Крестоносцы 1410 - Юзеф Игнаций Крашевский

как и от зверя зимой, и от людей всякое время нужно было соблюдать осторожность, а ночью ходили стражи с погремушками, чтобы бдительность не переставала.

С большой простотой был обставлен внутри дом в Брохоцицах, но из-под неё видна была старая панская зажиточность. На простом из досок полу лежали восточные ковры; на каминах стояли глиняные кубки, серебряные кувшины и золотая посуда. Мало кто имел кафельную печь, потому что драгоценный кафель нужно было в большом количестве везти из Германии. Большую часть комнат нагревали кирпичные и глиняные огромные печи, в которые из сеней бросали целые колоды, каждый день и ночь жгли, а сторож их, дремля, следил за ними. Он здесь жил, спал, сидел и ел из горшка, пока другой не освобождал.

Деревня имела собственных ремесленников и обходилась ими. Были даже такие, что сразу два ремесла выполняли и преуспевали в обоих.

После долгой и неопредлённой осени, которая со слякотью протянулась до декабря, когда все уже на эту потерянную зиму ворчали, ибо всем были нужны морозы, а обычно боялись, как бы запоздалая, она не отбирала своей задолженности у весны, – в канун Рождества Христова небо прояснилось и прихватил сильный мороз.

С радостью приветствовали бледную лазурь, немного солнца и замёрзшие размытые дороги, и лужи, покрытые стеклянным покрытием. Несмотря на мороз, в воздухе чувствовался снег и леса черно выглядели издалека, что было знаком, если не дождя, то снега.

Старостина Брохоцкая с двумя подростающими дочками сидела в своей комнате, пересматривая столовое бельё, которое доставала из огромных коробок, пропитанное запахом ароматных трав. Пани Ханна была ещё в силе возраста, приятного лица, отличной полноты, а домашний безвкусный наряд очень ей был к лицу. По обычаю этого времени на голове у неё был белый, как снег, чепец, завёрнутый так, что он окружал всё её свежее и розовое лицо и широкими концами спадал на плечи. Чёрное платье, обрамлённое алой лентой, в широких фалдах, хорошо сидело на форменной её фигуре. Это был будний день, и Старостина никаких, кроме толстого свадебного кольца, не имела драгоценностей. Две её доченьки, которые казались почти однолетками, хотя одна была старше другой на год, Бела и Офка, одинаково одетые, скромно стояли при пани матери, подавая ей и принимая у неё свежее бельё.

У обоих были светловолосые головки, ничем не покрытые, а обильные заплетённые косы с лентами, вставленными в них, спускались на белые девичьи плечи. Их платьица были очень узкими, рукава их длинными, даже часть пальцев закрывали.

Кроме двух дочек, у старосты было ещё двое сыновей, но те уже с бакалавром в Краков были высланы. Не ожидали их даже на Рождество в этом году, потому что и дороги плохие, и учёба в путешествие выбраться не позволяли.

Вздыхала по ним мать, тосковал отец, но человек был суровый и обязанность всегда над радостью ставил. Утешались тем, что, если бы сохранилась санная дорогая, оба могли поехать посмотреть, как там росли они и выглядели.

Вернувшись из похода, в котором под конец узнал много огорчения, так как завистливые люди становились ему поперёк дороги, Брохоцкий искал глазами детей на пороге и должен был радоваться тем, которые остались.

Это было сердечное приветствие, хотя не без слёз на глазах жены, а дочери припали к отцовым коленям. Брал их вояка в сильные руки, поднимал вверх и целовал в белые лица.

Он удивлялся и радовался, потому что за столько месяцев девочки подросли.

Затем, хоть он на коне их опередил, беспокойный, начали прибывать во двор: придворные, возы, кони и люди. А было этого гораздо больше, чем вышло из дома. Коней пригнали почти целое стадо, а были между ними и достойные сёдла, и превосходные возницы.

Возы, покрытые шкурами, вмещали в себя военную добычу из похода, вовсе не маленькую: деньги, найденные в замках крестоносцев, серебряная посуда, драгоценности и превосходные доспехи, а что больше всего ценили – реликварии с костями святых, кресты и костёльная утварь. Этого крестоносцы имели в замках предостаточно; не требовалось их из часовен вырывать, потому что всюду, как в Морунг так и в Штум, обеспечили казну и реликварии. Ягайло много ими в Польше одарил костёлов на память о своей победе.

Затем челядь занялась ношением этой добычи в сарай и во дворы, а толпы набежало множество, разглядывающей с удивлением панское богатство. Сам Брохоцкий распоряжался, что должно было идти на склад, в арсенал, в сокровищницу, что во двор, в спальни и в сундуки жены, либо на подарки и пожертвования. Десятина досталась приходскому костёлу и не одному из родственников и соседей. Целый воз пошёл в Ростков к п. Якову Костки, родителю жены, который особенно одними позолоченными доспехами нарадываться не мог.

Девушкам также что-то перепало до будущего похода; каждая получила по панцерной цепочке, по два кольца и по штуке шёлка. Жена уже тревожилась, что, пожалуй, новый ящик нужно было принести для того, что пришлось на её долю; любили крестоносцы порядок и обильные запасы там, куда пришли, поэтому, победители имели что забирать.

Теперь уже сидел пан Анджей в своей комнате у камина, пиво с гренками стояло перед ним, а повестям не было конца.

Слушали их с удовольствием женщины, слушал старый Мшщуй из Шчавина, родственник пана Анджея, доживающий спокойно в его доме предназначенные ему годы, деревеньку свою отдав Брохоцким. А когда староста громко разглагольствовал, а все слушали, слуги также подкрадывалась к двери, дабы что-нибудь ухватить. На фольварке также и на дворах: те, что в экспедиции сопровождали пана, имели что рассказать о войне, а видели и они много таких вещей, которых, кроме них, мало кто мог увидеть. Во время Грюнвальдской битвы, когда рыцарство встретилось, слуги в облаках пыли и дыма видели силуэт Святого Епископа, возвышавшийся над польскими отрядами; видели также той ночью, что предшествовала битве, фигуры Монаха и Короля на луне; их глазам гораздо ярче сияла Панна Мария на золотой стене Мальборгской часовни, которая охраняла замок, потому что его бы никакая человеческая сила не защитила, если бы не это святое изображение, что гнездо грешников, как щит, покрывало, чтобы дать им время для исправления.

Мшщуй из Шчавина, которого Брохоцкий звал Дедулей, был человеком уже очень пожилого возраста, но по его телосложению можно было понять, что и он некогда был таким же храбрым солдатом, как пан Анджей. Теперь у него немного сгорбилась спина и согнулись в лук плечи, но похудевшие кости были огромных размеров. Также длинное лицо с разросшимися усами, кустистыми бровями,