Ледяной коготь (трилогия) - Артём Демченко

В этот момент один из солдат прислонил ладонь к мокрым от слез глазам, стекавшим по молодым веснушчатым щекам.

      Страдая, слезу вытирала она,      Прощаясь, лицо целовала она.      Лопату схватила в отчаянье мать      И сына песком начала засыпать.

      В поступке твоём человечность видна,      Сердечность, как жемчуг, чиста и ясна.      Ты честь защитила мою, сберегла,      Ты, милая мама, мне силу дала.

      Они обнялись, попрощались навек.      Их смелость течение бурное рек      Песок уже, кажется, шеи достиг…      Но тут появился тот самый старик.

      Сынка откопайте, отройте, сказал,      Стену крепостную не стройте, сказал.      Когда из народа такие сыны,      Страну от врагов защищают они.

      Из камня и глины стена не спасёт,      Навалится враг и стена упадёт.      Детей воспитайте на благо страны!      Любовью к Отечеству люди сильны.

      Живите свободно, дружны и вольны,      Не надо бояться, что нету стены.      Врагам же склонённых голов не видать,      Когда есть такие, как сын и как мать.

Когда Мируэль закончил читать стихотворение, никто не проронил ни слова. Стояла гробовая тишина. Каждый был погружён в свои мысли, каждый извлек из этих пронизывающих каждую клетку души строк что-то для себя. Затем, спустя несколько минут гробовой тишины, раздался тихий, еле слышный голос Хеншура:

— Капитан, я… — договорить ему не дал раздавшийся грохот, который раздался по всему городу. Все поняли, что начался очередной обстрел города из смертоносного оружия, сеявшего смерть и разрушение по всему Эльдорасу. Успокоившись, все воины, один за другим легли спать на холодный каменный пол, полностью, словно губка, пропитанный влагой. Один только Мируэль не мог заснуть: он ждал, ждал того момента, когда на горизонте из яркого, ослепляющего пламени восхода выйдут его друзья с долгожданным спасением для них всех.

Однако, к его глубочайшему сожалению, на горизонте виднелось лишь ярко красный утопающий в заснеженном холме солнечный диск, предоставлявший место темной, бескрайней ночи, предвещавшей недобрые события, которые обрушатся на Эльдорас в это жуткое и выжимающее все соки время.

Глава VII

Светящийся ярким светом лунный круг проливал слепящий белый свет на кроны вековых Лориэльских ясеней. Через густой лес, наполненный поваленными деревьями и пнями, оставленными после варварской вырубки его войсками Тейноруса для разжигания костров, пробирались, уставшие и измотанные, наши герои. Элендил, изрядно уставший после стычки с разбойниками, медленно плелся за драконом, который прокладывал путь к городу, ломая ветки и откидывая их в сторону. В тот момент, когда эльф хотел сказать, что устал и ему нужен отдых, дракон прервал его вопросом:

— Нам еще долго идти?

— Примерно минут десять, — устало ответил Элендил. — О Зевс, во что они превратили этот прекрасный лес! Эх, Милианора…

— Милианора? — с любопытством спросил дракон. — У тебя появилась девушка?

— Не совсем, — ответил Элендил. — Мы познакомились с ней буквально за два дня до праздника Трех Богов, когда я собирался поехать в Эльдорас. Мы встретились у Незамерзающего ручья, когда я пошел за водой для путешествия. Она была прекрасна: зеленые глаза, сверкавшие на солнечном свете, локоны блестящих светлых волос, свисавших до плеч, ее прелестная, уточненная улыбка… Мы встретились взглядами и стояли так минут пять, не больше. Затем она, отведя взгляд в сторону, направилась в противоположную от меня сторону. Я окликнул ее и спросил как ее зовут. Она ответила, что ее зовут Милианора и что она дочь князя. Я спросил, почему она была без охраны, мол, мало ли что. Она сказала, что здесь бояться нечего: только животные, да энты. Я ничего не ответил, так как все мои мысли были сосредоточены на ее божественной красоте, но поняв, что мне ничего с ней не светит, просто сказал: «удачи, береги себя» Она улыбнулась, подняла с земли кувшин и ушла, — Элендил перепрыгнул большой камень, внезапно оказавшийся на его пути. — Больше я ее не видел, хоть и пытался найти ее. Но, к сожалению, времени не хватило: пришла пора ехать в Эльдорас. Ну, а дальше ты сам знаешь…

— Хорошая история, — сказал дракон присущем ему добрым, немного басистым голосом. — Похоже, мне скоро придется быть свидетелем уже на третьей свадьбе.

— Ха-ха, не торопи события, — засмеялся Элендил. — Может у нас с ней еще ничего и не выйдет-война ведь.

— Вот что я тебе скажу, дружище: даже в самый безнадежный момент, мы должны верить в счастье, иначе мы просто потеряем надежду. Война-лишь еще одна преграда на нашем жизненном пути: все, что нужно сделать-это преодолеть ее. И любовь с верой в победу-самое мощное, что можно ей противопоставить.

— Серьезно? — спросил Элендил. — Значит, не все еще потеряно?

— Друг мой, — сказал дракон, положив лапу ему на плечо. — Все еще только начинается… Долго нам еще идти?

— Нет, вон уже главные ворота, — сказал эльф, указав на ярко светящееся вдали караульное помещение, над которым теперь, вместо привычных знамен княжеского двора, реяли рваные знамена Тейноруса с двумя мечами и посохом посередине, которые были нарисованы на красном фоне развивавшихся на ветру красных полотен. За зубцами каменных стен были видны силуэты экипированных солдат, ходивших туда-обратно по потрепанным от камней катапульт башням.

— Есть какой-нибудь другой путь? — спросил дракон. — Просто не хотелось бы всполошить весь гарнизон.

— Да, — ответил Элендил. — Напротив нас восточный вход. Можно пройти через северный-он самый запустелый: никто по нему уже давно не ходит. Можно попробовать там.

— Здравая идея, — сказал дракон. — Давай рискнем.

Элендил одобрительно кивнул и сказал: «Хорошо, следуй за мной», направившись в обход стены к северному входу. Дракон, стараясь не задевать ветки деревьев, направился за ним.

…Двое охранников, вооруженных трофейными гномовскими ружьями, неспешно ходили взад-вперед по присыпанному снегом караульному помещению, озаренному светом факелов. Один из них, дойдя до каменной скамьи, которая покрылась ледяной коркой от продолжительных морозов, устало присел на нее.

— Как же холодно! — сказал он, жалуясь своему напарнику, который пристально вглядывался вдаль. — Когда у нас пересмена, ты не знаешь?