Книга из человеческой кожи - Мишель Ловрик

– Мне очень жаль так поступать с вами, мадам, простите меня, – горестно лепетала она, ударив меня Библией по виску с такой силой, чтобы там появились настоящий синяк и отек.

– Ложитесь побыстрее, так будет лучше, – нежно прошептала она, когда я скорчилась на полу, подложив под голову подушку, которую она заранее припасла для этого случая.

Шаги vicaria уже доносились из моего замершего в оцепенении дворика. Эти шаги приблизились ко мне вплотную, и я ощутила, как ее тень упала на мое тело, закрывая от солнечных лучей. Я держала глаза закрытыми и старалась дышать медленно и ровно, словно пребывала без сознания. Она толкнула меня обутой в сандалию ногой. На меня пахнуло вонью ее омерзительного дыхания. Но, когда она повернулась ко мне спиной, чтобы расспросить Жозефу, я осторожно приоткрыла один глаз. На поясе у Ведьмы висел мешочек с травами. На мгновение я увидела ее профиль, и у меня перехватило дыхание. Экстатическое возбуждение стерло с ее лица выражение досады и гнева, и сейчас оно казалось непривычно безжизненным и пустым, как у деревянной куклы.

– Сестра Констанция споткнулась о свой костыль и упала, понимаете, – пустилась в объяснения Жозефа. Но не был ли ее тон слишком уж вызывающим? – Ударилась головой. Напрочь лишилась чувств.

Vicaria не спешила уходить. Сквозь опущенные ресницы я наблюдала, как она отвязала с пояса мешочек и протянула его Жозефе.

– Свари из них настойку, – велела она девушке. – И ложкой вливай ей в рот, даже если она не очнется.

Сестра Лорета слегка покачивалась взад-вперед, крепко обхватив себя руками. Она радостно закудахтала:

– Это как раз то, что нужно Венецианской Калеке.

Жозефа кивнула, не издав ни звука, и осторожно взяла яд в руки.

– Ступай… ступай и вскипяти чайник – настаивала Ведьма. Лицо Жозефы стало замкнутым, как закрывшийся бутон цветка.

«Сестра Лорета намерена остаться до конца и проследить, чтобы ее приказание было исполнено, – подумала я. – Она намерена заставить бедную Жозефу убить меня».

– Но в очаге нет огня, – запротестовала моя служанка.

– Ну так разведи его, – пропела vicaria.

Доктор Санто Альдобрандини

Говорят, что в старые времена только высокородным обитателям Анд были доступны удовольствия, доставляемые Eryt-hroxylum peryvianum, который аборигены именуют «кокой». Листья, высушенные на солнце, хранятся в особых мешочках. Прием вовнутрь осуществляется посредством простого жевания, во время которого во рту появляется резкий, но отнюдь не горький привкус. В наши дни, когда подкрадывается высотная болезнь, или голод, или тоска, перуанцы всех сословий ищут прибежища в сладких грезах, доставляемых листьями коки, способными заглушить все неприятные чувства, не убивая того, кто страдает от них.

Впоследствии, когда все обнаружилось, я едва сам не лишился чувств, представив себе, что происходило на самом деле. Только смекалка Жозефы спасла бесценную жизнь Марчеллы. Разводя огонь в очаге, samba на мгновение отвлекла внимание vicaria, вынудив ту повернуться к ней спиной.

– Там кто-то пришел! – выкрикнула она, пинком опрокинув ведро с углем позади себя.

Как только vicaria поспешила к двери, чтобы узнать, кто это там стучит, Жозефа высыпала содержимое мешочка в огонь, положив туда взамен листья коки из собственного передника. Она помешивала настойку в горшке, когда сестра Лорета вернулась обратно. Ведьма ударила Марчеллу по лицу, чтобы привести ее в чувство.

– Снадобье готово, дай его сюда немедленно! – приказала она Жозефе.

А потом Ведьма стала смотреть, как горячая жидкость вливается в горло Марчелле, до последней капли.

Я представил себе эту картину – всхлипывающая Жозефа подносит чашку к губам своей обожаемой Марчеллы, а та пьет, не зная, доживет ли до конца процедуры.

Настойка коки быстро повергла Марчеллу в бредовое состояние. Его симптомы – липкая кожа, затуманенный взор и желудочные спазмы – убедили vicaria в том, что дело сделано или, по крайней мере, процесс уже не остановить. Она удалилась.

Жозефа оставалась рядом со своей госпожой до тех пор, пока та не начала приходить в себя. Затем ее сменила Эрменгильда, а Жозефа помчалась к нам, чтобы сообщить о том, что случилось.

Мы уселись вокруг старого стола с поцарапанной крышкой: Фернандо, заплаканная Беатриса и все еще дрожащая Жозефа. Она все время повторяла:

– Теперь вам надо действовать быстро-быстро.

Два дня спустя умерла одна из моих пациенток. Она подходила для наших целей: бедная индианка, у которой не было семьи или родственников, отличавшаяся столь хрупким телосложением, что, пожалуй, даже Марчелла выглядела крепче. Ее обнаружили без сознания в поле на окраине города. Несмотря на то что именно такой труп сейчас мне требовался, я применил все свое умение, чтобы спасти несчастную. Я не смог бы совершить убийство по небрежению даже ради того, чтобы освободить Марчеллу. Разве мог я просить ее выйти замуж за убийцу?

У моей пациентки случилось внезапное кровотечение, предвидеть которое было невозможно. Она носила в себе зародыш мертвого ребенка, который я надеялся удалить, чтобы хотя бы попытаться сохранить жизнь матери. Мой скальпель обнаружил внутри крошечное скрюченное тельце, которое уже начало разлагаться. Я сидел рядом с девушкой, пока жизнь по капле вытекала из нее, держа ее за руку и мысленно благодаря за то, что она собиралась сделать для Марчеллы и меня. Я даже не знал, как ее зовут.

Я отправил посыльного к пеону, которому Марчелла посоветовала мне довериться. Через двадцать минут Арсе приехал с повозкой. Он вынул из кармана помятый рисунок и сравнил его с моим лицом, потом улыбнулся.

– Там, вверху, на горе, Марчелла нарисовала тебя, – пояснил он.

Он с уважением принял у меня тело женщины и перекрестился, укладывая его на повозку. От монеты, которую я предложил ему, он небрежно отмахнулся.

– Чтобы вытащить оттуда одну девочку живой, я с радостью отвезу мертвую на ее место, – улыбнулся он. – А та, твоя, думаю, очень даже жива!

Я смотрел, как повозка, подпрыгивая на неровностях дороги, катится по улице к монастырю Святой Каталины.

Сестра Лорета

Праведник прислал Мне посыльного с сообщением, что он почтет за честь повидать Меня. Он надеялся, что Меня вполне устроит назначенный им для встречи вечерний час, поскольку «наши дни взаимно, хотя и для каждого по отдельности, наполнены служением, которое повелел нам исполнять Господь. Что же касается точного времени, то, боюсь, оно зависит от состояния и нужд моих пациентов».

Я написала ему в ответ: «Вам не нужно оповещать Меня о своем прибытии заранее, доктор. В любой час ночи вы застанете Меня за работой по воплощению Божьего замысла».

И когда на следующий вечер у ворот звякнул колокольчик, Я поняла, что это может быть только святой праведник из Рима. Я быстро натерла перцем свои стигматы, чтобы их легче было разглядеть в пламени свечей. Затем Я поспешила во двор и успела как раз вовремя, чтобы перехватить portera. На лице ее отразилось разочарование, когда Я сказала ей, что открою ворота сама.

– Умерьте свое вульгарное любопытство, – посоветовала Я ей, – или ваши обязанности будут переданы другой сестре, более заслуживающей этой чести.

Она отпрянула в сторону, дрожа всем телом. Ее реакция была столь преувеличенно-явной, что заставила Меня задуматься. Мне стало интересно, что скрывает сестра Розита? Спеша к воротам, Я решила, что попозже проведу необходимое расследование.

Он упал на колени, когда увидел Меня, и сложил руки в молитвенном жесте – прямо посреди пыльной улицы. А потом он произнес по-испански с сильным ватиканским акцентом:

– Стигматы! Я слышал о том, что за этими стенами обитает набожная и благочестивая душа. Путешествие через несколько океанов стоило того, чтобы узреть ее собственными глазами!

Я скромно потупилась и предложила ему подняться и войти в обитель Святой Каталины на правах Моего гостя. Он последовал за Мной в oficina.

Когда же Я наконец подняла на него глаза, то сразу же заметила, что святой праведник отличается внушающей тревогу мальчишеской манерой поведения. Лицо его было мокрым от пота, когда он смотрел на Меня. Его нетерпение и взвинченное состояние подсказали Мне, что душа его терзается каким-то страстным желанием. Разумеется, Я читала его беды и несчастья с легкостью и ясностью, недоступной тем, кто проводит жизнь в отупляющей атмосфере чувственного удовлетворения.

Я заперла дверь изнутри, чтобы ничто не мешало нашей беседе, хотя легковесные и легкомысленные монахини устроили очередное пиршество. В этот вечер Я решила не укорять этих глупых девчонок, сломя голову носившихся по всему монастырю в сопровождении ароматов жаркого и звуков мелодий Россини, которые, как они напрасно надеялись, достигнут спящих ушей priora и утешат ее на одре болезни.