обычно сразу готовятся столкнуться с неприглядной картиной. Но никаких следов попойки не было видно. Кухню-прихожую сторож то ли прибрал еще с вечера, то ли пил не в кухне.

Петр вошел в комнату, служившую хозяину спальней. Он и сейчас использовал ее по назначению, ибо лежал на кровати.

— Вставай-поднимайся, рабочий народ! — крикнул с порога Петр, приближаясь к кровати.

Сторож не шелохнулся, и Лопатин тотчас понял, почему. Его клетчатая пижама, в которой он спал, была залита кровью. Лужа крови была и под кроватью. Над лицом сторожа, превращенного в подобие плохо прокрученного в мясорубке фарша, роились мухи.

С этого момента время, прежде тянувшееся для Петра как мед из горшка, помчалось со скоростью поезда-экспресса. Несколько секунд он судорожно ловил ртом воздух, чуть ли не физически пытаясь вернуть то, что было еще три минуты назад: насекомых над цветами, прощальные щебет перелетных птиц и клочки синего неба между сосновыми вершинами. Но все это осталось в другом, брошенном мире. А здесь перед ним лежал человек, лицо которого превратили в кровавое месиво, а потом несколько раз воткнули в грудь нож.

Боясь повернуться и продолжая глотать ртом воздух, Петр пятился к двери. Вот он вступил на порог, вот он уже в кухне. И здесь произошло то, что было сейчас наиболее естественным, как самое последовательное и правильное продолжение только что увиденной картины.

В шею уперся тупой металлический предмет («дуло» — сразу понял Петр), и раздался негромкий, шипящий голос:

— Не оборачивайся, сука.

Петр не обернулся, поэтому так и не узнал, чем его ударили сзади по голове…

Лопатин не знал, сколько пролежал без сознания. Но, видимо, очень