Беспощадный - Патриция Поттер

Руки Шей ласкали его, и он перестал думать – он мог только чувствовать. Они нежно и игриво прикасались к его коже, задерживаясь то на затылке, то на широких плечах. Под ее пальцами мускулы наливались силой, он ощутил пробуждение своего мужского достоинства. Рейф застонал от растущего ожидания, от ненасытного желания, которое пылало в нем.

Ее руки расстегнули его рубашку и принялись скользить вверх и вниз по груди, так что вскоре ему показалось, будто его пронзил десяток молний, разрывая плоть на куски. Он ощутил отчаянный порыв Шей и понял, что она догадалась: это было их прощание.

Сердце Рейфа чуть не выскочило из груди, когда он почувствовал ее любовь, безмолвную, жертвенную мольбу подарить ей то, что он не имел права дарить. Ей нужна была вечность, а вечности как раз он не имел.

Он мог подарить только миг и отчаянно боялся доставить ей еще большее страдание, но ему самому нужен этот миг. Ему самому нужно ее тепло. Ему было нужно узнать, что он любим. Ему нужна сама любовь.

Шей поняла, какая борьба происходит в его душе, по его внезапной нерешительности, несмотря на то что тела их стремились друг к другу. Она прочитала на лице Рейфа неприкрытое желание и осознала, что их безжалостно мучает не обыкновенное стремление удовлетворить физическую потребность, а нечто гораздо большее.

– Ты мне очень нужен, – прошептала она.

Ей была нужна его сила, даже то странное и неожиданное сострадание, которое он проявил к ее отцу и которого в данную минуту у нее не нашлось. Ей была нужна опора, раз из-под ног выбили почву, основу их доверия и чести, которые, как она считала, достались ей в наследство, а на самом деле оказались всего лишь пародией.

Шей подняла руку к его лицу, провела пальцами по скулам с нежной властностью, и он снова жадно припал к ее губам. Его язык медленно и чувственно проник ей в рот, одна долгая ласка сменяла другую. Шей поняла, что в эту минуту он наконец сдался, и намеревалась насладиться своей победой сполна. Она положила руку ему на затылок и вплела пальцы в его густые волосы. Поначалу ей хватало простых прикосновений, но потом каждое движение начало разжигать в ней мучительное ожидание, готовое вырваться наружу.

Его сильные пальцы удивительно нежно коснулись ее щеки, шеи. А потом его рука скользнула к вырезу платья, медленно расстегнула каждую пуговку и, оказавшись под сорочкой, легла на правую грудь. Ее плоть ожила под его пальцами, томимая желанием, сладкой и острой болью предчувствия.

Шей помогла ему, когда он стягивал с нее платье и белье, а затем сама начала расстегивать на нем брюки. Так и не сняв их, он привлек ее к себе, и одновременное прикосновение к коже обнаженного тела и ткани заставили Шей содрогнуться от вожделения. Она дрожала от желания, перешагнувшего рамки пылкой страсти, которую она тоже чувствовала. Она хотела, чтобы он овладел ею. Она хотела, чтобы он стал частью ее самой. Она хотела заставить его понять, что они единое целое и всегда ими будут, если только он позволит.

Их тела слились, он овладел ею единым и страстным порывом, который был в то же время трепетным и нежным, он словно хотел прочувствовать каждое прикосновение и запомнить его навсегда, унести в своей памяти каждую секунду этого чувственного танца любви. Она оплела ноги вокруг его ног, отвечая на каждое движение своим собственным, слаженно двигаясь с ним, помогая ему глубже проникнуть в ее лоно, отдавая ему каждую клеточку своего тела, и сердца, и души.

– Я люблю тебя, – прошептала Шей, зная, что он не хочет слышать этих слов, но не в силах удержать их.

Рейф замер, и время, казалось, остановило свой бег на целую секунду, но затем над ним возобладала неутоленность, и его движения стали совсем необузданными, неукротимыми, и она присоединилась к нему в этом волшебном путешествии, взмывая в неизведанную высь, освещенную раскаленными вспышками наслаждения.

Рейф перекатился на здоровое плечо, не размыкая объятий. Он крепко держал ее, словно не желая вообще отпускать. Шей наслаждалась этим объятием, по ее телу пробежала дрожь от пережитого ощущения. У нее вырвался сладостный вздох удовлетворения, а Рейф криво улыбнулся и положил здоровую руку ей на грудь.

Она взяла его руку в свои и принялась обводить пальцем шрам.

– А что будет теперь?

– Не знаю, – с трудом ответил он. – Я… никогда не загадывал дальше этого.

– Если он признается в том, что сделал?..

Рейф медленно и нежно отстранился, хотя ему не хотелось отпускать ее, но он знал, что должен, иначе решимость его покинет. Он должен был покончить со всем.

– Я участвовал в ограблении экипажей, – мягко объяснил он. – И самой почты. Я до сих пор вне закона. В Кейси-Спрингс на меня объявлен розыск. Куда бы я ни пошел, везде буду меченым. Везде найдется закон, охотники за премиями.

– Но ты можешь объяснить…

– Не отыщется ни одного хорошего объяснения тому, что я делал, – сказал Рейф, – ни одного, которое принял бы закон. – Он помолчал, пытаясь подобрать слова. – Я нахожу, что месть приносит чертовски мало удовлетворения. Десять лет я провел, обдумывая ее, а теперь понял, что больше навредил сам себе, чем твой отец мог когда-либо предполагать. А что еще хуже, я навредил тебе, и это непростительно.

В его голосе было столько печали, что Шей пронзил а тоска и за него, и за себя. Он действительно прощался с ней, и она знала, что не сможет уговорить его передумать, но обязана попытаться. Непременно.

– Я пойду с тобой, – решительно заявила она.

– Не пойдешь, если я тебе не безразличен, – сказал он, используя единственный аргумент, который, как он знал, мог разубедить ее. – Мне нужно как-то приспособиться к этой жизни, Шей. Но это невозможно сделать, если встречать на каждом шагу напоминания о прошлом.

– Это оттого, что я дочь Джека Рэндалла? – шепотом спросила она, терзаемая болью.

– Да, – ответил Рейф, и горло его сжалось.

Сердце готово было разорваться, когда он увидел смирение на ее лице. Это был единственный способ ее убедить. Избавить от боли.

Единственный аргумент. Рейф поднялся, отвернувшись от ее искаженного горем лица. Он молча оделся и ждал, что она сделает то же самое. Ему хотелось схватить ее в объятия и сказать, что плевать ему на Джека Рэндалла. Будь она дочерью самого дьявола – он все равно не перестанет ее любить.

Но тоща она может умереть под градом пуль, предназначенных для него. Или будет вынуждена жить в изоляции до конца своих дней. Нет, он избавит ее от такой судьбы.

Рейф отвернулся, пока она одевалась. Она молча поднялась. Вместе, но порознь они пошли к хижине.

Глава двадцать шестая